Основных причин я вижу две. Первая — страх, продолжавшийся не одно десятилетие, который заранее подтачивал волю к сопротивлению, причём именно к сопротивлению “органам”. Большая часть людей, безусловно, достойных имени героев, держались короткое время и в экстремальных условиях… У нас же нормой был именно этот выматывающий душу страх, именно он был нашей повседневной жизнью.
А вторая причина та, что мы никогда не были политическими деятелями. Есть целый комплекс черт характера, который должен быть присущ политическому деятелю — революционеру или контрреволюционеру, это всё равно, у нас его не было.
Мы были духовным противостоянием эпохе, при всей нашей слабости и беззащитности. Этим-то противостоянием и были страшны для всевластия тирании. Я думаю, что те, кто пронёс слабые огоньки зажжённых свечей сквозь бурю и непогоду, не всегда даже осознавая это, своё дело сделали.
А у меня было ещё одно. Я не могла забыть, что против меня сидит и допрашивает меня такой же русский, как я. Это использовали, меня много раз обманули и поймали на все провокации, какие только придумали. И всё же, даже теперь, поняв, как недопустимо я была не права тогда, я не могу полностью отрезать “нас” от “них”. Это — разные стороны одной огромной национальной трагедии, и да поможет Господь всем нам, кому дорога Россия, понять и преодолеть этот страшный узел”.
Читая эти пронзительные по трагичности и честности самооценки Аллы Андреевой, нельзя их распространить на поведение во время ареста самого Даниила Леонидовича. Разве не проявлением героизма были его слова, начертанные на акте о предании конфискованных рукописей и писем сожжению? “Протестую против уничтожения романа и стихов. Прошу сохранить до моего освобождения. Письма отца (Л. Н. Андреева) прошу передать в Литературный музей”. Это был прямой вызов произволу властей, редкий в то время. А когда приблизилось время освобождения и Даниилу Андрееву нужно было лишь промолчать по поводу несправедливой отсидки, он пишет в Комиссию по рассмотрению дел заключённых: “Я никого не собирался убивать (имелось в виду обвинение в подготовке убийства Сталина), в этой части прошу моё дело пересмотреть. Но, пока в Советском Союзе не будет свободы совести, слова и свободы печати, прошу не считать меня полностью советским человеком”. Новый вызов властям означал, что при освобождении, до которого ему оставалось досидеть еще восемь месяцев (Комиссия сократила срок наказания с 25 до 10 лет), судимость не будет снята, а прописка в Москве не разрешена. Скитаясь по чужим квартирам и больницам, перебиваясь случайными литературными заработками, Даниил Андреев закончил свой земной путь в возрасте 53 лет, оставив обширное литературное наследие, к нынешнему времени в основном опубликованное.
ПОЭТ, ФИЛОСОФ, ПРОРОК
Жизненная нагрузка на психику Даниила Андреева, как мы видим, чрезмерна. Удивляет, как при такой судьбе он не сломался, не озлобился, сохранил светлые мотивы в стихах и надежду на лучшее будущее в прозе. Поражает также итог, который он подвёл своей жизненной одиссее в “Розе Мира”:
“Как могу я не преклоняться с благодарностью перед судьбой, приведшей меня на десятилетия в те условия, которые проклинаются почти всеми, их испытавшими, и которые были не вполне легки и для меня, но которые вместе с тем послужили могучим средством к приоткрытию духовных органов моего существа. Именно в тюрьме с её изоляцией от внешнего мира, с её неограниченным досугом, с её полутора тысячью ночей, проведённых мною в бодрствовании, лёжа на койке, среди спящих товарищей — именно в тюрьме для меня начался новый этап…”. Как тут не вспомнить похожие на эту исповедь признания йогов Индии, которые, попав в тюрьму, благодарили Бога за возможность беспрепятственно заниматься йогой.
Содержательное метафизическое и “метакультурное” (термин Даниила Андреева) своеобразие “Розы Мира” сочетается с необычным словарём её, где наряду с уже встречаемыми в гностических источниках именами Лилит, Люцифера или терминами с явно санскритскими корнями, такими, например, как “брамфутары”, можно встретить немало ранее никогда не попадавшихся в мистических текстах слов: “затомис”, “уицраор”, “жругры” и т. д. К счастью, вдумчивый современный читатель, знакомый с эзотерической литературой, подготовлен сегодня к спокойному восприятию метафизической информации Даниила Андреева. Согласно представлениям восточной эзотерики, тонкий мир существует. Считается, что он наполнен духами разных степеней, от жрецов Атлантиды и древнего Египта до развоплощённых инквизиторов и колдунов. Да, порой контактёры ловят слова исчезнувших языков или терминологию представителей иных цивилизаций. Можно, конечно, принять к сведению и согласиться с мнением церковных авторов, которые расценивают некоторые картины тонкого бытия, увиденные Даниилом Андреевым, как бесовские наваждения, но как понять тех учёных, которые объявляют все явления невидимого мира больным бредом? Тогда и психику Пушкина, узревшего одновременно “и горний ангелов полёт, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье”, можно определить как ненормальную. Куда ближе к истине Алла Андреева, когда пишет:
“Даниил Андреев не только в стихах и поэмах, но и в прозаической “Розе Мира” — поэт, а не философ. Он поэт в древнем значении этого понятия, где мысль, слово, чувство, музыка… слиты в единое явление. Именно такому явлению древние культуры давали имя — поэт.
Весь строй его творчества образный, а не логический, всё его отношение к миру как к становящемуся мифу — поэзия, а не философия.
Возможны ли искажения при передаче человеческим языком образов иноматериальных, понятий незнакомого нам ряда? Я думаю, что не только возможны, но неминуемы. Человеческое сознание не может не вносить привычных понятий, логических выводов, даже простых личных пристрастий и антипатий. Но, мне кажется, читая Андреева, убеждаешься в его стремлении быть, насколько хватает дара, чистым передатчиком увиденного и услышанного.
Никакой “техники”, никакой “системы медитаций” у него не было. Единственным духовным упражнением была православная молитва, да ещё молитва “собственными словами”.
Во всём права Алла Андреева, только она здесь не договаривает, что в видениях мужа присутствуют не только искажения “логические”, словесные, но и содержательные, Даниил Андреев очень часто видел то, что любой православный подвижник называет “прелестями”, а буддист — проявлением “майи”, или иллюзии. Тот и другой стремятся пройти “искажения” как можно быстрее и выйти в реальные, божественные слои инобытия, Даниил Андреев же по большей части застревал в областях тонкоматериальных. К чести писателя, сам он не настаивал на личной непогрешимости. В “Розе Мира” в главе о возможном приходе к власти на земле Князя Тьмы он пишет: “Многое воспринимаю я при помощи различных родов внутреннего зрения: и глазами фантазии, и зрением художественного творчества, и духовным предощущением. Кое-что вижу и тем зрением, которым предваряется долженствующее быть. Но всё, что я вижу впереди, — для меня желанное; и нередко я совершаю, может быть, незаметную подмену, принимая желаемое за объективно предназначенное к бытию. (Выделено мною. — Ю. К.)
Такая подмена не может иметь места, коль скоро взор направляется в дальнейшую тьму времён и различает там не желаемое и радующее, а ненавидимое и ужасающее”.
Это признание самого автора “Розы Мира” даёт ключ к разгадке многих пассажей его незаурядной книги. Ни “желанные”, ни “ненавидимые” картины будущего, увиденные внутренним зрением, не могут служить надёжной основой пророчества. Прежде чем православные старцы отваживались на метафизические суждения или на предсказания, они проходили длительную полосу “трезвения” — полного обуздания сферы эмоций. Кроме того, великие пророки прошлого, как правило, тщательно зашифровывали свои пророчества, одевали их в весьма туманную форму. Таковы “Откровение” апостола Иоанна, таковы центурии Нострадамуса. Причина не только в осторожности авторов пророчеств, не желавших направлять толпы верующих по обозначенной пророком мысленной колее. Причина иная. Будущее складывается из очень многих факторов, в том числе неизвестных ни одному пророку. Поэтому права народная мудрость: “Бабушка надвое сказала”. Одни пророчества сбываются, другие — нет, даже у признанных религией авторитетов. Даниил Андреев к их числу не принадлежит.
Кстати, ясновидение Даниила Андреева было не просто фантазийно-поэтическим, но необыкновенно точным. Та же Алла Александровна вспоминала любимую игру, в которую она часто играла со своим мужем, когда она называла ему произвольно выбранный год в истории человечества, а он безошибочно описывал ей, что происходило в этот период в разных странах.
Но как нельзя человека с большим литературным даром, да ещё прошедшего мученический жизненный путь, ставить в один ряд с многочисленными современными контактёрами, так неправомерно противопоставление поэтического видения мира научно-философскому, что делает Алла Александровна. Метафизика Индии, столь ценимая во всём мире, поэтические гимны Ригведы относит к шрути — нетленному знанию, тогда как философскую Веданту только к смрити — знанию относительному, смертному. Поэтический мир того же Пушкина по онтологической глубине не уступает трудам самых выдающихся философов мира.
