людей, лучших! Тех, других, не убивают. Они выживают даже в лагерях, эти неполноценные существа. Баланс не в нашу пользу. Что станет с Европой через сто лет? Я несу ответственность только перед собственным народом. Вы должны научиться ненавидеть! Я научился…
На всех уровнях немецкое общество демонстрировало одобрение и готовность помогать в депортации и уничтожении евреев. Многие проявляли энтузиазм и личную инициативу, щедро вознаграждаемую. На изгнании евреев наживались не только бургомистры и полицейские, но даже уборщицы, которые за личный досмотр еврейских женщин получали надбавку к жалованью. А соседи просто занимали квартиры депортированных и забирали их имущество.
Оберштурмбаннфюрер Адольф Эйхман повсюду находил единомышленников: они помогали ему отправлять евреев поближе к газовым камерам. За редчайшим исключением никто не пожелал помочь евреям. Этот мотив возникнет потом и во время суда над Эйхманом в Иерусалиме.
Сотни тысяч людей жили рядом с лагерями смерти. Они шли пешком на работу, вдыхая запах горящего человеческого мяса. Когда они смотрели в ту сторону, то видели нескончаемые клубы дыма, поднимавшиеся в небеса.
Сколько было свидетелей этой трагедии! Они стояли и смотрели, как избивали евреев, как их штыками загоняли в вагоны. Видели, как их заставляли — полумертвых, едва осознающих себя, в крови и экскрементах — бежать в «раздевалку», откуда открывалась «дорога в небеса», как говорили надзиратели, — в газовые камеры.
Что чувствовали эти свидетели террора? За малым исключением они оставались равнодушны к происходившему. Или даже были благодарны эсэсовцам:
— Евреи сами во всем виноваты. Разве они не были богатыми? Разве они не контролировали весь капитал? Разве они не эксплуатировали нас?
Даже католики, которым тоже досталось при Гитлере, увидели в нацистах инструмент, избавивший мир от «народа, распявшего Христа». Вполголоса они говорили друг другу:
— После войны поставим за это памятник Адольфу!
Семьдесят тысяч венгерских евреев загнали в гетто в Пеште, на берегу Дуная. В этой трагедии участвовали два исторических персонажа — Адольф Эйхман, занимавшийся «окончательным решением еврейского вопроса», и шведский дипломат Рауль Валленберг, который пытался спасти евреев.
Венгерских евреев стали отправлять в нацистские лагеря уничтожения после того, как в октябре 1944 года местные фашисты свергли правившего страной Миклоша Хорти, пытавшегося разорвать союз с Гитлером и договориться с союзниками о перемирии. При Хорти анти-еврейские акции были редкостью. Когда он узнал, что вывезенных из страны евреев сразу убивают, он приказал прекратить депортации евреев из Венгрии… Новые властители Венгрии рьяно принялись за дело.
Эйхман позднее, на суде в Иерусалиме расскажет, что венгерские фашисты действовали более эффективно, чем гестапо: они отправили в нацистские лагеря шестьсот тысяч евреев всего за пять месяцев. Те семьдесят тысяч, кого не отправили в лагеря, а оставили в гетто, медленно умирали от голода и холода. Уничтожение гетто прекратилось в январе 1945 года, когда советские танки вошли в Будапешт.
Очень многое зависело от порядочности местных властей. Болгария хотя и была союзником Гитлера, но отказалась выдать для депортации в концлагеря своих евреев и спасла пятьдесят тысяч человек…
После войны Адольфа Эйхмана искали полтора десятка лет. За это время в воображении людей он превратился в настоящее чудовище. Агенты израильской разведки, которые вывезли его из Аргентины, были поражены, увидев самого обычного, скорее даже жалкого человечка. И это убийца шести миллионов?
На суд в Иерусалим приехали многие видные ученые — они хотели понять феномен Эйхмана. Среди них была Ханна Арендт, крупнейший немецкий социолог и философ. Она пришла к выводу, показавшемуся тогда неожиданным.
«Во время суда каждый мог убедиться, что этот человек не чудовище, — писала Ханна Арендт. — Он нормальная среднестатистическая личность. Не слабоумный, не зацикленный идеологически, не циничный».
Эйхман — не дьявол, не фанатик, не маньяк, не садист. Он был образцовым немецким чиновником. Полдюжины психиатров подтвердили, что Эйхман — вполне нормален.
Этот вывод подтвердил знаменитый психологический эксперимент, проведенный в шестидесятых годах в университетском городке Нью-Хейвен под руководством социопсихолога Стэнли Милгрэма. Он хотел понять, почему немцы так легко подчинились властям в Третьем рейхе. Неповторимой чертой германского национального социализма было обилие послушных исполнителей.
Стэнли Милгрэм полагал, что в немцах есть что-то особенное, а американцы, как свободные люди, поведут себя иначе и откажутся выполнять бесчеловечные приказы.
Он пригласил добровольцев участвовать в экспериментах по обучению силовыми методами. Добровольцы могли стать «учителями» или «учениками». Все предпочли роль «учителей». Они не видели своих «учеников», общались с помощью переговорного устройства.
Если «ученик» давал некорректный ответ, его наказывали электрическим разрядом. Ток включал «учитель». Перед началом эксперимента всех участников угостили электрошоком в сорок пять вольт — они убедились, что смогут причинить реальную боль.
По переговорному устройству «учитель» задавал вопрос и называл варианты ответов. В случае неправильного ответа нажимал кнопку, наказывая «ученика» электрошоком. После каждой ошибки «учитель» увеличивал уровень напряжения. Постепенно «ученики» стали испытывать настоящую боль, и «учителя» слышали их крики.
Результат экспериментов оказался ужасающим: двое из трех добровольных «учителей», войдя во вкус, дали своим «ученикам» дозу, которая была бы смертельной, если бы это не был просто лабораторный эксперимент.
Стэнли Милгрэм продолжил эксперименты в условиях, когда «учитель» видел своего «ученика». «Учитель» должен был сам класть руки «ученика» на электропроводящие подлокотники кресла. Каждый третий «учитель» настолько втянулся в порученное ему дело, что продолжал мучить своих учеников, видя их страдания.
Какой вывод сделал Стэнли Милгрэм?
Если люди верят, что они действуют в интересах государства, если они исполняют приказ, высшую волю, если «так надо», они легко отбрасывают все моральные соображения, превращаются в монстров и готовы совершать преступления неслыханной жестокости.
У всех народов есть светлые и мрачные периоды в жизни. Приход к власти Уинстона Черчилля с его неукротимым характером было счастьем для Англии, чья судьба висела на волоске.
— Когда меня назначили премьер-министром, — говорил Черчилль, — я вдруг почувствовал себя свободным: наконец-то вся ответственность будет лежать на мне одном.
Англичане уверены, что они вели бы себя в условиях оккупации иначе, чем другие народы Европы. Возможно, они ошибаются. Если бы президент Рузвельт умер раньше, а Гитлер подписал с американцами пакт о ненападении и не напал на Советский Союз, а оккупировал Британию, то все было бы по-другому, несмотря на мужественный британский характер. И многие англичане, не исключено, точно так же сотрудничали бы с немцами и преследовали евреев, как это происходило во многих частях Европы.
Единственный метод самообороны против привычки подчиняться власти — воспитание индивидуальности, внутренней самостоятельности. Коллективизм, привычка маршировать строем, превращение государства в арбитра всех проблем подрывает независимость личности. Если ее нет, человек легко принимает идеологию и практику национального социализма.
