Я был в отчаянии. Неожиданно Пилот всплыл и оказался около меня. Я сумел ухватиться за стремя. Но Пилот стремился к берегу. А я знал, что если он выйдет из воды на берег раньше условленного места, то я буду снят с соревнования. Плывя рядом с конем, я смог завладеть поводом, не дал ему плыть к берегу и заставил направиться по маршруту движения.
Всю остальную программу соревнования выполнили безукоризненно. Могли бы выиграть первое место, но из-за “купания” потеряли много времени, набрали штрафные очки и проиграли из-за этого первенство. Снова мы были на втором месте. Зато урок я получил такой, что не забуду его никогда. Если б я не растерялся, не помешал Пилоту - первое место было за нами.
В 1947 году меня направили служить в Забайкалье. Командование ходатайствовало о переводе Пилота вместе со мной.
Пилот был отличный верховой конь для спорта, и впоследствии, объезжая лошадей, я всегда стремился воспитать в них те качества, которые были так ценны в моем первом “соратнике” - Пилоте.
Где бы я на Пилоте не прыгал, в каких бы соревнованиях ни участвовал,- всюду мы занимали первое место.
Пилот никогда меня не подводил. Может быть, потому, что чувствовал, как я был в нем уверен и доверял ему. Ведь если у всадника появится хоть малейшее колебание, лошадь это сразу почувствует - свернет в сторону, закинется, станет на месте.
Всадник должен идти на прыжок смело, активно, но очень точно. Одно неверное движение туловища, неправильный посыл, резкий удар хлыста, - и можно испортить лошадь: она потеряет доверие к всаднику, и ничто не заставит ее прыгать.
Однажды с Пилотом произошел очень неприятный случай. Сразу же после приезда в Даурию, в мае 1948 года, я принял участие в соревновании. К сожалению, я не учел того, что грунт Забайкалья совершенно другой, чем на Украине. Земля на Украине мягкая, ласковая, а тут она была жестка, как асфальт. Пилот же оттренирован в прыжках на мягком грунте. Первое препятствие он по обыкновению прошел очень чисто, но при приземлении, как видно, почувствовал сильную боль. Подвожу ко второму препятствию, и вдруг… закидка. Настолько это было неожиданным, что я свалился и на себе почувствовал, что такое забайкальская земля. Сильно расшиб себе плечо, но тут же вскочил снова на Пилота и заставил его закончить маршрут.
Призового места мы, конечно, не взяли, да, сказать по правде, я только думал о том, чтобы закончить маршрут и не покалечить коня.
После этого я стал Пилота "огрунтовывать", то есть приучать к твердой забайкальской земле. Каждое утро и вечер я на нем шагал и рысил, два-три раза в неделю заставлял прыгать через низенькие барьерчики, пока не окрепли у него плечи и ноги. Потом стал увеличивать высоту прыжка, и, наконец, Пилот при прыжках перестал чувствовать боль в плечах и ногах.
В те годы не существовало определенного времени для прохождения маршрута. Теперь всадник знает, сколько времени дается ему для преодоления всех препятствий, а раньше учитывались у всадника чистота прыжка и резвость. Следовательно, чем быстрее будет пройден маршрут, тем лучше результат. Я обычно брал препятствия на очень быстром галопе. Пилот чувствовал решительность и свободу, с которой я его вел, и прыгал всегда великолепно. Мы очень верили друг другу и отлично понимали один другого.
Как командиру взвода курсантов, мне часто приходилось выступать на первенствах округа по многоборью взводов. Но тут я выступал сам за себя, без Пилота. В многоборье входило: двадцатикилометровый пеший пробег с полной солдатской выкладкой; после пробега, с хода, боевая стрельба по мишеням; на следующий день преодоление двухсотметровой штурмовой полосы с метанием в цель гранат, гимнастика на брусьях, перекладине, прыжок через коня и лазанье на руках по пятиметровому канату.
Тяжел был для кавалеристов пеший пробег, но спортивная закалка гимнаста и лыжника здорово выручала нас. Пехотинцы подсмеивались над нами.
- Ну, лейтенант, посмотрим, как будете бежать. Привыкли, небось, все на лошадках ездить,- незлобиво подшучивали они над нами. Но скоро пехотинцы увидели, что мы умеем не только ездить на лошадях.
…Стартовал каждый взвод через пять минут. Нам был дан старт пятым. Мы не сумели догнать только первый взвод и финишировали вторыми.
В общем командном зачете мы заняли второе место и с гордостью привезли грамоту своему командиру дивизии. Эти соревнования показали, что кавалерист должен быть подготовлен не только как конник, но и овладеть всем искусством военного дела, как пехотинец.
В 1950 году мне пришлось с Пилотом расстаться. Я получил приказ отправиться в Москву - в Высшую офицерскую кавалерийскую школу.
Итак, я в Москве, учусь в Высшей офицерской кавалерийской школе имени Буденного. Командовал школой прославленный генерал Герой Советского Союза Осликовский.
Наша школа была настоящей кузницей офицерского состава, в которой подготавливались не только офицеры, но и спортсмены высшего класса.
Я начал усиленно тренироваться. Тщательнейшим образом отрабатывал технику удара. Рубка - большое искусство. Только тем, кто не знает, какой ценой добывается уменье опустить шашку в ту тысячную долю секунды, когда движение коня и мышечная сила руки сливаются воедино, рождая удар, подобный удару молнии, эта наука может показаться легкой. Стоит пропустить неуловимое мгновение - и лоза останется невредимой, а ухо лошади пострадает. Контролировать эти молниеносные движения во время соревнований невозможно, полагаешься только на автоматизм мышц. А он вырабатывается упорной работой.
Очень хотелось посоревноваться с сильнейшими спортсменами, но пока я был только зрителем. Лошади для соревнований у меня, как и у других слушателей, не было.
Соревнования проходили довольно часто, и я жадно следил за их блестящими результатами. Я завидовал мастерству прославленных спортсменов и видел, что мне еще очень многому надо учиться.
Особенно меня интересовал конкур. Я изучал на соревнованиях каждое движение всадника, манеру держаться в седле, положение корпуса - на разных переменах аллюра, во время самого прыжка. Старался установить, кто же наиболее сильный, у кого мне учиться. Задача эта была довольно сложная: каждый хорош, и у каждого есть что-то свое, особенное.
Прекрасно выступал сильный по троеборью и конкуру мастер спорта Валентин Мишин. Не хуже него и мастер спорта Николай Шилинков, а мастер спорта Валериан Куйбышев… Это был мастер в полном смысле этого слова.
И все же я думал: "Может быть, мне и не хватает мастерства, но если бы здесь, в Москве, был Пилот, я рискнул бы соревноваться с этими лучшими мастерами".
Выступление неоднократного чемпиона Советского Союза по высшей школе верховой езды мастера спорта Николая Александровича Ситько произвело на меня неизгладимое впечатление. Было чем любоваться, но если бы мне предложили заняться выездкой, я бы, конечно, отказался. Это не для меня. Меня этот вид спорта не привлекал. Красиво, спору нет, но мне казалось, что у меня не хватит силы воли и терпения, чтобы вот так заставить работать коня.
За год, что я проучился в Высшей офицерской кавалерийской школе, мне приходилось вместе с другими слушателями принимать участие в соревнованиях. Участвовал в рубке лозы, иногда прыгал. Хорошей лошади-прыгуна у меня не было, приходилось брать лошадь из числа тех на которых мы, слушатели ездили.
Рискнуть попросить дать мне лошадь одного из мастеров я не осмелился. Не хотелось получить отказ. Понимал: не доверят мне, начинающему спортсмену коня.
Видя мое настойчивое желание понять все тонкости искусства конного спорта, маститые спортсмены обратили на меня внимание и часто со мной беседовали, делясь своим опытом. Во время занятий ко мне особенно приглядывался Николай Александрович Ситько. Он интересовался моей спортивной жизнью и очень смеялся, когда я рассказал ему о своем малоудачном выступлении в группе фигурной езды.
- А мне кажется, - неожиданно проговорил он, - вы прирожденный наездник по высшей школе верховой езды.
Я удивленно поглядел на него и про себя подумал: "И таким мастерам, как ты свойственно ошибаться" А вслух сказал:
- Нет, меня влечет к себе конкур, троеборье. Я молод, силен, думаю, что и смелости у меня хватит, чтобы стать хорошим прыгуном. Это моя мечта еще с юности.
- Посмотрим, посмотрим, - загадочно проговорил Николай Александрович.
"И смотреть нечего,- упрямо подумал я.- Высшая школа верховой езды меня никак не привлекает. То ли дело прыгать и рубить!".
По окончании Высшей офицерской кавалерийской школы меня направили работать в Тамбовское кавалерийское училище, в город Кирсанов, командиром курсового подразделения.
В училище среди офицерско-преподавательского состава были хорошие спортсмены: Василий Николаевич Тихонов, начальник цикла конного дела Василий Алексеевич Лобачев, майор Второв - преподаватель конного дела и, наконец, ставший моим лучшим другом Николай Сова.
