Как водится, всю операцию провалил сам «чрезвычайный штаб», давший по радио открытым текстом приказ службе «Скорой помощи» собрать все бригады к зданию больницы к 5 часам утра.
Переданный в эфир текст был такой: «Начало в 5 утра. Надо собрать к объекту все «кареты» У чеченцев, как известно, были японские рации шифроканалами (т. е. их переговоры перехватить было невозможно), а кроме того, в их руках был диспетчерская «скорой помощи», находящаяся в здании больницы. Кроме этого, они слушали переговоры «Альфы» друг с другом и с подразделениями поддержки, быстро поняв, что ничего более элегантного, чем «изнурительный бой со шквальным огнем», «Альфа» придумать не сумела. А именно к такому развитию событий отряд Басаева был готов лучше всего.
Что делали в тот момент Федеральное агентство правительственной связи и информации и Служба радиоконтрразведки ФСБ, отвечающие за контроль эфира, почему они не приняли элементарных мер по скрытности связи, не знает никто.
Прежде всего это хотелось бы знать генералу Гусеву.
В результате уже в 04.50 перемещение «альфовцев» было обнаружено чеченцами, которые открыли по двум передовым группам тот самый шквальный огонь, который готовила «Альфа». Таким образом, внезапность начала штурма, от которой во многом зависел исход задуманной операции, была сразу же потеряна. Причем плотность открытого чеченцами огня была такой, какую ветераны «Альфы» не видели никогда, даже при легендарном захвате дворца Амина в Афганистане. Группа, пытавшаяся обойти больницу с другой стороны, была уложена на землю перекрестным огнем из двух тяжелых пулеметов ДШК. Лейтенант Бурляев снайпер, попал под пулеметную очередь, когда бежал на помощь пятерке бойцов, пытавшихся выдвинуться на исходные позиции и попавшие в «огневой мешок» с невиданной ими доселе плотностью огня. Пули, пройдя между латами бронежилета, прошили бок, разворотили легкое и печень. Лейтенант умер мгновенно.
В этот же момент генерал Гусев услышал по рации голос майора Владимира Соколова одного из опытнейших бойцов «Альфы». «П…. ц, кажется, как-то буднично сообщил майор. Руку оторвало». Уже потом его обнаружили мертвым. Лейтенанту Дмитрию Рябинину снайперская пуля угодила в горло. Более 15 человек были уже ранены. Таких потерь «Альфа» не несла еще никогда, а штурм фактически еще и не начинался.
Началось только выдвижение на исходные позиции.
По плану операции, после занятия исходных позиций, по больнице должны были ударить из своих скорострельных орудий две БМП и четырехствольная «Шилка», делающая 1500 выстрелов в минуту. Под прикрытием этого огня «альфовцы» наносили удар из гранатометов по дверям и окнам первого этажа и врывались в здание, пока БМП и «Шилка» крушили окна и стены верхних этажей.
Однако, «Альфа» была положена на землю, успев выйти на исходные позиции, а подошедшая бронетехника, открыв убийственный огонь по верхним этажам, была почти сразу же уничтожена залпами станкового гранатомета. И «Альфа» осталась вовсе без прикрытия, захлебываясь, как образно выразил один из участников штурма, кровью и свинцом.
Гусев бросился в штаб и стал требовать у армейского командования поддержку бронетехникой. Армейские чины, пряча глаза от командира «Альфы» уверяли, что у них больше нет здесь исправных машин. Все на внешнем кольце оцепления города. Эти объяснения выглядели, более чем странными поскольку вокруг помещения «чрезвычайного штаба» просто места не было от стоявших вплотную друг к другу бронетранспортеров (БТР) и боевых машин пехоты (БМП), напоминавших стадо испуганных слонов в загоне у браконьеров. Только один полковник честно сказал Гусеву: «Я своих людей в это пекло не пошлю. Хотите, берите машины и действуйте».
Гусев приказал именно так и поступить. Заняв не очень удобные позиции, чтобы не попасть под огонь гранатометов Басаева, «альфовцы», оседлав одолженные БТРы, открыли огонь по окнам больницы.
Потом, по словам одного из снайперов «Альфы», начался вообще кошмар. Стоявшие в оцеплении войска, которых замучила совесть при виде истребления «Альфы», открыли по больнице шквальный огонь, впрочем, с довольно приличного расстояния.
Случилось то, о чем предупреждал Басаев: «Я не буду никого расстреливать из женщин и детей. Их расстреляют сами российские части, когда пойдут на штурм больницы». Так и произошло. Чеченцы поставили у окон захваченных людей и именно на них пришлась вся ярость открытого «Альфой» и другими подразделениями огня. Заложники главным образом женщины стояли в оконных проемах под дулами чеченских автоматов, отчаянно крича, размахивая простынями, умоляя прекратить огонь. Но их никто не слышал.
Скошенные очередями, разрываемые снарядами с боевых машин и бьющих в упор четырехетвольных установок, они падали убитыми и ранеными на окровавленный пол больничных палат, усыпанный осколками кирпичей, битым стеклом и кусками штукатурки рушащихся потолков. В некоторых помещениях вспыхнули пожары. Крики и мольбы были тщетны. Их никто не слышал.
Николай Егоров, взбешенный и перепуганный, метался среди обезумевших офицеров и солдат, сам напоминая безумного, грозя расстрелять всех и каждого неизвестно за что.
В этот момент Басаев, видя, что штурм захлебнулся, даже толком не начавшись, послал трех медсестер-добровольцев к российскому командованию с предложением прекратить огонь.
При выходе из больницы все три женщины были скошены очередями.
Всетаки нужно отдать должное «Альфе». Даже положенная шквальным огнем на землю, она не лежала без дела. Профессионал он на то и профессионал, чтобы вести огонь при любом положении тела и оружия. Но, к счастью (видимо, и для самой «Альфы» тоже), где-то к 9 утра у «альфовцев» кончились патроны и гранаты. КАМАЗ с боеприпасами, предназначенный для «Альфы», куда-то таинственным образом исчез и отыскался только на следующий день где-то на окраине города, охраняемый одним милиционером. Такая команда как «Альфа» имеет право на собственные маленькие тайны.
«Альфа», провожаемая дружным огнем чеченцев, отошла под прикрытием огня БТРов, хотя и поспешно, но с достоинством.
Басаев прекратил огонь. Возможно, что именно он и купил «альфовский» КАМАЗ с боеприпасами, но нечего было транжирить их впустую.
И тогда все увидели стоявших в окнах заложников, кричащих и размахивающих простынями.
Но не это волновало генерала Гусева. Его волновал вполне законный вопрос: откуда у Басаева столько боеприпасов?! Откуда у него тяжелое вооружение, о котором «Альфа» узнала только в момент открытия огня.
В самом деле откуда?
«Альфа», которая, начиная с 1991-го года, не могла толком выполнить ни одного порученного ей задания, подставляя политиков, естественно, желающих оставаться в тени, поражений не признает и постоянно твердит, что политики подставляют ее. Идет интересная игра, где все участники с удовольствием постоянно наступают на одни и те же грабли.
Взбешенный генерал Гусев позднее придумал версию о том, что городская больница в Буденновске была облюбована Басаевым еще полгода назад. Готовясь к операции, чеченская разведка организовала при больнице кооператив «Ирбис», арендовавший там подвал, куда в течение нескольких месяцев завозились оружие и боеприпасы…
Но как бы то ни было, штурм, к которому так долго готовились, провалился.
Через некоторое время из главного корпуса больницы вышли двое врачей с белыми простыня ми. Одна из них женщина-хирург стала биться в истерике и кричать: «Не стреляйте! Умоляю, не стреляйте! Там дети! Много детей!»
В этот момент в «чрезвычайном штабе» появился Владимир Жириновский, который прибыл в Буденновск вместе со знаменитым врачем гипнотизером Кашпировским, сказавшим публично в Думе: «Если я приеду в Буденновск, все заложники будут освобождены». Способности Кашпировского были известны на всю страну.
Что касается Жириновского, который никогда не отличался особым тактом, то увидев в штабе министра внутренних дел генерала Ерина, он с некоторыми нотками злорадства в голосе спросил:«Ну, что? Слышал я штурм провалился?».
Генерал армии Ерин никогда не терял самообладания. Он не стал выяснять, почему нарушен строжайший приказ никого в штаб не допускать без особого разрешения. Почему-то этот приказ безукоснительно выполнялся, когда речь шла о Сергее Ковалеве, а Жириновского никто даже не осмелился остановить.
«Почему провалился? — с недоумением в го лосе спросил Ерин. — Мы занимаемся выдавли ванием чеченцев из здания…»
Поскольку Ерин, Егоров и Степашин имели на штурм «высочайшее» повеление, их больше беспокоило то, что «повеление» выполнить не удалось. Но время еще было. Поэтому в Москву пошло победное донесение, составленное, правда, в слегка осторожных выражениях.
