Но – в боях за Родину.
Другая часть Советской армии была принуждена изображать тяжеловооруженную полицию. Не вышло ничего хорошего. Не вышло хорошей полиции. Армия доказала, что она не может выполнять карательные операции.
Даже у Гитлера для карательных операций были зондеркоманды. Это – другая профессия.
Мы попытались превратить солдат в милиционеров, а сделали уголовниками. Война эта была преступна, и ответственность – конечно, в разной степени – лежит на каждом участнике.
Русским плохо жилось в Чечне в 1970–1980-е годы. Могли оскорбить, могли убить. Русские девушки вечером боялись выйти на улицу.
Ну вот, теперь чеченцы за это наказаны. Нет города Грозного, где они так обижали русских девушек. Да и девушек, и дедушек, и бабушек там тоже почти нет. Погибли. (Возможно, установив мир, создадут какую-нибудь комиссию, которая подсчитает число погибших жителей, поделит их по национальному признаку, и тогда мы узнаем, сколько русских погибло, пока русская армия полтора года целилась в Дудаева.)
Русская армия не победила, но поражение Чечне нанесла. Чечня разрушена. Будь она иностранным государством, мы бы сказали, что она уничтожена.
Чеченцы наказаны за плохое отношение к русским. А до этого чеченцы наказывали русских. А до этого их наказали русские, поголовно депортировав в ссылку. Половина – вымерла, половина – выжила.
Вот вопрос: кто выживает в лагерях? И во что превращается там человек? Знаем доподлинно: наша зона уродует. Попал по ошибке – вернулся вором, бандитом, подонком. В зоне нет места милосердию. Хороший умирает или становится плохим.
Засадив в лагерь всю нацию, советская власть (мы) подвергла ее перевоспитанию. Сделала уголовной по преимуществу.
(Когда Берия в честь смерти Сталина выпустил уголовников, люди во всех городах страны боялись выйти на улицу. И в Москве в 1953-м могли запросто зарезать за куртку, за «не дал закурить». Значит, дело не в нации, а в зоне.)
Но тот, кто отправляет в ссылку грудных детей, – тоже, безусловно, уголовник, независимо, отдает ли приказы или «всего лишь» исполняет их.
И нечего удивляться, что русским стало плохо в Грозном, когда туда (домой!) вернулись из ссылки чеченцы.
Депортация 1944 года аукнулась в 1994-м.
Впереди опять пятьдесят лет мучительной расплаты за жестокость и глупость.
В предгорьях Кавказа еще пятьдесят лет женщины в черном будут показывать рукой на север со словами: «Это они убили твоего отца».
А в Новосибирске, Нижнем Новгороде, Саратове, Москве – всюду, куда из Чечни шел «груз 200», – забудут кремлевских негодяев и станут показывать на юг, и ненависть, от которой нет лекарств, снова и снова…
Мемуары Ельцина
16 сентября 1996, «Новая газета»
Все нормальные люди (не изверги) хотят, чтобы Ельцин хорошо перенес операцию. Но не все хотят, чтобы он был президентом.
Некоторые – независимо от того, состоят ли они где-либо на учете или уклонились от него, – хотят какого-нибудь Анпилова или Брынцалова. Таких некоторых мало, и мы их в расчет не берем.
Другие – которые почему-то считаются нормальными – хотят Черномырдина или Чубайса. Эти другие сейчас интенсивно разрабатывают сценарии, прикидывают, интригуют…
Вполне возможно, что после операции врачи предпишут Ельцину полный покой. И он окажется в почетной изоляции – в Барвихе ли, в Завидове или каких-нибудь Горках Ельцинских.
Ленин провел в Горках два года. Формально сохраняя власть, он ничего уже не мог и ничего не знал. Специально для него издавали в одном экземпляре «Правду»; и в этой действительно ленинской «Правде» – были тишь да гладь, молочные реки, кисельные берега.
Изредка, когда сознание и речь отчасти возвращались к вождю, он диктовал статьи, письма к съезду, инструкции товарищам по партии.
Но генеральный секретарь товарищ Сталин (а генеральный секретарь тогда был вовсе не руководитель страны, но всего лишь руководитель аппарата) – Сталин все эти ленинские записочки, посмеиваясь, прятал.
Через сорок лет мы читали и ужасались: оказывается, больной Ильич почти все понимал. Понимал, что Троцкий, Сталин, вся ленинская команда (тогда говорили «гвардия») никуда не годятся, что социализм построили не так и что надо немедленно реорганизовать Рабкрин.
Со Сталиным проще. Он сам себя изолировал и ничего крамольного не писал. А вот Хрущев… Его свергли, заперли в дачное место, но там он тайком надиктовал мемуары и переправил их за границу – то есть совершил то, за что сам же сажал.
И опять в мемуарах нашего очередного вождя: этот – дурак, этот – лакей, здесь перегнули, там ошиблись…
И ведь правда. Единственное, что история ставит Хрущеву в заслугу, – разоблачение культа личности, освобождение политзаключенных…
Если Ельцин надиктует честные мемуары, мы увидим их очень не скоро или не увидим никогда. Ибо они затронут таких людей и такие интересы…
Что он расскажет?
Получил великую власть.
А что великого совершил?
Великого хорошего – ничего. Великого плохого – немало.
Чеченская война. Мы разбили себе морду в кровь. Мир наконец заключен. Для политиков – это мир ленинского типа, «похабный», унизительный Брестский мир. Для людей – счастье. Но неизбежен вопрос прокуратуры: зачем убиты сто тысяч человек?
Провал реформ. Катастрофический спад производства, умирание науки и образования. Сотни тысяч самых здоровых мужчин ушли в охранники. Сотни тысяч (если не миллионы) самых здоровых и предприимчивых мужчин и женщин стали челноками: вывозят валюту, инвестируют ее в китайские фабрики и привозят ширпотреб. А почему не наоборот?
Моральный крах. Люди в 1991-м верили в демократию, в справедливость, в поворот (пусть нелегкий) к счастливой жизни, в то, что нашлась дорога к Храму. Верили в конец лжи. Слово «покаяние» целый год было в моде.
Тогда казалось, в компартии остались трое: Лигачев, Полозков, Нина Андреева. Рейтинг КП был мизерным… И вот: за коммунистов голосуют двадцать пять миллионов – в полтора раза больше, чем было членов КПСС в СССР.
Это судьба. Нелепо возлагать всю ответственность за исторический процесс на одного человека. Но в глазах людей президент отвечает за все.
В 1991-м Ельцин один набрал больше, чем все остальные: Макашов, Рыжков, Бакатин, Жириновский. (Партия по неопытности наделала слишком много кандидатов, раздробила собственный электорат.)
В 1991-м Ельцин добыл не только великую власть. (Да и не добыл. Свалилась.) В его руках был энтузиазм десятков миллионов – исторический счастливый случай. А на что потратил?
Власть сохранена. Энтузиазм уничтожен.
Его дважды избрали президентом. И оба раза – вопреки. Первый раз – вопреки Горбачеву. После десятилетий рабства люди впервые получили возможность сказать власти (Горбачеву): «А вот хрен тебе!» И избрали Ельцина. Второй раз его избрали против Зюганова.
Не идея, а жажда власти гнала вверх. Стал президентом. Выше некуда. И он стоял на вершине, балансируя, теряя время и силы, не двигаясь вперед.
У Ельцина никогда не было никакой идеи, никакой программы. Поэтому всякий раз после победы он не знал, что делать.
Власть впадала в прострацию, ударялась в загул и гуляла до тех пор, пока не наступала необходимость защищать себя.
Все проворонила эта власть, только себя сохранила.
В 1991-м пользовался идеями демократов. В 1994-м – идеями Жириновского. В 1996-м Зюганов плакал, что Ельцин у него «украл лозунги».
В 1990-м горячо поддержал прибалтийский сепаратизм. Осудил (как имперский отвратительный акт) танки, сделавшие два холостых выстрела в сторону вильнюсского телецентра. Вообще в 1990–1991-м был главным идеологом сепаратизма («берите суверенитета, сколько можете унести»). И сам в декабре-91 совершил самый масштабный акт сепаратизма в истории. (Отделение Штатов от Англии не идет в сравнение с отделением Украины от России.)
Беловежское уничтожение СССР было совершено – это всем ясно – не для великой цели, не для свободы России (она и так была независимой, другие зависели от нее). Совершилось освобождение республиканских секретарей от генерального секретаря. Каримовы, Ниязовы получили возможность покупать личные «боинги». Ельцин создал личную охрану то ли в двадцать тысяч, то ли в сорок тысяч человек.
Вчуже совестно вспоминать, как Ельцин был главным борцом с привилегиями. Но даже миллионнодолларовые сегодняшние привилегии – пустяк. Главное – другое. Он – не реформатор. Он всегда двигался под давлением обстоятельств, событий и – под давлением интересов ближних. И все зависело от того, кому он доверялся.
В каком-то смысле Ельцин – вечный заложник. Кем он повязан: Коржаковым или Чубайсом – нам-то что? Нас ведь не Коржаков надул ваучерами, и не Барсуков уничтожил сбережения.
Все сподвижники обогатились. Все получили корпорации, институты, фонды, центры, дачи. Только крестьян не дарил.
