что, если я не буду определять себя для себя, меня перемелют, превратят в чужие фантазии обо мне и съедят заживо. Моя поэзия, моя жизнь, мой труд, мои силы для борьбы были недопустимы, если только я не притворялась, что вписываюсь в чужую норму. Я поняла, что я не только не могу преуспеть в этой игре, но что энергия, которую требует этот маскарад, будет потеряна для моей работы. А мне нужно было растить детей и учить студенток. Война во Вьетнаме обострялась, наши города горели, всё больше наших детей отключались под наркотиками в школьных коридорах, героин захватывал наши улицы. Нам нужна была внятная сила, а не конформность. Были и другие сильные, готовые работать Черные люди, чьи идеи кромсали и заглушали, загоняя их в тесные воображаемые рамки Черности. Не было защиты от этого и у Черных женщин. На одном национальном собрании Черных женщин по поводу политического действия молодую активистку за гражданские права, которая всего за несколько лет до этого пережила побои и тюремное заключение в Миссисипи, смешали с грязью и заставили замолчать, не поверив ей, потому что она была замужем за белым. Некоторые из нас выстояли, другие пропали в борьбе. Это было время больших надежд, больших ожиданий, но и больших потерь. Теперь это история. В восьмидесятых нам незачем повторять те же ошибки.
Чистая энергия Черной решимости, высвобожденная в шестидесятые, стала топливом для изменений Черного сознания, представлений о себе и ожиданий. Эта энергия всё еще ощущается в движениях за перемены среди женщин, других людей Цвета, геев, людей с инвалидностями – всех бесправных народов в этом обществе. Это наследие, которое шестидесятые оставили нам и другим. Но мы должны признать, что многие наши высокие ожидания скорых революционных перемен не оправдались. А многое из достигнутого разрушается прямо сейчас. Это не повод для отчаяния, не причина отрицать значимость тех лет. Но мы должны встретить с ясностью и проницательностью уроки, которые несет нам чрезмерное упрощение всякой борьбы за самосознание и освобождение, иначе мы не сможем собрать нужные силы, чтобы противостоять многообразным угрозам для нашего выживания в восьмидесятых.
Не бывает однонаправленной борьбы, потому что мы не живем однонаправленную жизнь. Малкольм знал это. Мартин Лютер Кинг-младший знал это. Наши битвы конкретны, но мы не одиноки. Мы не совершенны, но мы сильнее и мудрее, чем сумма наших ошибок. Черные люди были здесь до нас и выжили. Мы можем читать их жизни как указатели на пути и понимать, как точно заметила Бернис Ригон [153], что каждая и каждый из нас здесь потому, что кто-то до нас сделали что-то, чтобы это стало возможным. Учиться на их ошибках не значит преуменьшать ни наш долг перед ними, ни тяжкий труд, необходимый, чтобы стать собой и стать эффективными.
Мы так легко теряем нашу историю, если нам ее не разжевали заранее в «Нью-Йорк Таймс», «Амстердам Ньюс» [154] или в журнале «Тайм». Может быть, это оттого, что мы не слушаем наших поэтов и юродивых, а может, оттого, что не слушаем голоса наших матерей в самих себе. Когда самые глубокие истины, которые я говорю, звучат из моих уст голосом моей матери, хоть я и вспоминаю, как спорила с ней, мне приходится пересмотреть и наши отношения, и источники моего знания. Это не значит, что мне нужно романтизировать свою мать, чтобы ценить то, что она дала мне: быть Женщиной, быть Черной. Не нужно романтизировать прошлое, чтобы видеть, как оно дает ростки в настоящем. Незачем переживать расточительство забывчивости, которая отнимает у нас уроки прошлого, вместо того чтобы позволить нам читать их с гордостью и глубоким пониманием.
Мы знаем, каково быть теми, кому лгут, и знаем, как важно не лгать самим себе.
Мы сильны, потому что выжили, а это и есть главное – выживать и расти.
В каждой и каждом из нас есть частичка человечности, которая знает, что нам не несет блага машина, порождающая один кризис за другим и перемалывающая наше будущее в пыль. Чтобы не позволить огромным силам, нацеленным против нас, установить ложную иерархию угнетения, мы должны научиться видеть в каждой нападке на Черных, в каждой нападке на женщин наступление на всех нас – тех, кто понимает, что системы, которые стоят на наших плечах, не служат нашим интересам. Каждая и каждый в этом зале – связующее звено между законами против бедных, убийствами геев, поджогами синагог, уличными домогательствами, нападениями на женщин и участившимся насилием над Черными людьми. Я спрашиваю себя так же, как и каждую и каждого из вас: каких именно изменений в ткани конкретно моей повседневной жизни требует эта связь? Выживание – не теория. Как именно я участвую в подавлении любой группы из тех, кого я считаю своими? Осознание должно озарить конкретные детали нашей жизни: кто трудится, чтобы испечь хлеб, который мы выбрасываем; или сколько энергии тратится на изготовление радиоактивных ядов, которые не распадутся даже через тысячу лет; или кто слепнет, собирая микротранзисторы в наших дешевых калькуляторах?
Мы – женщины, которые пытаются соткать будущее в стране, где Поправку о равных правах отклонили как подрывной закон. Мы – Лесбиянки и геи, первейшие мишени «новых правых», те, кому угрожает кастрация, тюрьма и убийство на улице. И мы знаем, что наше уничтожение прокладывает путь уничтожению других людей Цвета, старых людей, бедных – всех, кто не вписывается в эту мифическую бесчеловечную норму.
Разве мы можем позволить себе продолжать ссориться друг с дружкой?
Мы – Черные люди, живущие во времена, когда сознанием намеренной расправы над нами пропитано всё вокруг. Всё чаще люди Цвета становятся расходным материалом, это политика нашего государства и здесь, и за рубежом. Мы существуем под властью правительства, готового повторить в Сальвадоре и Никарагуа трагедию Вьетнама; правительства, которое встает на неверную сторону каждой битвы за освобождение, происходящей на земном шаре; правительства, которое вторглось и завоевало – пока я редактирую этот текст – суверенное государство Гренада площадью в пятьдесят три квадратных мили под предлогом того, что 110 000 ее житель/ниц представляют угрозу для США [155]. Наши газеты полнятся мнимой тревогой о правах человека в белой коммунистической Польше в то самое время, как мы санкционируем принятием и военными поставками систематический геноцид апартеида в ЮАР, убийств и пыток на Гаити и в Сальвадоре [156]. Американские консультационные группы поддерживают репрессивные правительства по всей Центральной и Южной Америке, так же как и на Гаити, причем консультирование – лишь кодовое слово, предваряющее военную помощь.
Решения о сокращении помощи
