Наши военачальники времен минувшей войны действительно происходили не из очень-то знатных родов, не из слишком вельможных фамилий, и к тому же — не из великолепных и громких столиц, а из деревенек, безвестных сел да провинциальных городишек. У самого Верховного Главнокомандующего, как известно, отец был сапожником в селе Диди-Аило Тифлисской губернии, а мать — из семьи крепостного крестьянина. Такая же картина и у его заместителя, у маршала Жукова: отец — сапожник в деревне Стрелковка Калужской губернии, мать — крестьянка из бедняцкой семьи. Маршал вспоминал: «Тяжелая нужда, ничтожный заработок отца на сапожной работе заставляли мать подрабатывать на перевозке грузов… Я думаю, нищие за это время собирали больше». Не намного превзошел Главковерха и его заместителя аристократичностью происхождения начальник Генерального штаба маршал Василевский: отец — псаломщик в селе Новая Гольчиха Кинешемского уезда Костромской губернии, мать — дочь псаломщика. Правда, позже отец стал священником, но в доме было девять человек детей, и маршал писал: «Скудного отцовского жалованья не хватало даже на самые насущные нужды многодетной семьи… Зимою отец подрабатывал, столярничал, изготовлял по заказам земства школьные парты, столы, оконные рамы, двери и ульи для пасек».
Маршал Конев родом из Вятской губернии, и отец и мать — крестьяне. Маршал Рокоссовский родился в Варшаве, отец — паровозный машинист, мать — учительница. Кажется, самым большим аристократом среди наших маршалов можно считать Б.М. Шапошникова. Хотя на свет он появился тоже в медвежьем углу — в Златоусте, на Урале, а отец работал по частному найму, мать — учительница, в семье было восемь ртов, жилось трудно, — однако еще до революции Борис Михайлович дослужился до полковника. Как же не аристократ!
Маршал Мерецков — сын крестьянина-бедняка из Рязанской губернии, потом рабочий-слесарь в Москве и Судо-где. Маршал Чуйков: родился в селе Серебряные Пруды Московской губернии в семье крестьянина. Маршал артиллерии Яковлев родом из Старой Руссы, отец — пожарник, мать — «безмерно добрая женщина и жизни-то не видавшая через свои кухню да корыто». Генерал армии Черняховский: в семье было пять человек детей, отец — конюх на помещичьей конюшне, мать — как и у Яковлева, великая труженица кухни да корыта; родители рано умерли, и будущий генерал начал свою жизненную карьеру в должности пастуха. Генерал армии Тюленев родился в семье симбирского крестьянина-бедняка, в четырнадцать лет пошел на заработки…
Таково было происхождение большинства наших военачальников, так начинали они жизнь. И никто из них не стеснялся этого. Наоборот! Маршал Жуков вспоминал: «Мне нравился сенокос, на который меня часто брали с собой старшие… Я гордился, что теперь сам участвую в труде и становлюсь полезным семье». О том же читаем и у маршала Василевского: «Все мы от мала до велика трудились в огороде и в поле… Вместе с крестьянами, лица многих из которых отлично помню и сейчас, косил траву и занимался другими сельскохозяйственными работами». И все они гордились своей принадлежностью к простому люду, своим ранним участием в его жизни, в его труде, в радостях и печалях, гордились своими отцами и матерями. И вот об одном из таких-то людей чистоплюй с Нобелевской премией пишет: похож на колхозного бригадира. Он вздумал человека, в чьих жилах течет крестьянская кровь, уязвить похожестью на отца-крестьянина и на самого себя в юные годы! Уязвить тем, что всю жизнь было предметом его гордости! Как гордились все они и своей советской властью, которая открыла им, «кухаркиным детям», путь к образованию, высоким должностям и всенародной славе.
Совсем иную генеалогическую картину можно было видеть среди военачальников гитлеровской Германии. Незадолго до начала мировой войны из тринадцати командующих военными округами и четырех командующих армейскими группами десять человек принадлежали к высшему дворянству: Вальтер фон Браухич, Вильгельм фон Лееб, Георг фон Кюхлер, Федор фон Бок, Гюнтер фон Клюге, Герд фон Рундштедт, Вальтер фон Рейхенау, Эвальд фон Клейст, Максимилиан фон Вейхс и фон Крессенштейн. Все эти имена, кроме последнего, достаточно хорошо известны по истории войны против нас. А еще были Фриц Эрих фон Ман-штейн, Фридрих фон Паулюс и множество других высокопоставленных «фонов»…
Но вот какую запись оставил известный Геббельс в своем личном дневнике 16 марта 1945 года, когда война шла уже на немецкой земле: «Генштаб представил мне книгу с биографическими данными и портретами советских генералов и маршалов. Из этой книги не трудно почерпнуть сведения о том, какие ошибки мы совершили в прошедшие годы.
Эти маршалы и генералы в среднем исключительно молоды, почти никто из них не старше пятидесяти лет. Они имеют богатый опыт революционно-политической деятельности, являются убежденными большевиками, чрезвычайно энергичными людьми, а на их лицах можно прочесть, что они имеют хорошую народную закваску. В своем большинстве это дети сапожников, рабочих, мелких крестьян и т. д. Короче говоря, я вынужден сделать неприятный вывод о том, что военные руководители Советского Союза являются выходцами из более добротных народных слоев, чем наши собственные…
Я сообщил фюреру о книге Генштаба, добавив, что у меня сложилось впечатление, что мы вообще не в состоянии конкурировать с такими руководителями. Фюрер полностью согласился со мной. Наш генералитет слишком стар, изжил себя… В отличие от них советские генералы не только фанатично верят в большевизм, но и не менее фанатично борются за его победу, что, конечно, говорит о колоссальном превосходстве советского генералитета» (Й. Геббельс. Последние записи. Смоленск. Русич. 1993. С. 200, 203).
Вот как решительно и трезво даже на краю гибели, всего за пятьдесят дней до полного краха Третьего рейха Геббельс и Гитлер защищали Красную Армию от невежественной клеветы завзятого русского патриота Солженицына.
Впрочем, Гитлер шел еще дальше.
«Учиться у русских!..»Выступая 28 декабря 1944 года перед командирами дивизий Западного фронта, Адольф пребывал в состоянии изрядного восторга в связи с успехом наступления в Арденнах и говорил даже такое: «Если оценивать военную мощь любой из противостоящих нам держав изолированно, будь то Россия, Англия или Америка, то сомнений быть не может: с каждым из этих государств мы бы разделались один на один в мгновение ока».[134]
Из этой похвальбы уж очень хорошо видно, в состояние какого опьянения впал Гитлер по причине даже кратковременного успеха. И вот, несмотря на такую-то восторжен-но-хмельную эйфорию, он, отметив, что наступление в Арденнах «развивалось не так стремительно, как нам бы этого хотелось», признал: «Нужно в этой области учиться у русских».[135] Приведя далее цифры, из коих следует, как успешно действует наша армия малым числом против превосходящих сил немцев, Гитлер снова повторил: «У русских действительно есть чему поучиться»[136].
Правда, это не помешало ему буквально через несколько дней, 9 января 1945 года, на совещании в ставке, сопоставляя действия немецкого командования в блаженной памяти 1941 году с действиями советского командования в 1945-м, сказать: «Мы за короткое время парализовали их коммуникации. А противник на это не способен. У них нет организующего начала, нет вообще никакой организации людей».[137]
Генералы крайне редко решались возражать своему фюреру. Но сейчас в словах Гитлера о неспособности русских была такая вопиющая самоуспокоительная ложь, такая страусиная слепота, что генерал Гудериан, ставший недавно начальником генерального штаба сухопутных войск, не выдержал и решительно возразил: «Они распоряжаются отлично. Их люди в Венгрии (там западнее Будапешта и у озера Балатон шли тогда ожесточенные бои. — В.Б.) организуют дело хорошо и очень быстро».[138] И тут произошла любопытнейшая вещь: под первым же напором реальных фактов Гитлер тотчас капитулировал, в ответ на реплику Гудериа-на он ни с того ни с сего воскликнул: «А как они выстояли в критический момент!».[139] Хотел этим выразить согласие со своим начштабом, даже, как видно, поощрить за трезвость и смелость суждения, но несколько окольным путем. Однако быстроумный Гудериан сразу уловил недобросовестный маневр фюрера: при чем здесь стойкость русских («выстояли»!), когда речь шла об их организаторских способностях? И он, отстранив замаскированное заискивание Гитлера, продолжал твердить свое: «Они распоряжаются очень энергично, действуют очень быстро и очень решительно. Это надо признать».[140] Тут уже был прямой, хотя и безымянный упрек. И что же Гитлер? Он сразу признает, что согласен с генералом именно по этому пункту, делает вид, что его просто не поняли. В ответ на «очень энергично», «очень быстро», «очень решительно» он заключает: «Поэтому, Гудериан (то есть, конечно же, дескать, очень, очень и очень! — В.Б.), я и настаиваю на том, чтобы мы шевелились побыстрее».[141] Иначе говоря, немного побрыкавшись, Гитлер опять призвал учиться у русских. Словом, прозрел, да было уже поздно.
