Инициативы КПРФ вызвали в среде националистов интерес и бурную дискуссию. Штыки же были выставлены в основном ортодоксальными коммунистами, которые поспешили заклеймить Зюганова за «отход от идей интернационализма» и т.п.
Разумеется, все это отнюдь не исключает критического обсуждения этих инициатив, устного и письменного. Но вообще русские националисты крайне позитивно относятся к любым инициативам «системных» партий, когда они делают шаги в правильном, с нашей точки зрения, направлении.
А вот наши уважаемые оппоненты и впрямь встречают в штыки инициативы националистов, их шаги навстречу. Опять же вспоминается характерный эпизод: недавно наш соратник из ДПНИ пришел на «молодогвардейский» митинг против миграции — там на него напали охранники только за то, что он поддержал некоторые идеи выступающих от имени своей организации… Они хотят видеть только себя и слышать только себя.
Небольшой постскриптум. Когда я уже заканчивал этот текст, произошло варварское избиение (фактически — попытка убийства) Александра Белова, лидера ДПНИ. Мы не знаем, кто это сделал, хотя предположения довольно очевидны. Но характерно, что «системные силы» не выразили сочувствие и не осудили нападавших. Скорее всего, им даже не пришло в голову, что это следовало бы сделать: ведь русские националисты, по их мнению, находятся, как выразился один политик, «за пределами политического поля» — то есть с ними можно обращаться как угодно. Такое отношение трудно забыть и трудно простить.
8. Почему русские националисты постоянно ссорятся и не могут создать единого националистического движения?
Русское национальное движение выделилось из общепротестного «патриотического» движения только в середине нулевых. До того русский национализм в чистом виде практически не встречался.
В восьмидесятые и девяностые годы то, что сейчас считают «ранним русским национализмом», было смесью сентиментального народничества в духе «писателей-деревенщиков», православного фундаментализма, конспирологии (отечественной и западной), острой ностальгии по СССР, культа сильного государства, разного рода мифов и общего недовольства существующим положением вещей. Люди тогда верили в самые странные вещи и не понимали, что происходит в реальности. Когда же муть в головах начала помаленьку оседать, ее принялись усердно взбивать — в чем преуспел, например, Жириновский (роль ЛДПР в политической жизни девяностых вообще невозможно переоценить).
Тем не менее, постепенно «общепротестная», «красно-коричнево-бело-не-пойми-какая» идеология все же разложилась на фракции. Это породило целый спектр «идеологий через черточку», где слово «национализм» играло роль своего рода приставки, а дальше шло главное: «национал-большевизм», «национал-монархизм», «национал-империализм», «национал-анархизм», «национал-технократия» e tutti frutti.
У всех этих идеологических конструкций было одно общее, оно же и разъединяющее: второе слово. «Национализм» в них всегда был подчиненным моментом, средством. Целью же была «монархия», «истинный социализм», какая-нибудь «империя», или, наоборот, «революция» («духовная» или социальная), в общем — что-то такое, чему русский национализм должен послужить в качестве топлива. И уж конечно, национал-анархист не может не ссориться с национал-монархистом: ведь каждый из них рассчитывает на один и тот же ресурс (то есть на русский народ), но собирается использовать его для совершенно различных проектов. Неудивительно, что вся эта публика постоянно конфликтовала между собой, а все усилия по объединению на какой-то общей платформе терпели крах. Достаточно было прийти в любое собрание националистов и громко сказать — «Распутин был святым!» (или «Сталин был людоедом!»), чтобы все присутствующие тут же, бросив прочие дела, принялись бы ожесточенно препираться по этому поводу.
На все это накладывались обычные беды маргинальных движений: мелкие амбиции лидеров, организационная беспомощность, банальная бедность.
Настоящий национализм начинается там, где «второе слово» перестает быть главным. Русский народ не является средством для чего бы то ни было — Государства, Империи, Космической Экспансии, Белой Расовой Солидарности, Социальной Справедливости, Исторической Миссии и т.п. Все «великие проекты» имеют смысл и ценность ровно настолько, насколько они полезны русской нации. С осознания этой простой мысли — русские нужны сами себе, а не как ресурс или топливо для чего-то внешнего, сколь бы привлекательным оно ни было, — и началось русское движение в подлинном смысле слова.
О перспективах. Я не думаю, что русское движение придет (или хотя бы должно стремиться) к «единству», если под ним понимать единую организацию, «руку миллионнопалую», управляемую каким-нибудь «харизматическим вождем». Нет, я не исключаю подобной перспективы, но считаю ее реализацию маловероятной. На наших глазах складывается иная система — а именно, сеть русских организаций, тесно координирующих свою деятельность, связанных совместными проектами, перекрестным членством, личными контактами, и, конечно, общей целью — созданием русской нации и строительством русского национального государства.
Уже сейчас мы видим, что русские организации, которые стоят на позициях последовательного национализма, умеют договариваться между собой, невзирая на идеологические симпатии и антипатии. Это, конечно, не сняло всех противоречий и никогда их не снимет. Тем не менее, принятие чистого национализма за основу делает возможным конструктивный диалог — как друг с другом, так и с иными политическими силами.
9. Как именно русские националисты намерены решать вопрос исторического примирения поколений, учитывая наличие как красного, так и белого дискурсов в националистическом движении и непримиримые разногласия между ними?
В настоящий момент и «красный», и «белый» дискурсы — это прежде всего дискурсы. То есть: агрессивные риторические конструкции, предназначенные, прежде всего, для стимуляции определенных чувств. Грубо говоря, это поводы для ругани между людьми, любящими ругаться по разным поводам, обвиняя друг друга в грехах и преступлениях предков (идейных и реальных), призывая друг друга к покаянию и одновременно понося друг друга последними словами. Все это чем дальше, тем больше напоминает борьбу нанайских мальчиков.
На этом фоне наша власть осуществляет своего рода практический синтез «красной» и «белой» идей. Мы живем в странном «красно-белом» государстве, причем и от «красного», и от «белого» взято худшее — например, узнаваемо советские практики политического подавления масс гармонично сочетаются с дичайшим социальным неравенством, заставляющим вспомнить чуть ли не крепостничество, «и так во всем».
Мое мнение по этому вопросу таково. Русские националисты могут придерживаться разных взглядов на те или иные страницы прошлого нашей страны. Важно то, что они думают по поводу ее настоящего и будущего.
Впрочем, если уж говорить об «историческом примирении красных и белых», то именно русский национализм может предложить убедительную формулу такового.
Ужасы российского двадцатого века были предопределены Гражданской войной. Она стала возможной, в свою очередь, потому, что обе стороны, каждая по-своему, отрицала национальные чувства и тем более националистическую идеологию.
Коммунисты, как известно, были интернационалистами, причем интернационализм того времени был таков, что его можно назвать «антирусским антинационализмом». Но их противники, известные сейчас как «белое движение», тоже не были русскими националистами: их идеология представляла собой противоречивый сплав старой «имперской» идеологии (основанной на сословных и религиозных ценностях, а также на традиции служения государству), «февральского» либерализма, неких вариантов небольшевистского социализма и т.п.
Обе стороны конфликта решали свои проблемы за счет русского народа. Можно спорить, кто в этом повинен больше, у меня тоже есть своя точка зрения на эту тему. Но нельзя отрицать, что известное «красные придут — грабят, белые придут — грабят» довольно точно описывало народное восприятие происходящего. Эту народную правду нельзя замазать ни «красными», ни «белыми» агитками: так было.
Но самое главное и самое страшное состояло в том, что русские убивали русских. Убивали много, систематически. Свои убивали своих. Не потому ли сейчас русские так подозрительно относятся друг к другу, так боятся объединения, с такой готовностью отказываются от себя и своих интересов, что в нашем прошлом был такой опыт, и он еще не пережит и не сделался историей?
Так вот: ситуация, когда русские массово убивают русских во имя каких бы то ни было идей и целей, для националиста неприемлема в принципе. Для него не может быть привлекателен ни «красный» интернационализм (то есть сознательное отрицание национализма, пусть во имя таких прекрасных вещей, как всемирное братство, свобода от эксплуатации, построение справедливого общества), ни «белый» недонационализм (то есть попытка обойтись старыми идеями служения таким прекрасным вещам, как государство, монархия, церковь, честь, нравственные идеалы и т.п). Разумеется, он может больше сочувствовать тем или иным идеалам (сколь угодно замечательным), но ровно до того момента, пока эти идеалы не становятся поводом к истреблению русских людей.
