Удовлетворенный Минь назначил самого доверенного соучастника, генерала Тран Ван Дона, исполняющим обязанности главы южновьетнамского Генерального штаба и связующим звеном с Конейном. Дон – родившийся во Франции аристократ – был выпускником французской военной академии и едва ли не интеллектуалом. Его дружба с Конейном растянулась почти на двадцать лет. Пока в сентябре – октябре формировался заговор, они поддерживали контакты. Чтобы избежать подозрений, обычно они встречались в кабинете сайгонского дантиста.
«Что бы там ни происходило, – вспоминал позже Конейн, – над зубами мне поработали на всю жизнь вперед».
Атмосфера в Сайгоне постепенно накалялась. Ню продолжал критиковать политику США и однажды даже назвал Лоджа «человеком без всяких моральных принципов». Он также то и дело намекал на возможные мирные предложения коммунистам, заявляя, что «американцы сделали все возможное, чтобы подтолкнуть меня к ним в руки». На инсценированных выборах двадцать седьмого сентября Ню с женой вновь получили места в марионеточном парламенте, набрав по девяносто девять процентов голосов. Неделю спустя еще один буддийский монах сжег себя в знак протеста, впервые после летних случаев подобного суицида.
В собственном посольстве Лодж столкнулся с неожиданной проблемой. Только прибыв в Сайгон, он предельно ясно дал понять подчиненным, что требует от них единодушия. В начале октября Лодж узнал, что глава отдела ЦРУ в посольстве Джон «Джоко» Ричардсон сомневается насчет переворота. Ричардсон поддерживал связи с Ню, а из-за его положения и заслуг – он проводил блестящие операции против нацистов во время Второй мировой войны и успешно управлял отделом ЦРУ на Филиппинах – к его мнению прислушивались в Вашингтоне. Лодж понимал, что Ричардсон вполне мог склонить чашу и без того шатких весов в пользу отмены операции. В начале октября Лодж сумел добиться перевода Ричардсона из Вьетнама. На его место пришел более прилежный агент.
Двадцать девятого октября, в шестнадцать часов двадцать минут, президент Кеннеди собрал в Белом доме пятнадцать старших советников по внешней политике и вопросам национальной безопасности для последнего совещания перед неминуемым переворотом. Спустя много лет всплыла запись этого собрания. Стенограмма глубоко разочаровывает. Стало ясно, что это просто хрестоматийный пример того, как нельзя проводить совместную политику. Присутствовавшие на собрании, как ожидалось, высказывали разнообразные мнения. Что примечательно, многие серьезно сомневались насчет необходимости переворота. Что еще более странно, ни Кеннеди, ни кто-то иной не отвечал на их предупреждения. Никто не предположил, что, если мнения столь разнятся, стоит отложить или вовсе отменить переворот. Голосования не проводили, не было и обсуждения последствий этого шага. Как только американцы подали вьетнамским товарищам знак, что они желают избавиться от Зьема, кампания началась сама собой.
Так как Хилсман отсутствовал на собрании, задача отстоять необходимость переворота легла на плечи Гарримана. Тот высказался крайне сдержанно, заявив лишь, что не верит в «наличие у Зьема достаточных лидерских качеств, чтобы привести свою страну к победе». В этой фразе и заключался весь смысл позиции в пользу свержения Зьема. Ей противостояли четверо главнейших в правительстве людей: министр юстиции Кеннеди, генерал Тейлор, глава ЦРУ Маккоун и Госсекретарь Раск. Еще один их союзник, генерал Пол Харкинс, глава американской военной миссии в Сайгоне, высказал свои сомнения в телеграмме, которую президент Кеннеди зачитал во время собрания. Один за другим противники переворота говорили о грядущей катастрофе:
РОБЕРТ КЕННЕДИ: Конечно, я в меньшинстве, но думаю, что это все не имеет смысла. Мы оставляем будущее страны, даже всей Юго-Восточной Азии, в руках человека, которого даже толком не знаем… Может, операция закончится успешно, однако я не видел ни в одном отчете, что хоть кто-то просчитал последствия.
ТЕЙЛОР: Должен сказать, что согласен с министром юстиции, и более того… Во-первых, вы получите абсолютно неопытное правительство, а во-вторых, сменятся все провинциальные главы, которые необходимы для управления, в то время как мы уже потратили целый год, чтобы наладить работу в этой области.
МАККОУН: Мы, по большому счету, согласны с генералом Тейлором… Успешный переворот, по нашему мнению – а я уверен, что оно верно, – повлечет за собой период политических беспорядков, междувластие и серьезно повлияет на ход войны. Последствия могут быть чудовищны.
РАСК: Вряд ли нам стоит верить в тех, кто сейчас на вьетнамской стороне… Я скептически отношусь к вероятности того, что вьетнамцы будут играть с нами честно… Они и не должны, и не будут так играть с западными людьми. Поэтому я считаю, есть здесь проблемы, чреватые последствиями.
ХАРКИНС: Я не выступаю против замены, отнюдь; полагаю, что в данный момент заменить стоит скорее методы, которыми действует правительство, чем само правительство. Я не увидел четкого плана ни у одной группы, ответственной за переворот. Думаю, мы должны еще раз серьезно рассмотреть все предложенные варианты, прежде чем примем решение.
Сомнения терзали даже самого президента. «Если мы просчитаемся, то за ночь потеряем все влияние на юго-востоке Азии», – рассуждал он. Затем, говоря о Лодже: «Он за переворот. И, на его взгляд, для этого есть очень хорошие причины. Я вам скажу, что он выступает за переворот куда увереннее, чем мы».
Когда все присутствующие высказались, собрание должно было закончиться вполне логично. Кто-то, а лучше всего – президент, мог бы сказать: «То, что мы собираемся сделать во Вьетнаме, имеет огромное значение. Однако на сегодняшнем собрании прозвучали серьезные сомнения. Может, нам следует отменить переворот?»
Вместо того чтобы потребовать от советников точных рекомендаций, Кеннеди завершил совещание, так и не придя к окончательному выводу. Сомнения по-прежнему витали в воздухе. Никто так и не представил связных, систематизированных доводов против переворота. Кеннеди же о них и не спросил.
«Положимся на Кэбота, – произнес он. – Так и порешим».
Этой загадочной и даже легкомысленной фразой президент утвердил операцию по свержению правительства во Вьетнаме. «Примечательно, что на совещании двадцать девятого октября 1963 года множество чиновников высшего ранга, включая самого президента, высказали свои сомнения по поводу переворота, но это никак не повлияло на ход событий, – удивлялся в предисловии к опубликованной стенограмме историк и архивовед Джон Прадос. – Президент Кеннеди не объявляет об окончательном решении, однако рабочая группа продолжает действовать, словно США переворот поддерживают».
Генерал Дон пообещал уведомить Лоджа за сорок восемь часов до начала активных действий, но с приближением дня «икс» заговорщики склонялись к мнению, что это слишком рискованно. Конейну он сообщит, что выступит до второго ноября. Точную дату, как оказалось потом, выбрали случайно.
Рано утром пятницы первого ноября командующий южновьетнамским флотом Хо Тан Куэн играл в теннис в сайгонском Доме офицеров. Куэну как раз исполнялось тридцать шесть лет, и товарищи предложили отметить день его рождения. По пути в ближайший ресторан офицер, участвовавший в заговоре против Зьема, застрелил Куэна. В планы мятежников это не входило, и, как только генерал Минь узнал об убийстве, он понял – назад пути нет. Он уже несколько недель налаживал тайные связи в армии, и в его распоряжении оказалось немало подразделений пехоты, кавалерии и воздушных сил. Теперь Минь скомандовал: «В бой!»
Получив приказ, генерал Дон по телефону вызвал Конейна в Генштаб со всей доступной ему наличностью. Конейн привез три миллиона индокитайских пиастров (примерно сорок две тысячи долларов США) на пищу и прочие расходы: заговорщики не желали привлечь к себе внимание предварительным сбором финансов. Конейн также захватил радиопередатчик, который позволил ему установить прямую связь с коллегами из ЦРУ, а через них – с высшими чинами Вашингтона. Первое зашифрованное сообщение – «девять, девять, девять, девять, девять» – дало им понять, что операция началась.
Генерал Дон спешно собрал всех военных командиров Сайгона на обед в Доме офицеров. Когда офицеры прибыли, Дон рассказал им о перевороте и потребовал от каждого заявить о поддержке. Все фиксировалось на записи. Большинство высказалось в пользу переворота. Остальных арестовали.
Во время этого необычного «обеда» отряды повстанцев вовсю действовали в городе. Они захватили аэропорт, полицейский участок, две радиостанции, военно-морской штаб и почтамт. Другие отряды перекрыли трассы, по которым в столицу могли попасть верные правительству подразделения.
Мятежные офицеры решили дать Зьему и Ню возможность безопасно покинуть страну, если те мгновенно сдадутся, однако ни тот ни другой не подошел к телефону во дворце Гиа Лонг. Зьем уже переживал перевороты и был уверен, что справится и с этим. Сперва он хотел позвать на помощь генерала Миня. И только когда ему сообщили, что как раз Минь стоит во главе мятежников, Зьем понял всю серьезность ситуации. Он связался с генералом Доном и сказал, что готов объявить о новых реформах и новом правительстве.
