Но, взглянув на зубы Евы Браун, он неожиданно пришел в возбуждение. Коронки, которые он сделал ей, сгорели, зато был цел боковой мостик:
«Это моя последняя, самая совершенная конструкция — мое достижение!»
Насколько точны были воспоминания Елены Ржевской, я мог установить необычным образом. Летом 1983 года мне позвонил незнакомый человек. Он представился по-английски: турист, зубной врач из штата Нью-Йорк, д-р Антонио Ревес-Гуэрра. Хочет поговорить по поводу моих публикаций о конце войны. На следующий день мы встретились, и гость рассказал:
— Несколько лет назад у меня произошло странное знакомство. Ко мне по случаю сложного перелома челюсти пришел один пациент. Мы разговорились. Он оказался коллегой, зубным врачом, приехавшим в США после войны из Берлина. Имя его — д-р Брук. Он рассказал мне, что ему пришлось быть свидетелем того, как в кабинет профессора Блашке прибыли советские офицеры. Брук попал сам туда случайно, по просьбе своей знакомой Кете Хойзерман. Брук от Хойзерман слышал о всех подробностях тогдашних розысков, которые привели к бесспорной идентификации останков Гитлера и Евы Браун. На память он взял себе из кабинета Блашке несколько выписок из врачебного журнала…
Ревес-Гуэрра прислал мне эти выписки. Действительно, в них числились и Гитлер, и Браун, и Гиммлер. Брук сохранил у себя и фотографии зубных протезов, которые изготовлял Блашке (в частности, одна из них полностью подтвердила идентификацию Е. Браун).
Итак, вывод был однозначен: Гитлер и Ева Браун.
В послевоенные годы не было недостатка в попытках оспорить факт находки останков Гитлера — особенно со стороны немецких исследователей. Тем важнее оказались работы «стороннего» наблюдателя. Им стал американский ученый Рейдар Ф. Согннаес. Он хорошо известен в американском медицинском (и судебно-медицинском) мире как крупный специалист. Выходец из Норвегии, давно натурализовавшийся в США, он был долгие годы президентом Бостонского биологического общества и президентом Общества стоматологов.
Согннаес никогда не занимался судьбой Гитлера. Его интересы, однако, касались некоторых уникальных стоматологических случаев, например, истории искусственной челюсти президента Джорджа Вашингтона. Лишь только поэтому он заинтересовался полемикой вокруг протеза Гитлера, послужившего для советских следователей основой идентификации.
Согннаес решил заняться этим вопросом с педантизмом исследователя-специалиста. С этой целью он провел изыскания в архивах США, где обнаружил: описание зубов и протезов Гитлера, сделанное в американском плену дантистом Гитлера профессором Блашке; описание того же, сделанное в американском плену д-ром Гизингом; пять рентгеновских снимков черепа и челюстей Гитлера, сделанных в 1944 году.
Собрав все эти данные, Согннаес решил действовать не в одиночку. Дабы не допустить ошибок, он «скооперировался» с известным норвежским судебно-медицинским стоматологом профессором Стрёмом. Результаты работ были представлены на обсуждение 6-й международной встречи судебных медиков в Эдинбурге в сентябре 1972 года. Я был приглашен туда и стал свидетелем того, с каким интересом (и одобрением) был встречен доклад Согннаеса — Стрёма. В нем около 30 страниц текста и не меньшее количество приложений.
Согннаес и Стрём пришли к такому выводу:
«В течение 1971–1972 годов два автора, будучи разделенными дистанцией 5000 миль и не имея возможности постоянно поддерживать контакт, исследовали сравнительные данные одонтологической и иной идентификации трупа Гитлера. В результате коллективной работы сейчас можно дать сравнительное заключение, основанное на следующих документах:
Полные допросы, снятые американской разведкой в 1945 году.
Приложенные к ним рентгеновские снимки, снятые по двум различным поводам и содержащие весьма характерные стоматологические особенности, а именно: а) верхний левый центральный резец с металлической наплавкой, характерной для т. н. «оконной коронки», б) специальный мостик справа, в) ряд специфических следов лечения, г) следы ряда заболеваний.
Интерпретация вышеуказанных данных и их сравнение с русским актом, опубликованным в 1968 году, и другими данными.
Авторы пришли к выводу, что находящиеся в их распоряжении данные представляют окончательное стоматологическое подтверждение того, что Гитлер действительно погиб во время краха нацистской диктатуры в 1945 году и что русские произвели судебно-медицинское исследование подлинного трупа Гитлера».
Теперь о четвертом этапе. Этот этап расследования, как выяснилось впоследствии, был весьма важен, так как он касался обстоятельств, при которых Гитлер осуществил свой последний замысел. Как писал известный германский публицист Эрих Куби, «люди из окружения фюрера были заинтересованы в том, чтобы божество третьего рейха покинуло жизнь мужественно, выстрелив в себя из пистолета». И вот вам медицинское заключение: «отравление цианистыми соединениями»! Советские следователи опрашивали многих свидетелей событий 30 апреля в бункере. Их было немало: тот же Фосс, Линге, Гюнше, Баур, начальник охраны генерал Раттенхубер и многие другие. Их даже привозили в Берлин для реконструкции событий 30 апреля 1945 года. Однако следователям не могла не броситься в глаза одна особенность: хотя все свидетели хором утверждали, что Гитлер застрелился, никто из них не слышал самого выстрела в тот момент, когда его ожидали. Уже позднее стал известен ряд косвенных, но важных свидетельств, согласно которым Гитлер, собираясь отравиться, сам требовал затем пристрелить его. В книге американского автора Нерина Гана о Еве Браун (она написана на основании рассказов близких родственников Евы Браун, а также секретарш Гитлера) можно обнаружить весьма интересные данные. В частности, Ган приводит следующее высказывание Гитлера, сделанное после того, как зашла речь о возможности сопротивления русским с «оружием в руках».
«Я не могу держать в руках ружье. В первые же часы я свалюсь, и кто же меня тогда сможет пристрелить?»
29 апреля Кребс и Гитлер обсуждали тему самоубийства. Кребс сказал:
«Лучше всего пустить себе пулю в рот!»
На это Гитлер возразил:
«Разумеется, это так. Но кто же пристрелит меня, если выстрел не окажется смертельным?»
Особое внимание советских следователей привлекли показания бригадефюрера СС Монке. Он показал на допросе в плену, что уже 30 апреля узнал о самоотравлении Гитлера. В числе лиц, которые знали об этом, он назвал Геббельса, Бормана, Бургдорфа, Кребса и начальника охраны генерала Раттенхубера. Трое из них были мертвы, один исчез. А Раттенхубер? Раттенхубер попал в плен. Находясь в Москве, он собственноручно описал последние дни имперской канцелярии. Запись, рассказывающая о дне 30 апреля, гласит:
«Около часу дня я проснулся, проверил посты и около 4 часов спустился в фюрербункер. Линге сообщил мне, что фюрер покончил жизнь самоубийством и после этого ему, Линге, пришлось выполнить «самый тяжелый приказ фюрера».
Я знал от д-ра Штумпфеггера, что тот должен был снабдить фюрера и его жену цианистым калием. Я был потрясен сообщением Линге, несмотря на то, что присутствовал накануне при прощании Гитлера. Я опустился на стул. Линге сказал мне, что трупы, завернутые в одеяло, сожжены у запасного входа в сад. Далее он сообщил, что на ковре осталось кровавое пятно; когда я удивленно посмотрел на него, так как знал, что Гитлер имел цианистый калий, Линге сказал, что Гитлер приказал ему выйти из комнаты и по истечении 10 минут, если в комнате ничего не будет слышно, войти и выполнить его приказ. И когда Линге положил на стол пистолет Гитлера, я понял, что это был за «самый тяжелый приказ Гитлера».
Насколько можно было верить Раттенхуберу? Лубянским следователям это очень хотелось, и, признаться, я тоже хотел это сделать. Однако сейчас я пришел к иным выводам.
Сначала о том, какова была судьба докладов контрразведчиков из Берлина о поисках, которые они вели 2—11 мая.
По телефону докладывали Сталину, хотя он сразу проявил к докладам недоверие, считая Гитлера (и Бормана) способным на дезинформацию. Тем не менее берлинские контрразведчики — Управление «СМЕРШ» генерал-лейтенанта Александра Вадиса — представили формальный отчет. 17 мая он был доложен Сталину. Вот его текст:
«5 мая 1945 года на основании показаний задержанного полицейского охранной полиции имперской канцелярии обершарфюрера — МЕНИСХАУЗЕНА[23] в гор. Берлине, в районе расположения имперской канцелярии, у запасного выхода из бункера Гитлера были обнаружены и изъяты два сожженных трупа мужчины и женщины. Трупы находились в воронке и были засыпаны слоем земли, сильно обгорели, и без каких-либо дополнительных данных опознать их не представлялось возможным.
МЕНИСХАУЗЕН заявил, что в трупах мужчины и женщины он опознает рейхсканцлера Германии Гитлера и его жену Браун Еву. При этом показал, что он лично видел, когда трупы Гитлера и его жены Браун были сожжены 30 апреля при следующих обстоятельствах: 30 апреля МЕНИСХАУЗЕН с 10 часов утра нес охрану имперской канцелярии, патрулируя по коридору, где расположены кухня и столовая имперской канцелярии. Он одновременно вел наблюдение за садом, т. к. на расстоянии 80 метров от здания находилось бомбоубежище Гитлера.
