Позже на страницах той же "Дружбы народов" возник новый ромчп Б. Окуджавы "Путешествие дилетантов", состоящий из двух частей. Есть основания предполагать, что как только была напечатана первая книга, нетерпеливые граждане Бари, обложившись русско-апулийскими словарями, засели за работу... Во всяком случае в США под названием "Ноктюрн" роман вышел.
Новоданное заглавие немного смутило Б. Окуджаву. "Странно, - сказал он. - Ну да пусть уж!" Вероятно, его смутило то, что у Габриэля д'Лннунцио тоже было сочинение под названием "Ноктюрн" ("Notturno"). А ведь знаменитого итальянца очень часто и очень многие именовали представителем "всеобъемлющего дилетантизма". Так вот, мол, не стали бы путать американские читатели эти два "Ноктюрна". Но нам такие опасения представляются совершенно напрасными. На наш взгляд, странно в некоторой мере только то, что имя дитяти меняется за океаном безо всякого участия его родителя. Само же новое заглавие - надеемся, романист нас извинит - кажется нам, право же, гораздо более удачным, чем исходное.
Собственно говоря, почему "Путешествие дилетантов"? Во-первых, в книге нет ни дилетантов, ни дилетантизма, а только эрудиты, знатоки, одна сплошная всеобъемлющая интеллектуальность. Во-вторых, нет и путешествия, а есть бегство: во второй книге несколько глав посвящены описанию бегства из Петербурга главного героя - немолодого уже князя Мятлева и юной Лавинии соблазненной им жены статского советника Ладимировского. Путешествие и бегство вещи совершенно разные. Мы же не говорим "Бегство Афанасия Никитина в Индию" или "Путешествие Наполеона из Москвы".
А "Ноктюрн" - это прекрасно! Такое заглавие гораздо ближе к сути дела. Само слово "контюрн" (nocturne) в переводе с французского, которым Окуджава владеет легко и охотно, означает "ночной". Словарь дает такое толкование этого слова, как термина искусства: "художественное произведение, изображающее ночь, ночные сцены, ночные настроения". Но в романе "Путешествие дилетантов" как раз пропасть ночных сцен и ночных настроении. Сколько здесь путевых ночлегов, ночных застолий, кутежей и всяких иных эпизодов, сцен, происходящих ночью. То и дело абзац или глава начинаются фразами вроде таких: "Была ночь"... "Был второй час ночи"... "Уже стояла глухая ночь"... "Поздней ночью коляска полковника остановилась у постоялого двора"... "Южная ночь, стремительная и непроглядная, опустилась на город"... "Майская ночь"... "Я пробудился ночью весь в поту. Сердце мое билось учащенно. Мне показалось, что я слышу глухие голоса"... и т. д.
Крайне любопытно и характерно, что один из важнейших эпизодов романа бегство героев - начинается фразой: "Мы были у Гостиного Двора в двенадцать часов пополудни". Судя по всему, автор хотел сказать "в двенадцать часов дня", "в полдень", но перо, привычное к ночным сценам, само невольно перенесло действие в полночь: ведь хотя так никто и не говорит "двенадцать часов пополудни", но по прямому грамматическому смыслу эти слова могут означать только одно - полночь.
В романс мастерски описываются ночи зимние и летние, осенние и весенние, северные и южные, городские и деревенские, тихие и бурные, звездные и беззвездные, русские и грузинские... Что касается "ночных настроений", то иные персонажи романа просто немыслимы вне их. Такое, например, бравый поручик Катакази, преследующий беглеца: "На ночь он обязательно останавливался на станции Либо в деревне, .либо в гостинице... Он проявлял лёгкую, непринужденную заботу относительно собственных сердечных дел, и дамы всякого сорта, встречавшиеся на его пути, оставались обласканными им и сохраняли в своих сердцах самые трогательные воспоминания". Некоторые из этих дам описаны особенно подробно и выразительно. Например, "босая баба не первой молодости" па станции в Чудове. Врезается в память, как "баба поднялась в светелку, взбила подушку и откинула лоскутное одеяло", как "загорелые руки бабы и белые руки поручика переплелись, подобно вензелю, и пребывали так некоторое время".
О ночном эпизоде с другой дамой поручик расскажет сам: "Я долго, трудно и мучительно добивался ее расположения. Я что-то обещал, клялся, от чего-то отказывался. Она таяла, однако оставалась непреклонна... У нее были сильные цепкие руки, и она вертела меня, как зонтик. (Гак в тексте. - В. Б.). А время шло... Вакханалия, представьте, началась еще до сумерок, а уже стояла глухая ночь... Это была фурия - рыдающая в полный голос, хохочущая, проклинающая, сжимающая меня в объятиях, хлещущая меня по щекам со сладострастьем трактирщицы, падающая в обморок, зовущая на помощь. Наконец лишь под утро она угомонилась и все произошло скучно, пошло и бездарно".
Не ясно ли из всего этого, что Булат Окуджава - истинный поэт ночи и ночных страстей. И прямо-таки поразительно, как это заокеанский издатель все разглядел, понял и словно припечатал:
"Ноктюрн"!
Кстати, Б. Окуджаве и не привыкать уже к переименованию своих произведений: ведь в Политиздате его "Бедный Авросимов" вышел под названием "Глоток свободы". Ну, правда, при этом из журнального текста опустили несколько абзацев, которые уж слишком выпирали из строгого профиля издательства, например:
"- Вам любо моё тело? - вдруг спросила она. - Вон я какая лежу перед вами: вся горячая да прекрасная... Что же вы не наслаждаетесь, не глядите на меня во все глаза?" и т. д.
Возможно, кого-то смутит, что роман из русской жизни прошлого века, роман, в котором так много истинно русского, - водка, огурчики, граф Орлов, орловский сервиз, орловские рысаки и т. д. - такой роман озаглавлен иностранным словом. Думаю, что самого автора с его широтой языковых познаний и смелостью использования их в своем творчестве, это узкое соображение не должно бы смущать. Действительно, что там одно иностранное слово, хотя бы и в заголовке, когда весь роман словно насквозь прошит яркими узорными нитями многих иностранных языков. В нем мелькают, сверкают, переливаются то латинское выражение Розт ясгтртит (по-русски "постскриптум"), то немецкое слово Schlagbaum (по-русски "шлагбаум"), то французские обороты vis-a-vis и comme il faut (по-русски "визави" и "комильфо"), то английская фраза "У нас будет baby" (по-русски "У нас будет бэби"), то грузинское обращение "Генацвале!" и т. д. Поскольку действие романа разворачивается главным образом в высших кругах русского аристократического общества, то естественно, в тексте чаще всего встречаются французские обороты речи и слова: madame(мадам), maman (мамаша), souvenir(сувенир), adultere (адюльтер) и т. п. Персонажи из этого общества даже называют друг друга по-французски.
Во второй книге романа от отдельных иностранных слов и выражений некоторые окрепшие персонажи переходят к целым фразам на чужих языках, а то и ввернут фразочки две-три. Ощущение почти такое же, как при чтении "Войны и мира"! Будто опять находишься в салоне Анны Павловны Шерер...
Правда, критик Зет, известный всем желчевик и грубиян, говорил мне:
- Какие там иностранные языки! Окуджава даже слово "madame" не может написать без грамматической ошибки, пишет - и сколько раз! - "madam". В выражении "vis-a-vis" делает три ошибки: "viz-a-vie". И так всюду. Его французский это всем известная старинная смесь французского с нижегородским, его немецкий - похож на переделкинский, его латинский смахивает на кутаисский.
- Ну, знаете, генацвале, - перебил я его, - на всех не угодишь! А вот мне нравится, что наш писатель-современник уже не робеет ни перед суровой латынью, ни перед другими языками мира, как живыми, так и мертвыми. Нет, что там ни говорить, а это повышает тонус, бодрит.
Но главная сила автора "Путешествия дилетантов", конечно, не в бесстрашии перед лицом иностранных языков, а в смелости, своеобразии и свежести его подхода к языку, на котором написан роман. К рассмотрению этого мы теперь и приступим.
1
Ворона кричала нечленораздельное..
- Господи боже мой, какой ужас!
кричала незнакомка.
Путешествие дилетантов.
В "Бедном Авросимове" язык повествования, так называемая художественная ткань была богато изукрашена на такой вот смелый новаторский манер: "она плачет за любимого брата", "он с большими подробностями оглядел гостиную", "сердце свело от страха", "камень не до конца свалился с души", "душа моя тотчас очерствела на сей подвиг", "пистолет распластался на ковре", "они забавлялись то беседой, то сном" и т. д.
В оригинальности тут не откажешь. Но то же самое и дальше По замшелым правилам надо бы написать, допустим, "новых известии не поступало|", "падай к нему в объятья", "вершить правосудие", а романист, круша рутину, уверенно выводил: "новых известий не возникало", "падай к нему в охапку", "вершить закон". Даже из простецкой "завитушки" он сделал неожиданный "вензель". Разве не интересно?
А уж особенно-то увлекательная картина вставала перед нами там, естественно, где автор вторгался в мир пословиц, поговорок, простонародных речений, идиом. Помните, как вел себя в этом мире знаменитый герой шишковской "Угрюм-реки" мистер Кук? Как лингвист-мичуринец. Он скрещивал отборные фразеологические сорта, делал прививки и получал нужные ему словесные гибриды:
