Je ne Vous recommande pas le porteur de cette lettre, persuadé que Vous l'aimerez sans cela et pour l'amitié qu'il m'a [porté] montré pendant son séjour à D.[unabourg] [416].
528. П. А. Плетневу. Около (не позднее) 29 октября 1830 г. Болдино.
Я сунулся было в Москву, да узнав, что туда никого не пускают, воротился в Болдино да жду погоды. Ну уж погода! Знаю, что не так страшен чорт як его малюют; знаю, что холера не опаснее турецкой перестрелки — да отдаленность, да неизвестность — вот что мучительно. Отправляясь в путь, писал я своим, чтоб они меня ждали через 25 дней. Невеста и перестала мне писать, и где она, 118 и что она, до сих пор не ведаю. Каково? то есть, душа моя Плетнев, хоть я и не из иных прочих, так сказать — но до того доходит, что хоть в петлю. Мне и стихи в голову не лезут, хоть осень чудная, и дождь, и снег, и по колено грязь. Не знаю, где моя; надеюсь, что уехала из чумной Москвы, но куда? в Калугу? в Тверь? в Карлово к Булгарину? ничего не знаю. Журналов ваших я не читаю; кто кого? Скажи Дельвигу, чтоб он крепился; что я к нему [417] явлюся непременно на подмогу, зимой, коли здесь не окалею. Покаместь он уж может заказать виньетку на дереве — изображающую меня голинького, в виде Атланта, на плечах поддержи[ва]ющего Лит.[ературную] Газету. Что моя трагедия? отстойте ее, храбрые друзья! не дайте ее на съедение псам журнальным. Я хотел ее посвятить Жуковскому со следующими словами: я хотел было посвятить мою трагедию Карамзину, но так как нет уже его, то посвящаю ее Жуковскому. Дочери Карамзина сказали мне, чтоб я посвятил любимый труд памяти отца. Итак, если еще можно, то напечатай на заглавном листе [418]
Драгоценной для Россиян [419]
Памяти
Николая Михайловича
Карамзина
Сей труд Гением его вдохновенный
с благоговением и благодарностию [420] посвящает
А. Пушкин.
Адрес: Его высокобла[городию] м. г. Петру Александровичу Плетневу В С.-Петербург в Екатерининском Институте.
529. H. H. Гончаровой. Около (не позднее) 29 октября 1830 г. Болдино.
Милостивая государыня Наталья Николаевна, я по-французски браниться не умею, так позвольте мне говорить вам по-русски, а вы, мой ангел, отвечайте мне хоть по-чухонски, да только отвечайте. 119 Письмо Ваше от 1-го окт.[ября] получил я 26-го. Оно огорчило меня по многим причинам: во-первых, потому что оно шло ровно 25 дней. 2) что вы первого октября были еще в Москве давно уже зачумленной. 3) что вы не получили моих писем. 4) что письмо ваше короче было визитной карточки; 5) что вы на меня видно сердитесь, между тем как я пренесчастное животное уж без того. Где вы? что вы? я писал в Москву, мне не отвечают. Брат мне не пишет, пологая, что его письма, по обыкновению, для меня неинтересны. В чумное время дело другое; рад письму [421] проколотому; знаешь, что по крайней мере жив — и то хорошо. Если вы в Калуге, я приеду к Вам через Пензу; если вы в Москве, т. е. в Московской деревне, то приеду к Вам через Вятку, Архангельск и Петербург. Ей богу не шучу — но напишите мне, где вы, а письмо адресуйте в Лук.[ояновский] уезд в село Абрамово, для пересылки в Болдино. Скорей дойдет. Простите. Цалую ручки у матушки; кланяюсь в пояс сестрицам.
Адрес: Ее высокоблагородию милостивой государыне Наталье Николаевне Гончаровой В Москву На Никитской в собств. доме.
530. Неизвестный — Пушкину. Вторая половина (после 16) октября 1830 г. Петербург.
Вот справка, полученная мною от стряпчего, г. Круглова. — Г. Кистер есть один из известнейших спекуляторов города; покупает и перепродает векселя и живет более в передних присутственных мест, чем у себя на квартире. — Если хотите писать к нему, то пришлите письмо на мое имя; оно дойдет исправно по назначению. —
[На обороте листа:]
Выписка из книг Гражданской палаты о запрещениях.
По отношению С.-Петербургского губернского правления от 16-го октября 1830 года за № 2447-м [писано в Се[нат]] наложено запрещение на имение коллежского секретаря Александра Сергеевича Пушкина за не платеж титулярному советнику Кистеру по заемному письму, данному 1820 февраля 8-го дня на имя барона Штиглица, [422] от него переданному портному мастеру Серендену, а от сего дошедшему по передаточной надписи Кистеру, — пятисот рублей.
531. H. H. Гончаровой. 4 ноября 1830 г. Болдино.
Le 9 vous étiez encore à Moscou! mon père me l'écrit; il m'écrit encore que mon mariage est rompu. En est-ce assez pour me pendre? je vous dirai encore [423] qu'il y a 14 quarantaines depuis Лукоянов jusqu'à Moscou. Est-ce bon? Maintenant je m'en vais vous raconter une anecdote. Un de mes amis faisait la cour à une jolie femme. Un jour qu'il vient chez elle, il trouve sur sa table un album qu'il ne connaissait pas — il veut le voir — Madame se jette dessus et le lui arrache; nous sommes quelquefois aussi curieux que vous autres, belles dames. Mon ami employe toute son éloquence, toutes les ressources de son esprit, pour se faire rendre l'album. Madame tient bon; il est obligé d'y renoncer. Quelque temps après cette pauvre petite femme meurt. Mon ami assiste à son enterrement et vient consoler le pauvre mari. Ils fouillent ensemble dans les tiroirs de la défunte. Mon ami aperçoit le mystérieux album. Il s'en saisit, il l'ouvre, il était tout blanc à l'exception d'un seul feuillet où étaient écrits ces 4 mauvais vers du Кавказский пленник
Не долго женскую любовь
Печалит хладная разлука,
Пройдет любовь, настанет скука
etc… Maintenant parlons d'autre chose. Quand je dis parlons d'autres choses, je veux dire, revenons à nos moutons. Comment n'avez-vous pas honte d'être restées à la Nikitska — en temps de peste? C'est bon pour votre voisin Адриян qui doit faire de bonnes affaires. Mais Наталья Ивановна, mais vous! — en vérité je ne vous conçois pas. Je ne sais comment parvenir jusqu'à vous. Je crois que Вятка est encore libre. En ce cas j'irai par là. Ecrivez-moi cependant à Абрамово для доставления в Болдино. Vos lettres me parviendront toujours.
Adieu, que Dieu vous conserve. Mettez-moi aux pieds de M-de votre Mère.
4 Nov
Mes hommages à toute la famille.[424]
Адрес: Ее высокоблагородию милостивой государыне Наталье Николаевне Гончаровой в Москве На Никитской в собств. доме.
532. А. А. Дельвигу. 4 ноября 1830 г. Болдино.
Посылаю тебе, барон, вассальскую мою подать, именуемую Цветочною, по той причине, что платится она в ноябре, в самую пору цветов. Доношу тебе, моему владельцу, что нынешняя осень была детородна, и что коли твой смиренный вассал не околеет от сарацинского падежа, холерой именуемого, и занесенного нам крестовыми воинами, т. е. бурлаками, то в замке твоем, Литературной Газете, песни трубадуров не умолкнут круглый год. Я, душа моя, написал пропасть полемических статей, но не получая журналов, отстал от века и не знаю в чем дело — и кого надлежит душить, Полевого или Булгарина. Отец мне ничего про тебя не пишет. А это беспокоит меня, ибо я всё-таки его сын — т. е. мнителен и хандрлив (каково словечко?). Скажи Плетневу, что он расцаловал бы меня, видя мое осеннее прилежание. Прощай, душа, на другой почте я, может быть, еще что-нибудь тебе пришлю.
4 ноября.
Я живу в деревне как в острове, окруженный карантинами. Жду погоды, чтоб жениться и добраться до П.[етер]Б.[бурга] — но я об этом не смею еще и думать.
533. M. П. Погодину. Начало ноября 1830 г. Болдино.
Из Моск.[овских] Ведомостей, единственного журнала, доходящего до меня, вижу, любезный и почтенный Михайло Петрович, что вы не оставили Матушки нашей. Дважды порывался я к Вам, но карантины опять отбрасывали меня [в] на мой несносный островок, откуда простираю к Вам руки и вопию гласом велиим. Пошлите мне слово живое, ради бога. Никто мне ничего не пишет. Думают, что я холерой схвачен или зачах в карантине. Не знаю, где и что моя невеста. Знаете ли вы, можете ли узнать? ради бога узнайте и отпишите мне: в Лукояновский уезд в село Абрамово, для пересылки в село Болдино. Если при том пришлете мне вечевую свою трагедию, то вы будите моим благодетелем, истинным благодетелем. Я бы на досуге вас раскритиковал — а то ничего не делаю; даже браниться не с кем. Дай бог здаровье Полевому! его второй том со мною и составляет утешенье мое. Посылаю вам из моего Пафмоса Апокалипсическую песнь. Напечатайте, где хотите, хоть в Ведомостях — но прошу вас и требую именем нашей дружбы не объявлять никому моего имени. Если московская цензура не пропустит ее, то перешлите Дельвигу, но также без моего имени и не моей рукою переписанную… А главного-то и не сказал: срок [день[гам]] моему долгу в следующем месяце, но я не смею надеиться заплатить Вам: не я лгу, и не мошна лжет — лжет холера и прилыгают 5 карантинов нас разделяющих. Прощайте, будьте живы.
Что брат?
534. П. А. Вяземскому. 5 ноября 1830 г. Болдино.
Отправляюсь, мой милый, в зачумленную Москву — получив известие, что невеста ее не покидала. Что у ней за сердце? твердою дубовою корой, тройным булатом грудь ее вооруженна, как у Горациева мореплавателя. Она мне пишет очень милое, хотя бестемпераментное письмо. Брат Лев дал мне знать о тебе, о Баратынском, о холере… Наконец и от тебя получил известие. Ты говоришь: худая вышла нам очередь. Вот! да разве не видишь ты, что мечут нам чистый баламут; а мы еще понтируем! Ни одной карты налево[!] а мы всё-таки лезем. Поделом, если останемся голы как бубны. [425] — Здесь я кое-что написал. Но досадно, что не получал журналов. Я был в духе ругаться, и отделал бы их на их же манер. В полемике, мы скажем с тобою, и нашего тут капля меду есть. Радуюсь, что ты принялся за Ф.[он]Визина. Что ты ни скажешь о нем, или к стати о нем, всё будет хорошо, потому что будет сказано. Об Истинне (т. е. о точности применения истины) [426] нечего тебе заботиться: пуля виноватого сыщет. Все твои литературные обозрения полны этих пуль-дур. Собери-ка свои статьи критические, посмотри, что за перестрелка подымится. Когда-то свидимся? заехал я в глушь Нижнюю, да и сам не знаю как выбраться? Точно еловая шишка в [-]; вошла хорошо, а выдти так и шершаво. К стати: о Лизе голинькой не имею никакого известия. О Полиньяке тоже. Кто плотит за шампанское, ты или я? Жаль, если я. Кабы знал, что заживусь здесь, я бы с ней завел переписку в засос и с подогревцами, т. е. на всякой почте по листу кругом — и читал бы в Нижегородской глуши le Temps и le Globe [427]. Каков государь? молодец! того и гляди, что наших каторжников простит — дай бог ему здоровье. Дай бог вам всем здоровья, 123 друзья. Покаместь желать лучшего не́чего. Здесь крестьяне величают господ титлом Ваше здоровье; титло завидное, без коего все прочие ничего не значат.
