Невольно напрашивается аналогия. Кабы этак опростоволосился кто-либо из первых (или даже вторых) лиц нашего государства за все годы существования СССР. Можно не сомневаться: этого «факта» хватило бы на сто лет улюлюканья и свистопляски по всем каналам СМИ, во всех форматах. Ведь сколько грязных сплетен о Ленине, Сталине и их соратниках пущено в оборот бессовестными борзописцами. И по сей день смакуют политическую жвачку, захлебываясь слюной: шустеры, Черкизовы, бабицкие и иже с ними «властители дум».
Дожив до седых волос, я только теперь понял: с демагогами и талмудистами спорить бесполезно, бессмысленно. Убаюкают, опутают, заморочат лживыми словами.
Недавно в открытом эфире два теолога вскользь коснулись затасканной темы. Они убеждали друг друга: сатанинские походы на святую землю были исторически оправданы, ибо способствовали распространению цивилизации. И вывод: все, что переживает теперь Россия, пойдет стране и народу на пользу.
Сказано было без обиняков. Политологи из разношерстного лагеря демократов ту же самую мысль выражают витиевато, впрочем, с глубоким подтекстом. Да, Россия велика, богата, прекрасна, однако недостаточно ци-ви-ли-зо-ван-на. Потому россиянам много чего надо перенять у Запада. Таким образом подкорректировать (читай: облагородить) свой корявый менталитет. Особенно по части гражданских прав. С чем у нас (после семнадцатого года) неблагополучно.
Воззрения, мнения, вкусы у людей разные. Русский ведь как рассуждает: «Одному нравится поп, другому — попадья, а мне — попова дочка». Или еще того же разбора: «Кому-то по душе жареные огурцы, иному же соленые яйца». Коль уж на то пошло, по части свобод дадим мы сто очков вперед любому правозащитнику европейского, тем более американского пошиба. А ежели кто вознамерится ставить вопрос ребром или выступать с позиций силы, то мира и согласия меж вольными людьми никогда не будет.
Почувствовав нашу слабину, «доброжелатели» России подняли вверх указующий перст и учат нас правилам хорошего тона и азам человеческого общежития. Сильно напоминает это известный сюжет крыловской басни. Ягненок нарушил права кровожадного хищника: взбаламутил «своим нечистым рылом» питье в ручье. Последовал жесткий ультиматум, хотя по всем предъявленным обвинениям Ягненок был прав. Спор у ручья грозил затянуться до бесконечности. Господину Волку надоела пустопорожняя дискуссия и была произнесена сакраментальная фраза: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать!» И от слов перешел к делу. В темный лес Ягненка уволок.
Я обращаюсь не к господам, а к товарищам: «Вам эта ситуация о чем-то говорит? Что-то напоминает?»
В вопросах гражданского права нам перед «цивилизованным Западом» ни во век не сравняться и не оправдаться. Особенно в нынешнем нашем ягнячьем положении. В конечном счете, дело не в правилах и не в этикете. Вопрос в другом: как великая держава дошла до нынешнего своего убогого состояния? Когда-нибудь историки во всем досконально разберутся и вынесут вердикт. Ну так поможем ученым мужам по мере возможности, пока мы, свидетели и очевидцы, топаем еще по родной земле. Пусть каждый станет в своей келье Пименом на общественных началах. Многие из нас ведь были если не свидетелями, то соучастниками рукотворного катаклизма. Наши показания пригодятся не только ученым, но и слугам Фемиды, когда они вместе явятся на честный суд народов. Возможно, он опять состоится в Нюрнберге. Впрочем, не исключено и любое другое место на планете. Предположительно: Страсбург, Огре, Тирасполь, Беловежье, Богучар, Крыжопль, Белград. Хочется верить, что случится это до наступления Страшного Суда. Итак, за работу, господа, друзья, товарищи.
ЛИТУРГИЯ С КУЛАКАМИ И КАЙЛАМИ
Я видел изнутри, как закипала «великая Молдавская революция».
После долгого отсутствия посетил край, где прошла юность и первая молодость. Была долгосрочная командировка от «Труда». Собственный корреспондент по Молдавии Петр Рашков в связи со сложной болезнью взял долгосрочный отпуск. Я прибыл на подмену.
Как обычно, на новенького косяком повалили ходоки, кляузники, жалобщики, правдоискатели. Пришлось распутывать заскорузлые житейские узлы и закруты. Участвовал я и в политической жизни республики. По ходу дела восстановил старые связи, завел новых знакомцев. Даже друга нашел в лице настоятеля храма св. Прасковьи Петри Бубуруза. Поразила меня в нем глубокая, до фанатизма религиозность в сочетании со светскостью. Что, собственно, и подвигло малоизвестного священнослужителя на политическую борьбу. В итоге, достался мандат депутата Верховного Совета СССР образца 1989 года.
Встречались или у меня в гостинице, или неподалеку в храме, что стоит наискосок от площади Котовского. В рассуждениях о делах мирских и божественном промысле коротали вечерние часы. Однажды только расположились в пределе (комнатушка обочь алтаря), не успели откупорить заветную бутылку «Негру де пуркарь», в дверях появился послушник. Отвел благочинного в сторонку, что-то на ухо прошептал.
— В кафедральном соборе вот-вот начнется служба! — воскликнул о. Петря. — Это неспроста.
За считанные минуты домчали мы до центра. И попали, что называется, из храма в храм.
Молдову захлестнули политические страсти. Сходки, митинги, крикливые собрания были обычным элементом столичной жизни и захолустных уголков. Народ бурлил, гневался, спорил, думал, молился.
Кафедральный собор до последнего времени выполнял роль музея. Теперь в экстренном порядке шла его реконструкция. Каменная громада и снаружи, и изнутри была в строительных лесах. И кому-то же пришло в голову использовать не готовый для богослужения храм для религиозного действа да еще с политической подкладкой.
День же был достопамятный: круглая дата присоединения Бессарабии к СССР. Событие традиционно считалось великим и радостным. Теперь историческое значение сего факта перечеркнули, переиначили. На улицу просочились слухи: в Верховном Совете Молдовы при закрытых дверях, без доступа прессы несколько часов кряду дебатировался скользкий вопрос: как трактовать дату 28 июня? Дошло до мордобоя и рукоприкладства. Перед заходом солнца чаша весов качнулась вправо. Тут-то и явилось «эпохальное» (кто-то назвал его «нахальным») заключение: акты царского правительства (1812 года) и советской власти (1940 года) представляют собой аннексию Бессарабии Россией. Потому 28 июня объявили днем национальной скорби. В пожарном порядке и собрали печальную литургию. Неубранный (в строительных лесах) храм сиял от множества свечей метровой длины и миниатюрных огарков. Своды содрогались от великолепного хора. «Боже, прости нас, грешных. Наставь на праведный путь заблудших», — доносилось с горных высот.
Вдруг я почувствовал у локтя чье-то прикосновенье. Незнакомец с поклоном протягивал стакан розового вина. В другой руке была салфетка с порцией кутьи, по-молдавски «колида».
— Пофтим, драгэ мя. Фиць сэнэтош![1]
— Спасибо. А за что пьем?
— За страждущих.
После причастия раздавали церковные дары. Ароматный, увесистый, кило на три калач (да к тому же еще с горящей свечой) достался и мне. Я не знал, что с ним делать. На паперти встретил о. Петрю: от его ковриги самая малость осталась. Я же боялся красоту нарушить. Хотя, по заповеди, хлеб насущный дается человеку не только для собственного пропитания, а и для того, чтобы делиться с ближними. Я погасил свечу, положил в боковой карман. Калач же стал ломать на куски и раздавать налево и направо. Мои дары принимали учтиво, с поклонами. Было приятно.
Ритуальным шагом пересекли соборную площадь. Возле арки Победы стоял наш автомобиль. Шагов пятьдесят осталось. Вдруг послышались крики, раздался топот, грохот. Пока мы пробивались сквозь толпу, выяснились кое-какие подробности. Во время богослужения к беломраморному сооружению (монумент был воздвигнут в 1846 году) подкатил микроавтобус. Из него вывалилась дюжина молодчиков, вооруженных зубилами, кайлами, молотками. Откуда-то взялась складная лестница. На глазах многочисленных зевак «неизвестные парни» с ловкостью акробатов взобрались на верхотуру и принялись крушить белоснежные плиты с текстами приказов главнокомандующего по случаю освобождения столицы Молдавии от немецко-фашистских захватчиков.
Могучий монумент в считанные минуты оброс грудами битого камня. Кто-то попытался было помешать вандалам. Я тоже рванулся защищать национальную святыню. Но меня опередили. Отец Петря визуально вычислил их командира и, размахивая широченными рукавами подрясника, бросился на громилу, аки воробей на вепря. Поначалу бой складывался в нашу пользу. Однако силы были слишком неравные. Вокруг протоиерея образовалось плотное кольцо боевиков, и друг мой правильно сделал, что ретировался. А в это время за неравной схваткой спокойно наблюдали блюстители порядка.
