Затем, расплатившись с очень довольным англичанином, который весьма обрадовался таким неожиданным покупателям, мы вышли из магазина, таща на цепочках упирающихся собак.
Пока шли в порт, то уже начали колебаться, хорошо ли мы сделали, что осуществили эту покупку, потому что с собаками будет возня. Я еще утешал себя, что моя собачка маленькая и ее не так уж трудно будет устроить. А вот куда пристроит Эссен свою гончую величиною с теленка, был более сложный вопрос. Но уже нечего было делать – купили так купили.
Команда катера одобрила нашу покупку. Но одобрит ли ее старший офицер, мы сильно сомневались. Когда вошли на палубу, то вахтенный начальник от удивления не знал, что и говорить. Подумал, что мы слишком много выпили виски, что пришли на такую дикую мысль накупить собак, но, увидев, что мы совсем в порядке, только руками развел. Пошли к Дмитриеву сообщить о новых пассажирах на крейсере. Он, бедняга, совсем изумился и не знал, верить ли своим глазам. Говорит: «Да ведь они все помещения нам загадят, куда мы их поместим, что скажет командир!» Ничего, успокоили, что все обойдется, и пошли в кают‑компанию. Ну, нас всех, конечно, подняли на смех, но собаками заинтересовались и стали их осматривать.
Вдруг один офицер обращается ко мне и говорит: «Да ведь ваша собачонка слепая». – «Как слепая, – вскричал я. – Мы ее со всех сторон осматривали, и все было в порядке». Попросил доктора ее осмотреть. «К сожалению, – говорит, – на обоих глазах катаракты». Еще иметь хорошую собаку – это куда ни шло, но иметь слепую – уже было явно ни к чему. Все стали советовать завтра, рано утром, ее отвести обратно в питомник и потребовать три фунта обратно. Так я и поступил. Но хозяин питомника совсем не собирался мне возвращать деньги. Сказал, что я ведь осматривал пса, и он мне понравился, и это было мое дело, что я взял такого, у которого катаракты. Конечно, можно было бы поднять скандал, и, наверно, его заставили бы вернуть деньги. Но устраивать скандал не хотелось, да и времени не было для хождения в полицию и еще неизвестно куда, так как мы в полдень должны был уходить в море. Оставалось только вернуть моего бедного пса и торопиться на шлюпку.
Впрочем, я потом не слишком был огорчен, что остался без собаки, так как Эссен и Попов натерпелись много всяких неприятностей со своими псами. Те действительно всюду пачкали, и это было страшно неприятно.
Перед уходом из Портсмута адмирал получил телеграмму из Петербурга, в которой ему предписывалось зайти в Киль, что не входило в наше расписание. Как потом говорили, кайзер Вильгельм сообщил нашему морскому агенту, что он очень сожалеет, что русские корабли, посетив порты почти всех стран, не зашли в немецкие. Тот сообщил морскому министру, который, в свою очередь, доложил государю, и нам было предписано зайти в Киль.
В Киле мы были встречены с подчеркнутой торжественностью. В бухте, вытянувшись в одну линию, стоял весь германский флот. Нам было указано встать на якорь в самой глубине, что в смысле сообщения с городом было гораздо удобнее. Поэтому всем кораблям пришлось пройти вдоль линии немецких судов. При этом взаимно отдавались соответствующие почести.
Если это, с одной стороны, было любезностью, то с другой, мы оказывались запертыми германским флотом.
Главнокомандующий над флотом был принц Генрих Прусский. Сразу же начались визиты и приглашения. Всеми германскими офицерами было проявлено большое старание оказывать нам всевозможное внимание. Выходило, что здесь мы встретили гораздо большее радушие, чем в странах, с которыми были связаны политически.
То и дело на наши корабли приезжали офицеры с немецких кораблей и приглашали к себе или на берег провести время в какой‑либо пивной. Сидя с нами за бокалами вина, они всегда переходили на политические темы, точно в их задание входило выяснить настроение офицеров в отношении Германии.
Я как‑то съехал на берег с несколькими нашими офицерами, и мы попали в какую‑то пивную, которая привлекла нас тем, что все стены были завешены разными деревянными часами, которые на разные лады били. Куковали кукушки или звонили колокольчиками. Это было забавно, и шуму много, что, очевидно, немцам нравилось. Не успели мы расположиться за одним из столиков, как к нам подошел немецкий морской офицер, представился и просил разрешение сесть за наш столик, в чем мы ему никак отказать не могли, хотя и находили скучным. Сейчас же начались бесконечные разговоры, что немцы любят русских, что мы соседи, что мы должны жить в дружбе и т. д. Мы с ним вполне соглашались и старались перевести разговор на то, что происходит на сцене и на качество пива. Сначала это удавалось плохо, но когда наш немец достаточно нагрузился пивом, то понемногу отошел от политики и перешел на более житейские темы. Тогда мы с ним стали большими друзьями и даже его привезли на корабль, и он у нас проспал ночь.
Наше пребывание в Киле закончилось большим приемом на флагманском корабле принца Генриха. На него были приглашены – адмирал со штабом, все командиры и по несколько старших офицеров. Прием прошел очень гладко, и все остались вполне удовлетворенными. Впоследствии же мы слышали разговоры, что этот прием имел большое политическое значение и был своеобразным давлением на то, чтобы был подписан новый торговый договор, не слишком выгодный для России. Расчет был таков, что если произойдет задержка в его подписании, то будет сделан намек, что в данный момент пять русских кораблей находятся в руках немцев и они не будут выпущены до подписания договора. Действительно, в момент приема русские корабли не только были заперты, но и обезглавлены, так как весь высший командный состав был в руках немцев. Если это так, то грош цена была немецкому радушию.
В общем же, мы хорошо провели время в Киле, и даже нам был показан порт. Старинный город был очень интересен. Все в нем напоминало времена, когда корабли Ганзейского союза вели оживленную торговлю со всем миром.
В смысле военном Киль, со своей прекрасной бухтой для стоянки целого флота, должен был служить прекрасной базой, из которой немцы в случае войны с Россией будут действовать против Балтийского флота.
Распрощавшись с «гостеприимными» немцами, отряд вышел в Балтийское море. Каждая пройденная миля приближала нас к берегам России. Это приближение стало чувствоваться – попадались пароходы под русским флагом и рыбачьи лодки русского типа; открывались знакомые маяки. Становилось все холоднее. Надели пальто, и все же на вахтах порядочно мерзли.
Все офицеры были радостно настроены. В перспективе были отпуска и свидания с родными. Но, и помимо этого, всегда было так приятно снова оказаться в России. Гардемарины так и совсем сияли. Наступало последнее испытание – экзамены, а затем предстояло производство в офицеры.
В серое, однотонное утро открылся Либавский маяк, а затем и плавучий, обойдя который, отряд лег на фарватер ведущий в аванпорт, где и встал на якорь.
Первую новость, которую мы узнали, это было назначение адмирала Эссена начальником Действующего флота Балтийского моря. Следовательно, все боевые корабли поступали под его командование. Только учебные отряды оставались по‑прежнему в подчинении главного командира Кронштадтского порта. Это известие произвело на всех нас самое благоприятное впечатление. Теперь работа по организации боевого ядра флота должна была пойти быстро. Она была в надежных руках.
Сам адмирал Эссен в этот момент оказался в Либаве и держал свой флаг на учебном судне «Океан», где помещался и весь штаб. Начальником штаба был назначен капитан 1‑го ранга Стеценко, по прозвищу Пипин Короткий, названный так за свой чрезвычайно малый рост. Он считался очень строгим начальником, и его побаивались.
Первой задачей отряда было произвести выпускные экзамены корабельным гардемаринам. Как только прибыла экзаменационная комиссия от флота, они и начались. В сущности, это было формальностью, так как гардемарины, которые за плавание доказали свои способности и были отмечены преподавателями как годные для производства в мичманы, на них пропускались.
Экзамены длились три дня. После этого счастливые гардемарины уехали в отпуск, чтобы через две недели явиться уже офицерами на разные корабли.
С момента отъезда гардемарин назначение отряда заканчивалось, и он поступал в распоряжение начальника Действующего флота, который назначил ему смотр.
Адмирал Эссен относился очень не сочувственно к тому, что боевое ядро флота уходило на несколько месяцев в заграничное плавание с корабельными гардемаринами. Он считал, что те с таким же успехом могут проходить обучение на тех же кораблях во внутреннем плавании. Тем самым эти корабли не будут отвлекаться от прохождения своих программ. Правда, заграничные плавания приносили большой опыт личному составу в мореплавании, но вредили боевой готовности кораблей, то есть отвлекали от стрельб и вообще боевой тренировки. Поэтому предполагавшийся смотр имел целью доказать правильность взгляда адмирала, т. е. что заграничные плавания вредят боевой готовности кораблей. Следовательно, нам предстоял очень строгий смотр.
