И на раскольническiя сочиненiя смотрѣли, да обскуранты и теперь смотрятъ, какъ на складочное мѣсто всякаго рода нелѣпостей, какъ недавно доказалъ блистательно своей громадной книгой Александръ Б. Но оставимъ мертвыхъ погребать мертвецамъ, не будемъ тревожить старый хламъ, не побезпокоимъ господъ, которые придирались въ раскольническихъ сочиненiяхъ къ однимъ несообразностямъ и мелочамъ. Что съ нихъ спрашивать, когда вся ихъ жизнь была ничтожество и мелочь? Перейдемъ лучше къ явленiямъ утѣшительнымъ въ дѣлѣ раскола, на который обратили въ послѣднее время серьозное вниманiе, чего онъ давно стòитъ. Недавно кто-то выразился, что вопросъ о расколѣ сталъ моднымъ. Это неправда: скорѣе нужно видѣть въ немъ одинъ изъ насущныхъ вопросовъ времени, до котораго добрались самымъ послѣдовательнымъ, логическимъ путемъ. Явленiе такой важности и такое запутанное нельзя сразу рѣшить; намъ извѣстно, что нѣкоторые изъ ученыхъ готовятъ статьи по этому предмету; мы съ своей стороны высказали только соображенiя по поводу новыхъ изданiй о расколѣ и станемъ высказывать ихъ при разборѣ самыхъ книгъ. Да не заподозритъ насъ читатель въ излишнемъ пристрастiи къ расколу: мы знаемъ его недостатки и нелѣпости, но ихъ такъ давно и мрачно изображали, что теперь всѣмъ надоѣло повторенiе.
Предъ нами лежитъ небольшая книжка г. Максимова: "Расказы изъ исторiи старообрядства, переданные по раскольничьимъ рукописямъ. Изд. Д. Е. Кожанчикова." Она служитъ отличнымъ руководствомъ, какъ можно изъ раскольническихъ сочиненiй добывать матерьялы для исторiи и для уясненiя взгляда на появленiе и жизнь раскола. Г. Максимовъ смотритъ прямо и безпристрастно на сочиненiя раскольниковъ, касается и недостатковъ ихъ; но при чтенiи его расказовъ вы почувствуете не отвращенiе къ своимъ собратьямъ, но любовь и участiе, и если мелькнетъ улыбка на вашихъ устахъ, то отъ наивности и простоты воззрѣнiя или отъ оригинальныхъ оборотовъ и выраженiй авторовъ раскольническихъ сочиненiй. Очевидно, г. Максимовъ назначалъ свои расказы для всякаго образованнаго читателя, а не для спецiалистовъ, которые давно знакомы съ подлинными сочиненiями. Онъ пополняетъ недостатокъ знанiя внутренней жизни раскола, указывая, гдѣ нужно, на постороннiя свидѣтельства, и имѣетъ глубокiй взглядъ на явленiе раскола въ русской жизни. Онъ говоритъ въ предисловiи къ расказамъ:
"До сихъ поръ мы слышали только однихъ противниковъ раскола, неслыхали его защитниковъ и приверженцевъ; являлись только одни обвинители и судьи, невидно было обвиняемыхъ, неслышно ихъ оправданiй. Оттого-то вообще такая неясность и запутанность понятiй о самой сущности дѣла; оттого-то обнародованiе раскольничьихъ сочиненiй столько же необходимо, сколько и полезно. Они одни въ состоянiи выяснить окончательно этотъ туманный и запутанный вопросъ въ русской жизни, который заурядъ съ московской земщиной, съ народными движенiями на Дону, Волгѣ, Уралѣ и въ Новгородѣ, представляетъ самыя яркiя и законченныя картины въ русской исторiи: это едвали не вся исторiя русскаго народа".
Да, не напрасно же въ расколѣ таится такая несокрушимо живучая и дѣятельная сила, не напрасно тысячи людей погибли, отстаивая его, въ самыхъ варварскихъ истязанiяхъ, а тысячи произвольно отдавались смерти.
Мѣра терпѣнiя народа переполнилась при Алексѣѣ Михайловичѣ; но народъ, считая его благочестивымъ и добрымъ, надѣялся еще, что царь избавитъ его отъ тягостей и поведетъ путемъ, по которому просилась идти его природа. И вотъ цѣлый рядъ челобитныхъ полетѣлъ къ нему со всѣхъ сторонъ – и отъ частныхъ лицъ, и отъ цѣлыхъ общинъ; главное содержанiе этихъ челобитныхъ состояло въ искреннихъ жалобахъ на нововведенiя церковныя и гражданскiя, на тяготы жизни и бѣдствiя народа. Разсылаемыя новоисправленныя Никономъ книги народъ не хотѣлъ принимать, зная Никона за человѣка самовластнаго и гордаго, способнаго къ ненужнымъ и произвольнымъ реформамъ. Когда Алексѣй Михайловичъ повернулся не на путь, указываемый голосомъ народнымъ, отвергъ на соборѣ 1666 года противниковъ реформъ и началъ гнать ихъ, тогда составилось общество хранителей народныхъ началъ, дружно провозгласившее царя и патрiарха антихристами и стало въ опозицiю съ церковью и государствомъ. Явился Стенька Разинъ и народъ сталъ подъ его знамена, пошолъ искать своихъ правъ, своей свободы; по областямъ открылись бунты и во всѣхъ раскольники принимали дѣятельное участiе. Но открытыя возстанiя были подавлены, замолкъ съ ними громкiй голосъ народа, общество было безсильно на борьбу прямую. Послѣ этихъ неудачъ оно прибѣгло, какъ мы видѣли, къ другимъ мѣрамъ… въ тишинѣ дѣлало свое дѣло, отстаивало цѣною жизни свои права, свои начала, и доселѣ твердитъ одно и тоже.
Въ XVI и XVII столѣтiи мало стали довѣрять на Руси и грекамъ. Въ раскольнической литературѣ приписываютъ ихъ хитрое поведенiе перемѣнѣ вѣры подъ влiянiемъ латинянъ и турокъ. Въ соловецкой челобитной прямо сказано: "Нынѣшнiе, государь, греческiе учители прiѣзжаютъ не исправлять, но злата и сребра и вещей собирать, а мiръ истощать. Въ лѣпоту бо имъ самѣмъ прiѣзжать учитися православнѣй христiанской вѣрѣ и благочестiя навыкати." (л. 87) Въ «Повѣсти о бѣломъ клобукѣ» расказывается, что когда турки плѣнили Царьградъ, – отъ безбожныхъ варваровъ нѣкоторые благочестивые хотѣли соблюсти книги греческой вѣры и съ ними отплыли въ Римъ; латиняне заинтересовались, хотѣли изучать, но цари, ради ихъ отступленiя отъ православiя, «улучиша время, принесенныя отъ грекъ книги въ свой римскiй языкъ преложиша, а греческiя книги вси огнемъ сожгоша» (изд. Кожанч., стр. 4). Авраамiй расколоучитель тоже говорилъ Алексѣю Михайловичу: «лучше, государь, старымъ грекамъ вѣрить, а не нынѣшнимъ плутомъ, турскимъ свидѣтелемъ, которые смѣняютъ вѣру и продаютъ на злато, на сребро и на соболи сибирскiя.» Признавая, что и Никонъ заразился этимъ латинскимъ и византiйскимъ прокажоннымъ духомъ, раскольники особенно напали на него, взвалили всѣ господствующiе въ духовенствѣ недостатки на одного патрiарха, приписали ему и грекамъ причину паденiя царя и извращенiя стараго порядка народной жизни. Возмущали раскольниковъ не одинъ Никонъ и царь, но безпорядки господствующей церкви, духовенства, государства и властей. Изъ слѣдующихъ словъ Ѳедора Дьякона ясно видно, что тогдашнее духовенство утратило довѣрiе народа, какъ несоотвѣтствующее своей цѣли:
"Учители настоящаго вѣка – пишетъ онъ – кони сатанины, ихже видѣ святый Iоаннъ Богословъ. И каковы сами преступницы отеческихъ преданiй и законовъ, таковыхъ и въ причтъ поставляютъ неискусныхъ въ писанiи простяковъ, воровъ и пьяницъ, и гнусное житье отъ юности проходящихъ."
Мы могли бы исписать цѣлыя страницы перечисленiемъ тѣхъ недостатковъ, которые господствовали въ духовенствѣ въ это время, некасаясь раскольнической литературы, но это кажется дѣло извѣстное и не требуетъ длинныхъ разсужденiй. О деспотизмѣ Никона любопытствующiе могутъ прочитать въ исторiи Соловьева или въ запискахъ, нетакъ давно изданныхъ русскимъ археологическимъ обществомъ.
Въ "Расказахъ изъ исторiи старообрядства" г. Максимова есть отличное объясненiе, почему масса народа бѣжала отъ своихъ законныхъ поповъ и пошла охотно за простыми мужиками, пономарями и справщиками книгъ, признала ихъ истинными учителями вѣры и нравственности. Г. Максимовъ передаетъ "повѣсть душеполезну о житiи и жизни преподобнаго отца Корнилiя", написанную ученикомъ его Пахомiемъ изъ устъ самого учителя "отъ истины въ пользу слушающимъ и чтущимъ душамъ и въ наслажденiе живота вѣчнаго." Корнилiй принадлежалъ къ числу тѣхъ странниковъ, которые толпами ходили отъ монастыря до монастыря въ то безпечальное время. Онъ жилъ въ комельскомъ монастырѣ двадцать четыре года, былъ въ Москвѣ въ симоновскомъ, сергiевомъ, у Спаса на Новомъ, въ Чудовѣ, въ Новгородѣ у митрополита пекъ хлѣбы, потомъ за искуство въ этомъ дѣлѣ вытребованъ къ патрiарху; онъ не молчалъ предъ Никономъ, который предлагалъ ему мѣсто игумена деревяницкаго монастыря, но онъ отказался; не терпѣлъ Корнилiй нововведенiй, и когда увидѣлъ, что за убѣжденiя жгутъ и головы рубятъ, бѣжалъ на Донъ, чрезъ два года пробрался отсюда въ кириловъ монастырь, потомъ въ Нилову пустынь. Прiѣхали надсмотрщики сюда узнать, по новоисправленнымъ ли книгамъ совершается служба, и когда священникъ отказался править литургiю по новому, взялся служить прiѣхавшiй попъ. Три раза его останавливалъ Корнилiй, когда онъ говорилъ не по старымъ книгамъ и, какъ пономарь, ударилъ его по головѣ "кадиломъ съ разженнымъ углiемъ" и разбилъ голову до крови. Товарищи новоставленнаго попа вбѣжали въ алтарь, схватили Корнилiя за волосы и разбили голову объ полъ до крови. Началась драка. Корнилiй въ суматохѣ бѣжалъ вмѣстѣ съ Пахомiемъ, списателемъ его житiя. Явились они въ олонецкомъ уѣздѣ и здѣсь Корнилiй постоянно странствовалъ и перемѣнялъ мѣста жительства. Его влiянiе на народъ было огромное: онъ, "пьянства и празднословiя гнушашеся отъ дѣтства и до кончины житiя своего весьма сего сохраняяся", велъ жизнь цѣломудренную, сохранялъ строгiй постъ; время проводилъ въ молитвѣ и трудахъ; онъ говорилъ: "проклятъ есть тунеядецъ". Онъ часто бесѣдовалъ съ крестьянами и самъ училъ ихъ грамотѣ. Въ Каргополѣ преслѣдовали Корнилiя враги, но игуменъ спасо-ефимьева монастыря любилъ старину и защищалъ Корнилiя, да и посадскiе всѣ были на его сторонѣ. Этотъ полуграмотный пономарь основалъ выговское общежитiе, изъ котораго выходили учители по всей Россiи. Изъ его учениковъ еще при его жизни нѣкоторые уже были страдальцами за вѣру: такъ въ Каргополѣ на морозѣ стояли Андрей Семиголовъ и другой Андрей съ братомъ и потомъ сожжены, "да и Аѳанасiй кузнецъ съ Озерецъ пострадалъ на Чарынды: въ трехъ застѣнкахъ былъ битъ, потомъ клещами ребра ломали и пупъ тянули, потомъ въ зимнее время въ нестерпимые мразы обнаженъ стояше, и студеную воду съ льдомъ на главу поливаху на многiе часы, донележе отъ брады его до земли соски смерзли, аки поросшiе, послѣди же огнемъ сожженъ бысть; тако скончася. Сiи вси мученицы отъ отца Корнилiя научены быша правовѣрiю", добавляетъ Пахомiй. Извѣстно, что въ это время начались страшныя преслѣдованiя раскольниковъ; "царь государь, по словамъ Шушерина, ревнуя къ церкви, повсюду капитоновъ и раскольниковъ всячески изыскиваше и пустынныя ихъ еретическiя жилища разоряше; самихъ же онѣхъ непокоряющихся смертiю, ранами и заточеньми смиряше."
