Подведем итог. У нашей концепции, конечно, могут найтись оппоненты, но я не готов спорить с ними, потому что ставил перед собой совсем иную задачу: продемонстрировать ход мыслей журналиста, размышляющего над фактом. При этом, чтобы не затягивать разговор, ограничился собственной интуицией, которая может оказаться либо ошибочной, либо недостаточной для решения вопроса по сути. В действительности, если бы мне пришлось заниматься этим делом, я бы прежде всего посоветовался со знающими людьми, посмотрел бы выводы социологов Горьков-ского политехнического института, которые исследовали в свое время проблему формального и неформального лидерства, нашел бы специальную литературу по вопросу о комсомольском авторитете и влиянии на общественную жизнь страны — короче говоря, набрался бы знаний, а затем либо отказался от концепции, либо упрочил ее настолько, что был бы готов ввязаться в спор с оппонентами. Однако разговор наш касается методологии журналистской работы, и потому не будем отвлекаться.
Со дна моей памяти вдруг поднялись на поверхность два сюжета, разделенные годами. Один сюжет я называю «определяющим», а другой «сопутствующим». Но как они сложатся в единую картину в читательском восприятии, я не знаю. Хронология вообще понятие мистическое: время и дробит нашу жизнь на этапы, и причудливо ее объединяет; об этом я, признаться, прежде не задумывался.
Заголовок моего материала исполняет функцию знаменитого чеховского ружья, которое, вывешенное на сцене в первом акте, пальнет, когда придет его время. Потерпите, такова драматургия; от нее нет смысла уходить, чтобы не потерять читателя раньше положенного.
А начнем с «определяющего» сюжета. Дело было в ту пору, когда я работал спецкором «Комсомолки», проще сказать — давно. Обратите внимание на то, что я бережно избегаю дат. Но именно в них, возможно, ключ, которым мы попытаемся открыть хотя бы одну из причин нынешнего безрадостного нравственного состояния нашего общества.
Итак, представьте себе: идея узнать, «кто и какие наши дети сегодня», родилась у меня в тот момент, когда я находился в Нижнем Новгороде (в ту пору — Горьком). Такое могло прийти в голову только журналюге, взращенному молодежной газетой. Социологии, как науки, в те времена как таковой еще не было. Мне оставалось одно — анкетирование. Что ж, попробую! Кустарь-одиночка нынешний «сам себе режиссер». Причем никаких социально-педагогических или научных целей я перед собой не ставил, была голая журналистская любознательность.
Избрал для опыта обычную среднюю школу, три пятых класса: «а», «б» и «в» девяносто шесть детей. Анкетирование предполагалось анонимным: ни имен, ни фамилий. Я был совершенно уверен только в том, что мои школяры — народ интересный, серьезный и рисковый, азартный, как все дети, во всех странах и в любые времена (и, кажется, не ошибся).
Моя доморощенная «компетентность» налицо: на обычной пишущей машинке я под копирку (за несколько приемов) напечатал название лучших, как мне тогда казалось, человеческих качеств. Вся пачка листочков сохранена мною; открываю и читаю специально для вас: благородство, честность, сочувствие, бескорыстие, патриотизм, верность, обязательность, доброта, мужество, сила, дружелюбие, ум — всего в анкете их было двадцать. Предварительно проверил у детей, все ли они правильно понимают термины. Правильно! А теперь — вперед: по десятибалльной системе, сказал я, оцените каждое качество. В полной тишине началась мучительная умственная работа, причем никто ни у кого не списывал: какой смысл списывать. Через десять минут передо мной уже лежали ответы детей.
Не без волнения, забыв о еде, начал считать, палочками отмечая на бумажке «очки», набранные каждым. Сказать вам главный результат сразу? Извольте. Не буду «озвучивать» все ответы детей: меньше трех баллов не получило ни одно из поименованных мною в анкетах качеств. Кроме единственного, которое не набрало даже одного балла из девяноста шести возможных. Как вы думаете, что это было? Какое странное и «страшное» качество? Не гадайте. Обязательность!
Почему именно это качество оказалось никчемушным, я до сих пор не знаю, даже предположить не решусь — причин может быть много. Искать их в национальном характере? Или в социально-политическом статусе тогдашнего общества? Или в экономических и политических последствиях достижений «развитого социализма»? Поиск причин — не моя тема; сегодня куда важнее следствие.
Поэтому с помощью элементарной арифметики займемся-ка теперь анализом. Анкету я проводил в 1973 году, то есть двадцать пять лет назад. Детям было тогда 13–14 лет. Сложите цифры, и вы получите «под сорок» — цвет современного российского общества. Оказывается, четверть века назад мною был стихийно осуществлен важный «замер» (лучше сказать: тест) нравственных и деловых качеств современного общества. Разве не прав я? Может быть, как оценили тогда дети эти качества, такими они и хотели стать? Неужто именно так? — подумал я.
И тогда меня как током пронзило одно студенческое воспоминание. Дело было в 1951, а кажется мне — вчера. Итак, была поздняя весна. Мой закадычный друг (мы с Августом и в школе вместе учились, и в институте, да и жили в одном подъезде — я на первом, а он на втором этаже)… Так вот Авг (так его звали для краткости) сидел ночью за письменным столом и, как положено студентам, готовился к последнему госэкзамену. А учились мы в Московском юридическом институте. Отец Авга, по его словам, специально лег на диване в той же комнате, попросив сына разбудить его ровно в шесть утра — надо было ехать куда-то по служебным делам. Естественно, Авг обещал, и также «естественно» забыл. В семь утра отец встрепенулся, глянул на часы и воскликнул: «Что случилось, сынок? Почему не разбудил меня, как мы условились?» Август честно признался, что зазубрился и потерял ощущение времени. «То есть как это потерял?» Рассердившись, в свое оправдание Август сказал вдруг: «Папа, в шесть утра ты громко «дернул»; я решил, что ты…» Отец возмутился: «Это был тебе сигнал разбудить меня! Ведь ты обещал мне, дал слово!» «Если б вы, ребята, сказал нам Авг, — могли сейчас слышать отцовскую интонацию, вы бы поняли степень его возмущения. Но на словах я такого количества восклицательных знаков не передам… Из второй комнаты уже выходила разбуженная мама, продолжал Август, заливаясь при этом хохотом. — «Твой сигнал, Марк, — сказала она отцу, — даже покойника мог разбудить!» Через мгновение вся семья, а теперь и мы вмес-те с рассказчиком дружно смеялись. Семейный инцидент был исчерпан. Но именно с тех пор в семье моего друга, в нашей студенческой группе и, кажется, во всем институте обманщики и люди, давшие слово и его не сдержавшие, стали называться… дунами.
Как понимает читатель, обманщиков много, и не в их количестве дело: обман стал уже не сопутствующим, а определяющим свойством нашего общества: они нас, а мы — их. Не будем засорять себе головы обывательскими и житейскими подробностями. Любой читатель сумеет превзойти меня в живописании личной жизни; право, мне лучше умолкнуть. Вспоминайте сами, если хотите, как сантехник обещал вам прийти через час, а явился через неделю, как возлюбленные опаздывают на свидания не на минуты, а не целую жизнь, как мы дали слово не шуметь заболевшему соседу, а он не спал всю ночь — нет конца таким примерам.
Предлагаю вам, минуя ступеньки, сразу, на лифте подняться с первого на последний этаж нашей общественной жизни. Давно ли были обещаны отдельные квартиры каждой семье и построение коммунизма к восьмидесятому году нынешнего века? Какие блага сулили устроители «пирамид» и что мы получили в итоге? Что было обещано народу от приватизации и какие автомашины мы накупили на этот «улов»? В каком месяце какого года обещана народу выплата долгов по зарплате? Давали слово избирателям принять закон о земле? Реформировать армию? Как мы строили обещанное самим себе демократическое государство? Давно ли уверяли нас, что России удастся избежать политического, экономического и финансового кризиса и девальвации рубля (не будет, понимаешь, это я твердо вам обещаю!), а через двое суток счастье свалилось на наши головы и конца-края его не видать?
Еще раз вернемся к нашим участникам анкетирования, отвергшим такое важное качество, как обязательность, забыв, что оно базовое для всех (без исключения!) прочих качеств. Им сегодня, как мы установили, под сорок? Именно столько лет всегда имели и будут иметь самые активные «штыки» общества. Позвольте перейти к персоналиям: сколько лет было премьер-министру до его скоропостижной и малооправданной отставки? Говорят, тридцать семь? А вице-премьерам? Министрам и руководителям администрации президента? Сколько стукнуло людям, олицетворяющим сегодня в России власть: законодательную, исполнительную, судебную, СМИтскую и, конечно же, олигархическую (вместе с бизнесменской)? Какие они, эти люди: ядреные (то есть крепкие, а не трухлявые)? А еще? Какие они, волею судьбы взявшие на себя ответственность перед будущим?
