Стояла пятница, 12 августа, и сорокавосьмичасовое полное погружение в сообщения СМИ вынудило меня смириться с мыслью о крайней сложности, если не невозможности, попыток оспорить вину Берковица в качестве убийцы-одиночки. Впрочем, я был полон решимости попробовать.
Собрав предварительную информацию о семействе Карр, я вознамерился проверить догадку о «Джоне „Уитисе“» и начал звонить разным людям, чтобы найти хоть кого-то, кто знал эту семью. Поскольку я вырос в Йонкерсе, мне удалось задействовать старые связи, и примерно пять звонков спустя я вышел на человека, знакомого с Каррами.
Разговор пролил свет на многое. К моменту его окончания адреналин у меня зашкаливал.
– Вы правы, в телефонной книге имя появилось неспроста. У Джона Карра было прозвище Уитис, – сказали мне.
Источник, которого я буду называть Джек, добавил:
– Возможно, прозвище связано с тем, что этим номером в детстве пользовались и Джон, и Уит. Старик Сэм держит справочную телефонную службу, так что в этом доме много линий. Наверное, они просто не поменяли данные в справочнике, – предположил Джек.
– Основываясь на сказанном вами, Джона Карра вполне могли называть Сын Сэма, – осторожно сказал я. – Непростая тема.
– Ну, его прозвище было Уитис, – ответил Джек.
– Но как Берковиц, если он написал это письмо Бреслину, мог знать прозвище Джона Карра, не будучи знакомым с его семьей? – спросил я. – Он говорит, что не знал Карров, они заявляют, что не знали его, а Берковица теперь представляют одиночкой, у которого вообще нет друзей. Он живет в этом районе только с прошлого года, а не всю свою жизнь. Похож на отшельника. Так откуда же ему известно прозвище того, кого он даже не знает?
Джек подлил масла в огонь:
– Джон уже вообще не живет в Нью-Йорке. Он все время в разъездах, много лет служит в военно-воздушных силах. Последнее, что я о нем слышал: он где-то в Дакотах.
– Все любопытнее и любопытнее. Теперь получается, что Берковиц знает прозвище парня, который бывает здесь лишь наездами… А что вам известно о студии «Карр» у них в доме?
– Ничего, но я бы предположил, что это студия Майкла. Кажется, он кто-то вроде дизайнера.
Джек мало что знал, кроме того, что Джону было около тридцати, а Майкл «лет на пять моложе»:
– Вижу, вы задаете любопытные вопросы, но Берковиц говорит, что действовал один, и копы с ним согласны.
– Знаю. Не понимаю, к чему это ведет, и ведет ли вообще. Но его ведь осудили заранее. Я читал газеты.
* * *
Действительно, после ареста я с жадностью впитывал каждую деталь, какую только мог найти. Многие страницы газетных репортажей и бесчисленные минуты теле- и радиопередач транслировали нации официальное послание властей: «Сумасшедший Дэвид Берковиц подчинялся лаю собаки и убивал по команде своего хозяина, Сэма».
На протяжении нескольких недель после его задержания пресса опубликовала о Берковице немало мифов. Например, не раз сообщалось, что арест застал его в момент, когда он собирался в Хэмптонс, где намеревался устроить бойню на дискотеке из своей полуавтоматической винтовки, а потом «уйти в сиянии славы». Историю слили из недр полиции и сразу же разнесли по сотням заголовков. Она была ложью. Берковиц заявил, что ездил в Хэмптонс в выходные перед тем, как его схватили, размышлял, не устроить ли стрельбу в дискотеке, но передумал. Однако фальшивая история, сдобренная лишь долей правды, послужила все той же цели – показать, что Департамент полиции Нью-Йорка героически спас множество жизней в самый последний момент.
В другом материале, получившем широкую огласку, говорилось, что Берковиц застрелил собаку, лаявшую за многоквартирным домом, где он жил в Бронксе в 1975 году. По словам коменданта здания Джеймса Линча, знавшего Берковица в то время, это тоже было неправдой.
В 1984 году Линч расскажет мне, что один из жильцов как-то ночью в пьяном угаре действительно пристрелил собаку – но она была его собственной.
Внимание общественности привлекла и еще одна лживая история, относившаяся к той же Барнс-авеню. В ней речь шла о неких «записках с угрозами», которые Берковиц якобы подсовывал под дверь пожилой женщине, потому что та слишком громко включала телевизор.
И снова Линч опроверг сказанное: «Я видел эти письма. Женщина – теперь ее уже нет в живых – сама показала их мне. Она не знала, кто их автор, и никто не знал. Но даже если это был Берковиц, в них не было ничего угрожающего. Одни только вежливые просьбы: пожалуйста, постарайтесь уменьшить звук».
Мелочи? Как бы не так. Я описал лишь три примера из многих, которые, объединяясь в общественном сознании, рисовали искаженный портрет Берковица, все сильнее затрудняя любые последующие попытки установить правду. Первые впечатления запоминаются лучше всего, и в деле Берковица перебить их было не легче, чем сломать кирпичную стену. К примеру, история о громко работавшем телевизоре появилась в сотнях газет и упоминалась в статье об аресте, ставшей гвоздем очередного номера «Ньюсуик».
* * *
Так кем же тогда был Дэвид Берковиц? Он родился в Бруклине 1 июня 1953 года, и его сразу же передали на усыновление. Его мать, жившую в Бруклине еврейку, звали Бетти Бродер. За несколько лет до этого она вышла замуж за мужчину по имени Тони Фалько, который потом ее бросил. Затем Бетти завела продолжительный роман с женатым бизнесменом с Лонг-Айленда, которого звали Джозеф Клинеман, также иудейского вероисповедания. Умерший от рака в начале 1970-х Клинеман так и не оставил жену ради Бетти Бродер Фалько, что, впрочем, не помешало ему стать отцом Ричарда Дэвида.
Однако у Бетти уже была дочь Рослин от брака с Фалько. Она не могла растить маленького сына без материальной поддержки Клинемана, а тот, судя по всему, платить отказывался. Так и вышло, что ребенка отдали на усыновление.
В прессе сообщали, что Берковиц был наполовину итальянцем и наполовину евреем, потому что в документах об усыновлении его отцом указан Тони Фалько. Бетти вписала Фалько в документ, понимая, что не может использовать имя женатого Клинемана.
В общем, ребенок в действительности был стопроцентным евреем и в итоге попал в скромную квартирку в Бронксе, на Стратфорд-авеню в районе Саундвью, где жили Натан и Перл Берковиц, бездетная пара из среднего класса.
Мальчика переименовали в Дэвида Ричарда Берковица. Его новый отец, Нат, владел магазинчиком хозтоваров на Мелроуз-авеню в Бронксе и много работал, чтобы удержать бизнес на плаву. К своей вере он относился очень серьезно, поэтому юный Дэвид получил религиозное образование, прошел бар-мицву, но в остальном провел самое обычное детство.
Дэвид обладал интеллектом выше среднего и хорошо учился в школе, если ему давали возможность проявить себя. Он увлекался спортом, особенно бейсболом, и завел несколько близких друзей.
В октябре 1967 года – когда Дэвиду было четырнадцать – его приемная мать Перл умерла от рака. Мальчик глубоко любил ее и тяжело переживал потерю. После этого его прежде теплые отношения с Натом стали напряженными – в основном из-за взглядов отца на воспитание и реакции Дэвида на них.
В конце 1969 года Дэвид и Нат переехали со Стратфорд-авеню в новый дом в районе корпоративной застройки Бронкса – огромный высотный комплекс в восточной части боро. Там у Дэвида, перешедшего в старшую школу Христофора Колумба, появились новые друзья. Среди них выделялись четверо мальчишек его возраста, с частью которых он поддерживал отношения вплоть до самого ареста.
Еще во время учебы в старшей школе, в 1970 году, Берковиц вступил в ряды вспомогательной полиции [79] 45-го участка в Бронксе и полюбил носить униформу. Он также принимал активное участие в создании неофициальной добровольной пожарной команды в своем районе.
По его собственному признанию, личная жизнь в подростковом возрасте у него оставляла желать лучшего. Он сказал, что ему нравились девушки и что у него было несколько свиданий, но длительные отношения сложились лишь с одной – Айрис Герхардт. Берковиц говорил об этой связи как о серьезной с искренней уверенностью в своей правоте. Сама Айрис рассматривала ее как платоническую дружбу. Она заявила, что Дэвид интересен ей как личность, и Берковиц поддерживал с ней связь на протяжении всего начала 1970-х годов, продолжая часто писать ей письма даже после того, как ушел в армию.
