Для победы немало сделали советские писатели. В годы войны их творчество было неразрывно связано с нашей борьбой против фашизма, стало «важным оружием военного времени», о чем с осуждением писали американские советологи. В учебнике «История русской советской литературы. 40–70-е годы» (1980) профессор А. Метченко отметил, что «четыре года Великой Отечественной войны справедливо приравниваются к столетию», тогда «советская литература показала пример служению народу, не имеющей аналогии в истории мировой литературы». Во время войны была особо короткая, особо интенсивная связь писателей с жизнью, с ее животрепещущими проблемами, что придало советской литературе особый настрой, особый пафос, связанный с открыто выраженной страстной любовью к отчей земле и испепеляющей ненавистью к захватчикам. Тогда наполнились новыми красками понятия «патриотизм», «Родина».
Г. Померанец рассуждал; "Можно ли было — после чудовищных потерь 41-го и 42-го года — дойти до Берлина? Да, можно, дошли, но за счет глубокого искажения народной души. С помощью вставшего из могилы призрака всемирного завоевателя, Батыя, Чингисхана. Такая победа — напиток ведьм. И народ, проглотивший его, долго остается отравленным и через несколько поколений отрава выступает сыпью — портретами Сталина на ветровых стеклах" (Зн.1993.№ 8. С163). Космополиты восхищались бы нашей душой, если бы мы подняли руки вверх. Для них любовь к России, стремление сделать ее великой державой — "напиток ведьм". Они утверждают, что Сталин «оказался несостоятельным в организации борьбы с фашизмом». Говоря о нашей победе, Данин считал: "Сталин тут был абсолютно ни при чем" (Лг. 12.06.1995). Интересная логика: если наши войска терпели поражения — был виноват Сталин, если побеждали — он не имел к этому никакого отношения. Белоцерковский повторил привычную мысль либералов: «Победу в конечном счете Красная Армия одержала не благодаря Сталину и его режиму, а вопреки им» (Нг.29.01.2000). Косолапов верно сказал: «Заявления типа «Победа была достигнута не благодаря, а, наоборот, вопреки руководству Сталина» следует по справедливости отнести к порождениям злобствующей глупости» (СР. 15.01.1998).
Сталин не «руководил фронтами по глобусу», как сказал Хрущев, но вместе с тем он допускал ошибки и просчеты в годы войны, вначале недооценивал работу аппарата Генштаба, недостаточно учитывал коллективный опыт командующих фронтами. «Поворотной вехой глубокой перестройки Сталина как Верховного Главнокомандующего явился сентябрь 1942 года, когда создалась очень трудная обстановка и особенно потребовалось гибкое и квалифицированное руководство военными действиями» (А. Василевский). Тогда он стал больше считаться с мнением работников Генштаба и командующих фронтами. Василевский заметил, что «в период войны, на заседаниях Политбюро или ГКО при обсуждении того или иного принципиального вопроса, касающегося ведения вооруженной борьбы или развития народного хозяйства, вопреки высказанному Сталиным мнению члены Политбюро довольно смело и настойчиво вносят свои предложения, и они Сталиным не отвергаются, но и охотно обсуждаются; и если предложение разумно, оно принимается. Точно так же и при работе в Ставке мы, военные, имеющие прямое отношение к вооруженной борьбе, вносим свои предложения, и Сталин считается с нами». Он спросил Ворошилова: «…неужели нельзя было раньше высказывать Сталину в необходимых случаях свои возражения?» Тот ответил: «Раньше Сталин был не таким. Наверное, война научила его многому. Он, видимо, понял, что может ошибаться и его решения не всегда могут быть самыми лучшими и что знания и опыт других могут быть полезными. Сказались на Сталине и годы: до войны он был моложе и самоувереннее» (451).
Шолохов, веря суждениям Жукова о выдающемся вкладе Сталина в нашу победу, считал, что "нельзя оглуплять и принижать» его деятельность: "Во-первых, это нечестно, а во-вторых, вредно для страны, для советских людей» и «прежде всего потому, что «ниспровержение» не отвечает истине". Сталин контролировал важные нити народного хозяйства страны, проделал колоссальную работу по созданию стратегических резервов и материально-технических средств. По мысли Василевского, он, «особенно со второй половины. Великой Отечественной войны, являлся самой сильной и колоритной фигурой стратегического командования. Он успешно осуществлял руководство фронтами, всеми усилиями страны» (445). Он «обладал гениальным умом…умел глубоко проникать в сущность дела и подсказывать военное решение» (Зн.1988.№ 5. С83).
Резвые обличители пишут, что уровень мышления и руководства наших полководцев отличался «некомпетентностью, бюрократизмом». Как же они сумели разбить немецкую армию? Уже в начале войны в труднейшей обстановке многие наши командиры вели себя достойно, находили верные решения. Геббельс занес в дневник 26.06.1941 г.: «Восточный фронт на юге очень жестокое сопротивление, русские дерутся отчаянно и имеют хорошее командование» (Вж. 1997.№ 4. С.38). 27.06: «Русские защищаются мужественно. Их командование действует в оперативном плане лучше, чем в первые дни» (39). 11.07 Гальдер записал: «Командование противника действует энергично и умело». В ходе войны наши командиры приобрели опыт, отточили свое тактическое и стратегическое мастерство и превзошли в профессиональном отношении немецких военачальников. 18.03.1945 г. Геббельс написал в дневнике после прочтения книги с биографиями и фотографиями советских полководцев: «Маршалы и генералы в среднем очень молоды, почти ни одного старше 50 лет. За плечами у них богатая политико-революционная деятельность, все они убежденные коммунисты, весьма энергичные люди, и по лицам их видно, что вырезаны они из хорошего природного дерева, В большинстве случаев речь идет о сыновьях рабочих, сапожников, мелких крестьян и т. п. Короче говоря, приходишь к досадному убеждению, что командная верхушка Советского Союза сформирована из класса получше, чем наша собственная… Я рассказал фюреру о просмотренной мной книге Генерального штаба о советских маршалах и генералах и добавил: у меня такое впечатление, что с таким подбором кадров мы конкурировать не можем. Фюрер полностью со мной согласился».
Очернители упрекают Жукова и других наших военачальников в том, что они «заботы о солдатских жизнях производили лишь на уровне деклараций», побеждали ценой огромных потерь. Астафьев заявил: «Мы и закончили войну, не умея воевать. Мы залили своей кровью, завалили врагов своими трупами». Так мыслил Н. Шаяхметов в своем опусе «Война… О людских потерях в Великой Отечественной войне» (2000), изъяны которого выявил А. Стрельцов в статье «фантазии историка-любителя» (Истоки.№ 4.2002). Б. Соколов писал о 30 миллионах убитых советских военнослужащих. Поэт А. Марков бросил фразу: «Но когда узнаешь о бессмысленной гибели десятков миллионов советских солдат» (Мс.1992.№ 5–6. С.180). По словам С. Иванова, «наша армия потеряла 22 миллиона солдат (общие потери вместе с мирным населением — 46 миллионов)» (Ог.1990.№ 15). А. Руцкой: в Отечественную войну 1 погибший германский воин уносил с собой «14 погибших военнослужащих СССР» (Кз.22.05.1992). Пьецух вместе со своей героиней Верой из «Заколдованной страны» (1992) считает, что «на одного убитого захватчика приходилось чуть ли не десять русских». На самом деле это соотношение было 1:1,3 — СССР потерял в войне 27 миллионов человек, в их числе 8 668 400 военнослужащих. В первые годы войны мы теряли намного больше солдат, чем немцы. Но потом картина стала иной. Одними трупами победы не завоюешь, она стала приходить к нам лишь тогда, когда советские войска превзошли врага не столько в численности солдат и оружия, сколько в умении воевать.
Этот вывод подкрепляют факты. Союзные войска высадились во Франции 6.06. 1944 г., за четыре с половиной месяца они достигли Германии — , пройдя 550 км. (средняя скорость движения — 4 км. в день). Наши войска 23.06.1944 г. начали наступать от восточной границы Белоруссии и 28.08 вышли на Вислу около Варшавы. Немецкий историк П. Карелл писал: «За пять недель они прошли с боями 700 километров (то есть 20 км. за день!) — темпы наступления советских войск превышали темпы продвижения танковых групп Гудериана и Гота по маршруту Брест — Смоленск — Ельня во время «блицкрига» летом 1941 года» (Зв.2001-№ 30). Симонов отметил в «Разных днях войны»: в 1940 г. во время финской войны на прорыв линии Маннергейма и взятие Выборга «понадобилось три месяца боев с тяжелейшими жертвами, а теперь всего одиннадцать суток со сравнительно небольшими потерями с нашей стороны». 5-я гвардейская дивизия в боях за Ельню «с 8 августа по 6 сентября 1941 года… уничтожила около 750 солдат и офицеров противника…сама потеряла в этих боях 4200 человек убитыми и ранеными. Летом при разгроме немецкой группы армий «Центр» дивизия захватывает в плен 9320 немецких солдат и офицеров, сама за весь этот период боев потеряв 1500 человек. При штурме Кенигсберга дивизия захватила в плен 15 100 немецких солдат и офицеров, сама потеряв во время штурма 186 человек убитыми и 571 человека ранеными». Наступая на город-крепость Кенигсберг, наши войска потеряли 4 тысячи, а немцы в десять раз больше. Иным стал уровень технического оснащения армии, военный опыт и воинское мастерство командиров. Даже недобрый критик советского строя Мерцалов писал: «К концу войны благодаря титаническим усилиям всей страны Красная Армия превзошла противника в профессиональном отношении» (Км. 1990.№ 6. С.62). На Дальнем Востоке в 1945 г. наши войска потеряли около 12 000 человек, а японцы — 83 700 убитыми, 640 000 пленными.
