До сих пор спорят о роли Петра I в истории России, и небезосновательно. А что, спрашивается, приобрел наш первый император, заплатив 20–процентной убылью численности населения страны? Азов, Прибалтику, западное побережье Каспия — практически то, чем хотел откупиться за позорное поражение от турок в Прутском походе. Правда, отдал он только Азов.
Но разве эти подвиги так уж превышают заслуги его батюшки Алексея Михайловича Тишайшего, возвратившего в лоно русского государства Смоленск и присоединившего к своему царству Виленский край, Белоруссию, Левобережную Украину? Или их можно поставить выше планомерной колонизаторской политики злополучного Бориса Годунова? Ведь именно он возвел на путях возможного передвижения татарских войск города-крепости Воронеж, Ливны, Царицын, Елец, Белгород, Оскол, Валуйки, Царев-Борисов, а в Сибири — Тобольск, Березов, Обдорск, Сургут, Надым, Тару, что сыграло свою положительную роль в нейтрализации крымских татар, окончательном разгроме Сибирского ханства и освоении богатых южнорусских земель, Урала, Западной Сибири.
Сделаем еще несколько шагов в прошлое.
Вспомним Ивана Грозного, который вел не менее напряженную войну за Ливонию, но таков уж был тогда расклад сил, что ему пришлось отказаться от Балтийского побережья и «прорубить первое окно в Европу» основанием Архангельского порта. А не великим ли подвигом было покорение Казани и Астрахани, положившее начало замирению проживавших там народов и колонизации богатых земель Поволжья и Южного Урала.
А каким он остается в памяти народной? Злодей! Изверг! Палач! Да, на совести Ивана Грозного, стремившегося к абсолютизму, опричнина и около четырех тысяч казненных. За это его судили современники и потомки, судили церковь и миряне, за это он судил себя сам, раскаиваясь «в скверне… и злодействе» и реабилитируя невинно пострадавших. И это правильно, это по-русски, это справедливо. Но на каком основании его судит «просвещенная» Европа, судит его, а в его лице нас — русский народ. На каком основании они отождествляют жестокость с именем Ивана Грозного? Может быть, забыли, что западные современники нашего царя-ирода были на порядок, а то и на два порядка греховнее и кровожаднее? Забыли, что французский король Карл IX не только благословил, но и принял «личное» участие в так называемой Варфоломеевской ночи, в течение которой погибло столько людей, сколько за все время террора Ивана IV. А всего за две недели религиозной бойни по вине Карла погибло около 30 тыс. гугенотов.
Может, думают, что беспристрастная история не отразила на своих скрижалях Генриха VIII, на совести которого 72 тысячи повешенных вдоль больших дорог Англии «бродяг и нищих», основную массу которых составляли крестьяне, согнанные со своих земель в процессе «огораживания» их бывших полей под овечьи пастбища?
А испанские короли Карл V и Филипп II, правившие во времена Ивана Грозного? Не они ли виноваты в организации массовых казней «еретиков», — только в Нидерландах число жертв приближалось к 100 тысячам, из них 28 540 сожженных заживо?
Почему же в знак их злодеяний чеканились медали, возводились памятники, почему в памяти народной они оставались героями, а их «скромный» подражатель Иван Грозный заклеймен всемирной историей как «душегубец» № 2 после царя Ирода? А потому, что принцип двойного стандарта изобретен не в России и не в XX веке.
Вне конкуренции в русской истории должна стоять фигура Ивана III, незаслуженно обойденного вниманием историков. А ведь это он создал единое Великорусское Московское государство из разрозненных удельных княжеств, это он положил конец татаро-монгольскому игу, это он в отношениях с Литвой и Ливонским орденом перешел от обороны к наступлению, заставив их смириться с массовыми переходами русских князей с их вотчинами от литовского князя-католика к православному государю всея Руси.
Почему замалчиваются, а то и шельмуются деяния предшественников Петра? А потому, что эти цари были православными людьми, отлично понимавшими: пока живо православие — жива Русь, живы обычаи предков, семейный и родовой уклад, язык и облик народа, а любое инородческое нашествие на Руси, будь оно с Востока или с Запада, сопровождается проникновением пришельцев во властные структуры, а завершается попыткой возвыситься над коренным, по их мнению, второсортным народом. А начинали инородцы, как правило, с осмеяния того, как и чем жил русский народ.
Но всем известно, что историю пишут победители. В данном случае победителем является «западник» Петр, а верные его учителя и наставники, которые начали с осквернения церкви «всепьянейшим» и «всешутейшим» соборами, а заканчивали ликвидацией церковной собственности, самого патриаршества; покуражась с брадобрейством, париками и немецким платьем, дошли до насильственного пострижения в монахини царской жены и казни наследника, основная вина которого заключалась в том, что он, взойдя на престол после смерти отца, мог восстановить русские обычаи и русский порядок. И так по всем основным направлениям государственной жизни: отец нации — окончательно закрепостивший крестьян; реформатор — не давший систематического внутригосударственного устройства; русский царь — управлявший страной при помощи Сената, коллегий, магистратов, бурмистерских палат, земских комиссаров, мондратов и шляхетства. Говорят, что Петр «явил Россию из небытия в бытие», из «тьмы к свету», из «незнания к науке». О каком просвещении может идти речь, если самый значимый у историков в этом плане аргумент тот, что Петр послал на обучение за границу аж 50 детей боярских. И это от всей России! Про-све-ти-тель… А «немцев» понавыписывал? Десятки тысяч. А как же! Ведь это именно по его прихоти на каждые пять русских офицеров в армии должно было быть по три немца. В каждой коллегии должность вице-президента предназначалась немцу. В каждой канцелярии, каждом столе делопроизводитель и советник — немец.
С его легкой руки пошли немки-царицы, немцы-фавориты, вершившие дела империи за своих венценосных покровителей. С него в дворянских кругах стали насаждаться иностранные языки, ибо русский язык, видите ли, оскорблял их слух и не давал возможности выражать «всю полноту чувств», а для этого опять-таки понадобились учителя.
К чему привела эта политика за двести лет, показали исследования Михаила Осиповича Меньшикова,{42} расстрелянного в сентябре 1918 года за свои патриотические статьи. Вот какой национальный срез Министерства иностранных дел и Военного министерства он дает по состоянию на начало 1908 года.
Инородцам и были замещены 34 % должностей командиров полков (80 из 230), 39 % — командиров бригад (45 из 116), 52 % — командиров гвардейских полков (40 из 77), 60 % — командиров корпусов (17 из 28), 50 % — командующих войсками (6 из 12), и это при военном министре — финне и немцах, возглавлявших Главный штаб, Главное управление казачьих (?!) войск, Главное инженерное управление, и поляках в Интендантском и Военно-судебном управлениях.{43} Еще более удручающее впечатление производило внешнеполитическое ведомство, из 315 зарубежных штатных должностей которого славянами (а это и русские, и украинцы, и поляки) было укомплектовано лишь 117, то есть 37 %. Среди тех, кто от лица России вел «мирную войну с целью предупредить необходимость настоящих войн», он насчитал двух голландцев, трех евреев, шесть итальянцев, по девять французов и греков, девятнадцать скандинавов и 147 немцев.{44} Публикуя эти данные, Меньшиков не разжигал националистические страсти и шпиономанию, не призывал к изгнанию инородцев. Он только предупреждал о том, что такая кадровая политика опасна для России. Он говорил: «Прежде понимали, что отдавать жизнь свою можно лишь за нечто священное — за „веру, царя и Отечество“, а не за оклад и чин. В службе государственной опирались на собственный дух народный, на национальное чувство. Теперь же во все ведомства открыли настежь двери именно для тех национальностей, которые наиболее нам враждебны. тевтонам, полякам, шведам, с которыми мы вели тысячелетние войны и ненависть которых к России в иных случаях объяснима лишь наследственной враждой. Говорю: в иных случаях, совершенно допуская исключения, даже блестящие исключения. Но правило, военное правило, установленное природой, то, что враги суть враги, что чужие люди суть чужие люди и предпочесть их равнодушие своей собственной народной заинтересованности — огромная, прямо гибельная ошибка».{45} И он был прав. Как гласит русская пословица: «Сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит», так и эти бывшие «соотечественники». Прожив в России более двух веков, немцы в постсоветский период дали самый мощный поток иммиграции. Только за период 1992–1999 годов в Германию выехало полмиллиона человек, что составляет более 60 % от общего числа выехавших в дальнее зарубежье.
