Так и произошло. Крах путча дал Бушу повод надеяться, что его советский коллега перестанет удерживать страны Прибалтики в составе Союза. Двадцать первого августа он надиктовал: “Осторожному Горбачеву можно будет уделять меньше внимания проблеме правого фланга – военным, КГБ и т. д. Возможно, это позволит нам достичь прорыва в вопросах Кубы, Афганистана, Прибалтики и других стран”. Все прибалтийские республики провозгласили независимость до или во время путча. Теперь им было нужно добиться утверждения этого решения союзным парламентом. Лидеры стран Прибалтики вновь обратились за помощью к американскому президенту. После путча председатель парламента Литвы Витаутас Ландсбергис направил в Вашингтон письмо: “Можете ли Вы, господин президент, посоветовать М. Горбачеву поддержать это постановление? Вероятно, можно будет быстро достигнуть положительного результата рассмотрения этого вопроса”. Ландсбергис был уверен, что это последний шанс Горбачева спасти свою репутацию демократа: “Мы не знаем, сохранит ли М. Горбачев свой пост в дальнейшем, но он все еще может принять участие в получении прибалтийскими государствами независимости. Это в определенной степени позволит ему сохранить лицо”. Литовский политик также попросил Буша немедленно “возобновить процедуру дипломатического признания Литвы”11.
Сразу после путча давление на президента США усилилось. Двадцать третьего августа к Бушу с требованием признать прибалтийские государства обратился сенатор-республиканец от штата Вашингтон Слейд Гортон: “Всякая связь, всякое единство между этими народами и Советским Союзом уничтожено военными действиями против них”. Он имел в виду введение во время путча чрезвычайного положения в прибалтийских республиках. В вопросе дипломатического признания Литвы, Латвии и Эстонии США отставали от других стран. Целый ряд малых государств принял соответствующие акты сразу после провозглашения Эстонией и Латвией независимости (20 и 21 августа соответственно). Россия сделала это 24 августа. После этого Буш отправил Горбачеву телеграмму о том, что Вашингтон больше не может ждать. Признание США стран Прибалтики назначили на 30 августа. Президент СССР попросил подождать до 2 сентября, надеясь, что в этот день то же самое сделает возглавляемый им Госсовет. Однако этот орган смог собраться лишь 6 сентября12.
Буш не мог ждать. Он сделал заявление о признании стран Прибалтики 2 сентября, в последний день отпуска. После обеда, наслаждаясь морским видом, он надиктовал: “Сегодня была пресс-конференция. Я признал независимость прибалтийских государств. Я позвонил президентам Эстонии и Латвии. Пару дней назад я также разговаривал с Ландсбергисом из Литвы. Я сообщил им, что мы собираемся сделать, и объяснил, почему нам пришлось подождать несколько дней. Я пытался использовать силу и престиж США. Мы не хотели принимать позу или быть первыми. Нашей целью было поощрить признание освобождения прибалтийских республик Горбачевым”. Несколькими днями ранее он написал Ландсбергису: “Мы никогда не признавали насильственного включения Литвы в состав Советского Союза. Мы гордимся, что в течение пятидесяти одного года мы были вместе с литовским народом даже в самые трудные моменты”13.
После отпуска вопрос о политике в отношении к СССР встал перед Бушем во весь рост. Ни сам президент, ни его окружение не имели четкого видения дальнейших шагов: как всегда, Белый дом реагировал на стремительно менявшуюся ситуацию. Администрация считала, что в сложившейся обстановке именно такая позиция была наиболее рациональной. Возможно, это было именно так. Буш, по собственному признанию, “не считал, что в интересах США претендовать на решающую роль в происходящем в Советском Союзе”.
Буш, как и его советник Скоукрофт, считал, что слишком заметная активность Соединенных Штатов может стать причиной новой попытки государственного переворота: “Требования и заявления американской стороны могут оказаться контрпродуктивными, привести к активизации выступающих против реформ сторонников жесткой линии”14.
Пятого сентября Съезд народных депутатов принял решение о самороспуске и приостановлении действия Конституции СССР. В тот же день американский президент созвал Совет по национальной безопасности, чтобы, в частности, обсудить вопрос сохранности советского ядерного арсенала. Речь также шла о необходимости разработки прежде отсутствовавшей широкой программы действий применительно к Советскому Союзу. В начале заседания Буш заявил: “Долгожданное освобождение стран Прибалтики и ряд аналогичных актов других республик поставили нас в довольно сложное положение”. Это было правдой. Администрация четко различала свою политику применительно к Прибалтике и к другим республикам СССР. То, что было хорошо для Прибалтики, считалось вредным для Украины. Но даже если поддержать центр в его противостоянии с союзными республиками, о каком именно центре речь? Выступить на стороне Ельцина с молодыми революционерами или Горбачева с его командой опытных либеральных реформаторов? Пресса долго критиковала Буша за поддержку президента Советского Союза и игнорирование российского лидера. Стоит ли теперь Америке поддержать Ельцина? Несколько лет спустя Буш и его советник так сформулировали стоявший перед ними вопрос: “Ельцин – герой. Настоящий герой. Но кем он будет через месяц?”15
Буш попросил у совета помощи, хотя и сообщил, что предпочитает ждать: “Мы не должны играть на публику”. Осторожность Буша не разделял лишь один из присутствовавших – пятидесятилетний министр обороны Ричард Чейни. В отличие от Буша и Скоукрофта, он был уверен в необходимости и способности США оказывать влияние на положение в Советском Союзе: “Думаю, до конца еще далеко. До сих пор сохраняется опасность восстановления авторитаризма. Боюсь, что если примерно через год все рухнет, нам придется объяснять, почему мы не сделали больше… Мы должны вести процесс, направлять его”16.
Чейни выступил за расширение контактов правительства США с советскими республиками. Фактически это означало курс на дезинтеграцию СССР, которая привела бы к устранению советской угрозы и сокращению военных расходов США. Министр обороны не видел разницы между провозглашением независимости прибалтийскими республиками и Украиной и был уверен, что Америка должна содействовать стремлению к государственности тех народов, которые этого хотят. Чейни предложил открыть в каждой советской республике консульство. Распределение помощи США и “Большой семерки” через Москву (на этом настаивал Скоукрофт) министр обороны считал признаком “старого мышления”. Буш и Скоукрофт позднее охарактеризовали требования Чейни как “завуалированную поддержку дезинтеграции СССР”.
Ответить Чейни пришлось Джеймсу Бейкеру – личному другу Буша, о влиянии которого на президента знал каждый в Белом доме. Бейкер считал, что США должны использовать имеющиеся рычаги влияния на Советский Союз. В меморандуме, подготовленном его сотрудниками, говорилось: “Хотя определяющая роль в происходящем будет принадлежать людям на местах, наши заявления, как это и было в дни путча, будут влиять на действия лидеров”. Перед началом заседания Совета по национальной безопасности Бейкер озвучил журналистам пять принципов политики Соединенных Штатов в регионе. Их можно было рассматривать как инструкцию для глав советских республик: 1) мирный характер самоопределения; 2) нерушимость существующих границ; 3) уважение к идеям демократии и верховенству права; 4) признание прав человека, в частности, прав этнических меньшинств; 5) признание международных обязательств, взятых на себя Советским Союзом. (Последний пункт касался необходимости выполнения только что подписанного Горбачевым договора СНВ-1.)
Бейкер не хотел, чтобы Горбачев и его приближенные оставили сцену после всего, что они сделали для улучшения советско-американских отношений. Этих людей в Госдепартаменте знали, симпатизировали им и понимали, чего от них ждать. При этом никто толком не знал ни Ельцина, ни Козырева (о других советских республиках нечего и говорить). Люди из окружения Шеварднадзе предупреждали американских дипломатов, что Москва слабеет, а национализм на окраинах набирает силу. В подготовленном для Бейкера после поражения ГКЧП меморандуме упоминалось о “реальной возможности того, что провозглашение независимости республик СССР приведет к территориальным, экономическим и военным конфликтам между ними”. На заседании Бейкер заявил: “Нам стоит повременить с открытием консульств [в республиках] и сделать все возможное для укрепления центра”. Кроме того, он упомянул о том, что в случае распада Советского Союза могут возникнуть осложнения: прежде всего вспышки насилия и бесконтрольное распространение ядерного оружия17.
