Ужас возникает в самом начале Сотворения мира — вместе со злом и злодеями вроде мятежного ангела Мелкора. Мелкор порождает какофонию, внося разлад в музыку Эру и Валар, и берется сотворить свой собственный мир. Перед тем как уединиться, он успевает посеять раздор среди Валар.
«Он оставался в тени, являясь в мир в ужасных, гнетущих обличьях, низвергая пламя и лед с горных вершин и из земных недр, впитывая все злое и жестокое, что попадалось ему на пути».
Диалектика льда и огня в том виде, в каком ими манипулирует в своих зловещих целях Мелкор, напоминает физическую теорию Горбигера, описанную Пауэлсом и Бержье в «Утре магов». Горбигер, будучи, кстати, любимцем Гитлера, сводил главный принцип мироустройства к противоборству льда и огня. В нашем же случае такая полярность — от горных вершин до земных недр — только усиливает впечатление от ужаса, исходящего от Мелкора. Стоит напомнить, что Мелкор всегда ненавидел море, которое, как говорится в «Сильмариллионе», ему так и не удалось укротить. А Толкиен так самозабвенно любил море, что даже не упоминал про населяющих его глубины чудовищ — китов, кашалотов, гигантских змеев и кальмаров, которым посвящено столько приключенческих романов, — от морского змея у Жюля Верна до Моби Дика у Генри Мелвилла, не говоря уже о чудищах Плиния Старшего.
По словам Толкиена, Мелкор не способен создавать: единственное, на что он способен, так это подделывать, разрушать и извращать то, что было создано другими и задолго до него. Потому–то ему и удалось превратить эльфов в орков.
«Как говорят в Эрессеа, те из квенди, что попали в лапы к Мелкору еще до падения Утумно, были брошены в застенки — там их долго изощренно истязали и в конце концов сломили, а после обратили в рабов; так Мелкор и породил орков».
Далее Толкиен прибавляет, что «в самых потайных глубинах души орки ненавидели своего повелителя, ибо боялись, как бы он не замучил их до смерти. И это было, пожалуй, самым подлым злодеянием Мелкора, отчего и невзлюбил его Илуватар».
Под влиянием своей нелюбви к людям, что в «Сильмариллионе» ощущается более явственно, чем во «Властелине Колец», Толкиен уточняет, что «люди становятся все больше похожими на Мелкора, хотя он всегда боялся их и ненавидел, даже тех из них, кто служили ему».
Гибельные узы свяжут людей с Мелкором в Битве Бессчетных Слез, когда большая часть людей во главе с восточными предводителями переметнутся на сторону Моргота.
Сам же Моргот особенно преуспел в злодействе дважды — в ту пору, когда мир еще был юн: во–первых, он помутил разум Феанора, обратив его в мятежника, а во–вторых, он же уничтожил два древа — Лаурелин и Тельперион, озарявшие землю своим светом. С этого, собственно, и начинается весь ужас, живым воплощением которого становится приспешница Мелкора, чудовищная паучиха Унголиант. Когда Мелкор и паучиха замышляли недоброе, «лучи, исходившие от обоих древ, как будто слившись воедино, озарипи безмолвный град Валимар золотисто–серебристым блеском».
Но сиять этому свету, увы, суждено было недолго:
«Мелкор и Унголиант спешили… Унголиант пронзила своим черным светом корни древ, и Мелкор бросился на холм. Ударами сумеречного своего копья он поразил оба древа в самое сердце — из разверзшихся ран брызнул сок, подобный крови, и оросил землю. Почуяв запах его, Унголиант припала черным своим клювом к ранам и не отрывалась, пока вконец их не обескровила. И туг же впрыснула в них смертельный яд, что струился по жилам ее, и, разлившись по древам, отрава иссушила и корни их, и ветви, и листву…»
Что касается черного света, то были черные испарения, источавшиеся из Унголиант и даже Мелкора ввергавшие в страх.
Обуреваемая неутолимым голодом, Унголиант, в конце концов, пожирает самое себя. Что же до Мелкора, то он облекает порождаемый им ужас в изощренные формы: роет подземные лабиринты и возводит бастионы в своей крепости Ангбанд, и обносит вершину своей горы, Тангородрима, непроницаемой клубящейся завесой черного тумана; преумножает воинство орков и барлогов, выковывает себе корону с Сильмариллами и провозглашает себя Владыкой Мира. Присвоенный им титул напоминает таинственного повелителя подземного царства Агарты, затерянного где–то в Средней Азии, и предводителя тамошнего несметного воинства, призванного однажды восстать из–под земли и уничтожить все человечество. В свое время небезызвестный английский писатель Булвер–Литтон, автор «Последних дней Помпеи», даже написал про это подземное воинство книгу — «Грядущая раса», — в которой предрек всем нам погибель. Мелкор напоминает и Princeps hujus mundi — пресловутого «князя мира», каковым нарекся сатана. Да и потом, сам Мелкор заявляет: мир — моя вотчина, и правит в ней «пламя, укрощающее строптивых и ввергающее их в новые безумства».
Моргот обрел силу, после того как разделились эльфы и боги, — сам же он остался врагом и тех, и других. Подобное разделение произошло и во «Властелине Колец»: в результате гномы стали недругами эльфов, а люди перессорились между собой, при том что враг у них у всех общий — Саурон. Являя собой само зло во плоти и крови, Саурон действует по принципу «разделяй и властвуй». В «Сильмариллионе», тем не менее, самым поразительным представляется то, что Валар почему–то никак не могут справиться с Мелкором, и бессилие их кажется столь же непостижимым, сколь и неоправданным.
А между тем Мелкор продолжает плести зловещие тенета ужаса и натаскивать подручных ему тварей. Вершить злодеяния Мелкору нередко помогает стихия, как это часто случается в мире Толкиена:
«Железные горы служили ему круговым оплотом с громадой Тангородрима посередине, а благодаря снегам и льдам оплот его и вовсе было не преступить».
Далее говорится, что эти Железные горы громоздились на границе вечных льдов. Как у Томаса Манна в «Докторе Фаустусе» дьявол Толкиена столь же холодный, даже ледяной, хотя и играет с огнем и льдом, или, выражаясь по–научному, экстремумами температур. Мелкор опускает туман и на страну Хитлум, остававшуюся, по словам Толкиена, прекрасной, покуда нолдор осаждали Ангбанд.
Мелкор выпускает и Глаурунга, «первого из Урулоки, изрыгателей огня с Севера». Имя Урулоки, очевидно, происходит от злого древнескандинавского бога Локи. А что касается имен и названий всевозможных тварей, все они, вероятно, плод воображения Толкиена и объяснению не подлежат. Возвращаясь к Мелкору, напомним, что, как явствует из текста, «он не пытался строить струги и вести войну на воде. Все его прислужники боялись воды, и не_один из них и близко не подходил к морю по своей воле».
Ульмо говорил Тургону:
«Помни, что истинная надежда нолдор витает в западной стороне и что явится она из–за моря».
Со временем нуменорцы, околдованные темными чарами, не побоятся схлестнуться с Валар и на морских просторах. Но пока зло вершится на земле, в горах и пещерах, на равнинах и безотрадных песчаных пустошах.
Наконец, по истечении многих веков Мелкор готовится обрушить всю свою мощь на нолдор, тщетно осаждающих Ангбанд.
«Настала зима с ее непроглядными, безлунными ночами… И тут Моргот изрыгнул огромные огненные реки… многие нолдор сгинули в пожаре… Так началась Битва Внезапного Пламени».
Осада Ангбанда ничем не закончилась — эльфы рассеялись. Финголфин бросает Морготу вызов, и тот его убивает. За тем ужас распространяется по всей земле. Тогда же на сцене появляется Саурон — он тоже всюду сеет ужас, хотя еще и не стал Властелином Колец.
«Он сделался всемогущим колдуном, повелителем призрачных теней, своим коварством и жестокостью он извращал все, к чему прикасался, и подчинял своей злой воле. Служить ему, повелителю волколаков [оборотней] было сущей пыткой… чудный остров Тол–Сирион обратил он в проклятое место, и с той поры стали называть его Тол–ин–Горот — Остров Волколаков».
Так, мир Толкиена становится настоящим миром ужасов. Неясно только, что навеяло ужас на самого Толкиена, — то ли время, в котором он жил, то ли изощренное воображение, которым он обладал, то ли, быть может, разочарование в некоторых христианских духовных ценностях. Как бы там ни было, «дух и сердца эльфов Белерианда омрачили страх и отчаяние», а то и другое в мире Толкиена считается грехом таким же страшным, как гордыня и жадность. Не случайно дальнейшее повествование в «Сильмариллионе» пронизает безмерная скорбь. Как только образовалась брешь, Мелкор простирает власть свою и силу повсюду, вынуждая Феанора с сыновьями дать роковую клятву, пробивая осаду Ангбанда и умножая численность орков и прочих тварей.
И тут–то и появляются люди с Востока, ставшие живым воплощением то ли расовых — или даже расистских, — то ли исторических предрассудков Толкиена, точнее, его страха перед силой, грядущей с Востока, чтобы захватить Запад, — силой, которую олицетворяют сарацины, гунны, монголы и турки. Вот как он их описывает:
