На исходе того бесконечного изматывающего дня мой шофер сержант Микс сказал мне: «Генерал, правительство тратит уйму деньжищ, чтобы содержать весь этот генеральный штаб. Мы с вами вдвоем управляемся с Третьей армией куда ловчее». В действительности же столь замечательным маршем навстречу противнику Третья армия была обязана прежде всего своему штабу, в особенности генералам Гэю и Мюллеру, а также полковнику Никсону и интенданту Третьей армии полковнику Э. Бушу. Тот, кто хочет знать, как управлять армией, должен изучить данную кампанию в мельчайших деталях, прочитав «Отчет о проведенной операции» Третьей армии. С заходом солнца 20 декабря расклад выглядел следующим образом: приданный Третьей армии 8-й корпус Мидлтона находился на левом фланге и состоял из 101-й воздушно-десантной с дополнительными подразделениями; урезанной по численности почти на два полка 28-й пехотной дивизии; 9-й бронетанковой, а также соответствующих частей корпусной артиллерии. 3-й корпус Милликина включал в себя 26-ю и 80-ю пехотные и 4-ю бронетанковую дивизию; 12-й корпус Эдди, находившийся в тот момент в Люксембурге, – 4-ю пехотную дивизии, 5-ю пехотную и 10-ю бронетанковую, отданную на данном этапе в ожидании прибытия Эдди под начало Морриса. 20-й корпус Уокера включал 90-ю, 95-ю и 6-ю бронетанковую дивизии. Между тем 6-я бронетанковая не могла покинуть место своей дислокации возле Сааргемина до тех пор, пока она на данном участке не будет заменена частями Седьмой армии. 35-я дивизия шла маршем на Мец, где должна была получить пополнения, после чего влиться в состав 12-го или 8-го корпуса в зависимости от обстоятельств. Время начала атаки для 3 корпуса было определено: 04.00 22 декабря.
21-го мне несколько раз звонило разное начальство, озабоченное тем, действительно ли я готов начать контрнаступление всего тремя дивизиями. Я по-прежнему настаивал на том. что предпочтительнее атаковать сразу пусть и небольшими силами, чем ждать, пока они удвоятся, но лишиться эффекта внезапности. В тот момент я не сомневался, что 23-го, крайний срок 24-ю я подниму корпус генерала Эдди, который вольется в операцию с 5-й пехотной, 10-й бронетанковой дивизиями и, возможно, 4-й пехотной дивизией, хотя последняя остро нуждалась в получении пополнений и отдыхе. Я пребывал в уверенности тогда и заявляю сегодня: Первая армия могла бы атаковать противника с севера во фланг 23-го числа, если бы того пожелало ее командование. Я боялся, как [172] бы противник не предпринял ложный маневр к югу от Эхтернаха поблизости от мест дислокации 4-й дивизии. Знай Рундштедт ситуацию, как знал ее я, он бы непременно так и поступил, но система оповещения у немцев всегда работала крайне скверно, и я сомневаюсь, что он представлял себе, где находится Третья армия и в каком направлении она двигается.
Я созвал совещание штабов 3, 12 и 20-го корпусов в Люксембурге. 8-й корпус находился слишком далеко, поэтому его штаб не смог участвовать в заседании. Как и всегда накануне крупной акции, все испытывали сильнейшие сомнения – все, кроме меня. Мне всегда доставалась незавидная роль луча света в непроглядном мраке нерешительности накануне жаркого дела, причем как для тех, кто был подчинен мне, так и для тех, кому подчинялся я. Между тем не могу не признаться, что в тот момент и меня терзали сомнения в успешном исходе операции, причем даже тогда, когда в 17.00 21 декабря 4-я пехотная дивизия телефонировала о начале яростной атаки неприятеля, обернувшейся позднее пшиком. Я волновался главным образом потому, что планировал открыть боевые действия на день позднее и боялся опоздать, поскольку когда мы атакуем, врагу приходится обороняться, в то же время, когда мы вынуждены защищаться или только готовимся к атаке, враг может ударить на нас. В ту ночь Милликин попросил меня отложить контрнаступление до 06.00 22 декабря.
Несмотря на серьезное сопротивление, отвратительное состояние дорог и нехватку мостов, в этот час 3-й корпус пошел на прорыв и продвинулся в среднем на двенадцать километров. Это было меньше, чем я рассчитывал, но мне приходилось отдавать себе отчет в том, как тяжело разворачивать наступление. Кроме всего прочего, я чувствовал, что враг не будет оказывать масштабного противодействия еще в течение тридцати шести часов, а к тому моменту, как я надеялся, развертывание операции уже полностью осуществится.
В полдень 10-й пехотный полк (командир – полковник Роберт П. Белл) из 5-й пехотной дивизии стодвадцатикилометровым маршем из Саарлаутерна совершил достойное всяческих похвал выдвижение в направлении Эхтернаха. В результате проявленной оперативности полк ударил на два немецких батальона, уже готовых атаковать 4-ю пехотную дивизию, и уничтожил их. В Арлоне я говорил с офицером и восемью сержантами и рядовыми, которых прорыв неприятеля застал в Вилтце и которые смогли выбраться оттуда 19 декабря. Они шли через южные районы занятой противником территории и видели только семь немцев. Это сообщение пробудило во мне уверенность, что в действительности плотность немецких частей была меньше, чем доносили источники.
Из-за погодных условий в Англии мы не имели возможности пополнить запасы всего необходимого гарнизону в Бастони, перебросив [173] грузы по воздуху 22-го числа, но сделали все, чтобы осуществить доставку снаряжения в ночь с 22 на 23 декабря. К этому моменту стало очевидным, что 12-й корпус не может наступать к северу от реки Сюр, пока мы не оттесним немцев на ее восточный берег и не произведем замену крайне измотанной в боях 4-й пехотной дивизии, в которой уже недоставало тысячи шестисот человек личного состава. Как предполагалось, сменить ее предстояло 90-й дивизии.
6-я бронетанковая дивизия 20-го корпуса должна была соединиться с 12 корпусом, а 4-я пехотная и 10-я бронетанковая дивизии войти в 20-й корпус. Существовала возможность высвободить 11-ю бронетанковую дивизию, которая считалась находящейся в резерве Штаба главнокомандующего союзническими экспедиционными силами в Реймсе. Численность артиллерии, призванной поддержать наступление Третьей армии, впечатляла – восемьдесят восемь батарей, или, иными словами, 1056 орудий калибра 105 мм и больше.
22-го числа 101-я воздушно-десантная дивизия в Бастони отразила яростную атаку неприятеля. Это была, пожалуй, первая настоящая реакция противника на наши действия.
Из допросов пленных мы узнали, что немцы собирались продвинуться на запад за Арлон, а затем, повернув в южном направлении, ударить на город Люксембург с запада. Поскольку такая опасность все еще существовала, надлежало немедленно подумать о левом фланге армии. 12-й корпус силами 5-й и частично 4-й пехотных дивизий провел ограниченную наступательную акцию с целью потеснить немцев на восточный берег реки Сюр, в то время как 20-й корпус провел другую ограниченную наступательную акцию в направлении Саарбурга, но уже как отвлекающий маневр. Погода улучшилась, и семь эскадрилий наших бомбардировщиков провели удачную бомбежку неприятельских позиций. Несколько самолетов из 9-го воздушного корпуса уничтожили мосты в окрестностях Саарбурга. С другой стороны, чтобы предотвратить прорыв неприятеля к Бастони, было необходимо переместить штурмовую бригаду «Б» (командир полковник Уэнделл Блэнчерд) 4-й бронетанковой дивизии с правого на левый фланг 3-го корпуса. В результате переброски вышеназванного подразделения образовывалась огромная брешь между позициями 26-й пехотной и 4-й бронетанковой дивизиями, которую заполнил 6-й кавалерийский дивизион полковника Э. М. Фикетта. Продвижение в тот день оказалось незначительным – от трех с половиной до восьми километров.
События следующего дня (24-го числа) внушали мало оптимизма. Почти по всему фронту противник яростно контратаковал; в результате одной из таких контратак штурмовой бригаде «Б» 4-й бронетанковой дивизии пришлось отойти на несколько километров, потеряв немалое число танков. В этом, как я полагаю, была [174] моя вина, поскольку я велел командиру штурмовать позиции неприятеля и днем и ночью. Такая тактика хороша в первый день операции, еще, может быть, во второй, но затем люди устают. Более того, если ночь темная, луны нет и поле боя видно плохо, результативность таких атак вообще сомнительна. Помню, как поразило меня открытие, что мне понадобилось так много времени на осознание многих вещей, которые уж мне-то, как казалось, следовало бы знать раньше.
101-я воздушно-десантная дивизия в Бастони получила боеприпасы и продовольствие по воздуху и пережила день без неприятельских атак; потому, вероятно, что противник опасался действий наших штурмовиков.
Наступая на участке от Декирха до Эхтернаха с целью закрепиться на плацдарме по берегу реки Сюр, 12-й корпус почти достиг цели везде, кроме предместий Эхтернаха. Захваченные в ходе акции пленные уверяли, что не получали полного рациона питания от трех до пяти дней. Мы также осуществили радиоперехват переговоров 5-й немецкой парашютно-десантной дивизии (командующий генерал-майор Людвиг Гелльман), сражавшейся с частями 26-й пехотной дивизии. В сообщении говорилось, что они находятся на пределе возможностей и не смогут продержаться без подкреплений, панцерфаустов{178} и пополнения запаса боеприпасов. На контролируемом 20 корпусом участке фронта не происходило ничего.
