В первые годы своего существования СЭВ не давал особой свободы для внутренних разногласий. Политический вес России был слишком велик во всех столицах государств-членов. Но время шло, все восточноевропейские страны прошли фазу ускоренной индустриализации, практически все они отдали значительную дань созданию тяжелой промышленности, их рынки прошли фазу специализации. Москвичи ждали зимы, чтобы увидеть на прилавках венгерские яблоки, повсюду в Восточной Европе на полках магазинов стояли болгарские консервы и восточногерманские пишущие машинки. Весь Советский Союз ездил в вагонах, построенных в ГДР. Само здание секретариата СЭВ было символом экономического сотрудничества: немцы из ГДР обеспечили электрическую часть оборудования этого московского небоскреба, поляки покрыли его своим стеклом. Казалось, что СЭВ успешнее, чем Европейское экономическое сообщество, движется к экономической интеграции.
На уровне 1970–1980 гг. произошла «окончательная» специализация членов СЭВ. Движения вспять представить себе было невозможно, тем более что с 1973 г. Россия успешно спасала себя и своих партнеров по СЭВ от страшного шока двадцатикратного увеличения цены на нефть — внутри СЭВ действовали льготные расценки на это стратегическое сырье. Даже скептикам было трудно усомниться в действенности Совета Экономической Взаимопомощи, дававшего восточноевропейским социалистическим странам дешевое стратегическое сырье, а огромному Советскому Союзу — технологически емкую продукцию.
* * *Как всегда, лучшее оказалось злейшим врагом хорошего. В условиях ослабления внутренней дисциплины чиновники стран-членов СЭВ начали объяснять неудачи своего экономического развития некачественными поставками соседей. Всем хором заговорили о желательности получить долю рынка на Западе (это давало столь ценную конвертируемую валюту). Все хором стали обвинять соседа и в ориентации на второсортную продукцию, и в предоставляемой к оплате валюте, использовать которую за пределами СЭВ было невозможно.
На уровне горбачевской либерализации 1988 г. закулисное недовольство уступило место открытой словесной сваре. Сосед обвинял соседа в том, в чем, прежде всего, должен был обвинить себя — в низком качестве предлагаемого к экспорту продукта, в жажде занизить цену импорта одновременно с повышением цен своего экспорта.
Поскольку сам здравый смысл восставал против своенравных субъективных оценок, общим кличем стало требование осуществить оценки внутри СЭВ в «высшей объективной ценности» — в конвертируемой валюте. При этом как-то само собой имелось в виду, что Россия никогда не пойдет против себя самой, против своей гегемонии в СЭВ и не повысит цену на нефть до мирового уровня. Ведь тогда рухнет главная скрепка единого экономического союза, столь важного для СССР.
Ставшие бесконечными споры и требования взаимных импортных потоков стран — участников СЭВ заставили в Кремле поднять голову тех, кто находил требования партнеров просто наглыми: они покупают у нас нефть по ценам, многократно ниже мировых, а продают нам второсортные по качеству промышленные товары. Продавай мы нефть не Польше, а соседней ФРГ, мы могли бы на нефтедоллары купить превосходные западные станки и оборудование.
Главная боль споров в СЭВ докатилась до нетерпеливой головы Горбачева, и он снова начал решать проблему по примеру «гордиева узла». Сидящие рядом прогрессивные академики кивали головами: куда они денутся без нашей дешевой нефти. Если мы переведем расчеты на конвертируемую валюту, то сразу станет ясно, что Россия делает Восточной Европе неимоверную по значимости поблажку. Фактор дешевой нефти решит все. Партнеры в конце очередного финансового года убедятся, что они не «технические благодетели» России, а ее неблагодарные должники. Хотите считать в долларах, давайте. Объем экспортируемой Советским Союзом нефти не давал иного трактования: спорщики остынут на льду собственных аргументов о том, что «рынок все сбалансирует, рынок все покажет в истинном свете».
СЭВ был переведен на расчеты в твердой валюте. Ее не было ни у кого — ни у бедной Румынии, ни у относительно преуспевающей ГДР. Ее не было и у гиганта СССР. Перерасчет привел к крушению связей старого (после Европейского сообщества) торгового блока в мире. «Цепь» для одних, окно для других — но дорога СССР в Центральную Европу оказалось этим решением блокированной. А Советский Союз оказался в рамках собственной изолированной экономики.
* * *
Пятый шаг в направлении радикального изменения того, что именовалось СССР, был сделан, когда в октябре 1988 г. небольшая Эстония заявила о своем суверенитете. Горбачев назвал решение эстонского парламента противоречащим конституции, но далее словесного осуждения не пошел. В результате в следующие полгода мы увидели провозглашение самостоятельности еще семью (из пятнадцати) союзными республиками. Последний гвоздь в гроб Советского Союза был вбит российским парламентом 12 июля 1990 г. — когда Российская республика объявила о своем суверенитете. Государство Горбачева оказалось обреченным задолго до «пленения в Форосе» в августе 1991 г.
Огромная держава шагнула в историческое небытие. Компенсацией предполагалось ее признание Западом в качестве «нормальной», «цивилизованной» страны.
Новые «цивилизованные» отношения Горбачева с Западом
Уже весной 1985 г. Горбачев объявляет о шестимесячном одностороннем моратории на развертывание ракет средней дальности действия в Европе; если американцы согласятся на аналогичные действия, мораторий превратится в постоянный. Через десять дней Горбачев предложил мораторий на все испытания ядерного оружия.
На апрельском пленуме 1985 г. генеральный секретарь провозгласил нечто новое: необходимость «цивилизованных» отношений между государствами. Что ок имел в виду — не было раскрыто, но сама постановка вопроса имела презумпцией, что прежние отношения периода «холодной войны» были нецивилизованными.
Воспользовавшись полетом молодого немца Руста на Красную площадь, Горбачев сменил военное руководство страны. На пост министра обороны он назначил недавнего командующего Дальневосточным военным округом генерал-лейтенанта Язова — в обход многих, более заслуженных военных чинов. Начальником Генерального штаба стал маршал Ахромеев. По оценке посла Мэтлока, «на протяжении следующих двух-трех лет связка Язов — Ахромеев (две очень отличные друг от друга личности, о них трудно говорить как о команде) служили Горбачеву отменно… Они стремились задушить свои личные взгляды и угождать Горбачеву как главенствующей политической власти страны. Несомненно, они хотели бы следовать политике, популярной в среде советского военного истэблишмента — но, когда Горбачев решал следовать очень отличным курсом, они поддерживали его, сдерживая потенциальные горячие головы среди военных, готовых выйти из-под контроля».[9]
После замены руководства вооруженными силами СССР, Горбачев сумел в декабре 1988 г. объявить в ООН об одностороннем сокращении советских войск на половину миллиона. Он сумел преодолеть сопротивление военных — лишь неделей ранее высшие военные чины в СССР настаивали, чтобы сокращения были только двусторонними.
Готовность Горбачева услужить американцам сказывалась даже в мелочах. Можно ли представить смену восьми(!) блюд во время часового ленча советской и американской делегаций на берегу Байкала 1 августа 1990 г.? Западные виртуозы банкетов с такой скоростью просто не работают. Для полета в Москву Шеварднадзе предоставил американским дипломатам свой самолет. Был ли аналог на американской территории? Встретившись в первый раз с государственным секретарем Бейкером (март 1989 г.), Э. Шеварднадзе первым делом указал довольно чопорному новому главе американской дипломатии на «важность личных контактов. Они очень важны для создания атмосферы доверия, если не подлинной дружбы, которая облегчает обсуждение даже самых сложных вопросов».[10]
Установленные дружеские отношения с Рейганом, Бушем, Тэтчер, Колем, Миттераном и другими западными лидерами укрепляли в Горбачеве то чувство, что на Западе его понимают лучше. Фактом является, что в 1989 г., когда власть Горбачева зашаталась в самом Советском Союзе, генеральный секретарь Горбачев купался в лучах всемирной славы — он посетил Лондон в апреле, Бонн в июне, Париж в июле, Хельсинки в октябре, Рим в ноябре.
* * *
Большим шагом вперед в деле создания «цивилизованных» отношений Горбачева с Западом стала еще Женевская встреча лидеров СССР и США в ноябре 1985 г. К удивлению Рейгана, Горбачева уже не волновали некоторые спорные процессы, он не очень интересовался ими по своей сути. Скажем, политика США на Ближнем Востоке стала восприниматься как естественная. Советские руководители и дипломаты отныне спокойно воспринимали критику американцами линии поведения СССР в Афганистане. Горбачев «проглотил» угрозу американской стороны быть жестче в Никарагуа.
