Справка в строительных уставах дала, между прочим, одну интересную подробность. В прежних строительных уставах существовало требование, чтобы владельцы домов не «пестрили» улиц окраской своих домов. Даже больше: прежними уставами рекомендовались определенные цвета для окраски фасадов - белый, палевый, бледно-розовый, желто-серый, светло-серый, «дикий» и, наконец, «сибирка» с большой примесью белой краски. В позднейших строительных правилах параграфы об окраске были опущены.
«Русское слово», 23 мая 1912
Доходный дом
Сергей Яблоновский
Дом-дворец, роскошный, длинный, двухэтажный
С садом и решеткой…
Поэт говорил таким образом о доме графини Воронцовой-Дашковой - той самой, о которой несколькими десятилетиями раньше другой поэт писал:
Как мальчик кудрявый, резва,
Нарядна, как бабочка летом…
Но мы имеем в виду иной дом-дворец.
Красный, стоящий в глубине двора на Тверской, барский дом, охранявшийся двумя львами.
Дом, если хотите, был некрасив; львы, если хотите, напоминали больше псов, да и то изваянных в каменный период, но и некрасивый дом, и уродливые львы хранили в себе старинную гордую величавость.
Там, справа и слева красного дома, другие дома возносятся ввысь во много этажей, построенные для доходов, - этот не знает ни квартир, ни доходов, ни всего этого шума улицы: он - барин, он наживы не ищет, и самое слово «нажива», «доход» презирает наследственным презрением.
Там, справа и слева, дорожат каждой пядью ценящейся на вес золота земли, - он расположился в глубине огромного двора, подальше от улицы.
Может себе позволить эту роскошь.
И, оскалив зубы, враждебно смотрели на улицу два каменных льва, - на улицу, с ее беднотой, суетой, торгашеством, новшествами, домами в декадентском стиле.
Старые львы не признают никакого новшества. Они, как и «Английского клоба старинный верный член до гроба» Павел Афанасьевич Фамусов, не могут слышать равнодушно речей о новых постройках:
Не поминайте нам: уж мало ли кряхтят;
С тех пор дороги, тротуары,
Дома и все на новый лад…
Проносились десятилетие за десятилетием. Казалось, могут пронестись столетия, а старые львы, старый дом, старый огромный двор останутся по-прежнему недвижимые.
Последнее прибежище, в котором сохранился особый московский отпечаток…
Казалось…
И вдруг в одно прекрасное утро львы были потревожены смутной, казавшейся в то время невероятной вестью.
Стоя около них, дворники несли какую-то несуразную нелепость.
Рассказывали, что старый красный дом заслонит собою, - страшно и дико сказать, - дом с лавками, магазинами, конторами, черт знает с чем.
Услышав эти дикие вести, старые каменные львы еще больше оскалили зубы, но не поверили:
Лавкам заслонить собою Английский клуб?
Московский Английский клуб?
Нет, шутите, руки коротки!
Клуб, который помнит постоянным гостем в своих стенах самого Максима Петровича, - того самого, который выводит в чины и дает пенсии, который «не то на серебре, - на золоте едал».
Клуб, в котором проигрывались в карты не только колоссальные суммы и великолепные поместья, но и крестьянские души.
Клуб, в который пускали с исключительным разбором людей с белой костью и голубой кровью, которые слово «честь» понимали особливо и, не уплатив в двадцать четыре часа карточного проигрыша, пускали себе пулю в лоб.
Клуб, где слова «труд», «расчет», «интеллигенция», «честная бедность» звучат, как язык другой планеты. Может быть, все это и очень, дескать, хорошо, но к нам никакого касательства не имеет.
Клуб, над которым витают тени старой Москвы…
Могли ли поверить старые львы, в то, что явится купчишка и заслонит своими пошлыми магазинами старый аристократический клуб?
Что явится коммерсант, которого Максим Петрович отроду к себе на глаза не пускал и заявит:
- Мы, вашесиясь, вам будем столько-то и столько-то тыщ в год платить, а за это самое на вашем дворе, впереди вас, лавки поставим.
Да скажи он это действительно Максиму Петровичу, так с ним, чего доброго, удар бы сделался; он бы это за бунт счел и отправил бы дерзкого купчишку к градоначальнику.
Львы подумали, перестали скалить зубы и засмеялись.
В первый раз с тех пор, как стоят на своих каменных фундаментах.
- Ведь сочинят же этакую ахинею!
Они еще не кончили смеяться, как пришли люди и стали ломать старую решетку и рыть яму для закладки нового фундамента.
На лицах старых львов изобразился ужас.
Их самих сняли с пьедестала.
Правда, не навсегда.
Львов не только вернули обратно, но, к изумлению своему, они увидели, что рядом с ними находятся еще два таких же льва.
То есть таких же на непосвященный взгляд. Старые же львы чувствовали, что пришельцы им вовсе не братья.
Это были выскочки, парвеню: это были те самые купчишки, которые пришли и заняли места, насиженные родовым, старым дворянством.
О, если бы старые львы могли отвернуться от этих самозванцев! С каким удовольствием они уселись бы к ним хвостами!
Но они не властны были этого сделать.
Они сидели в тех же позах, с виду спокойные, но думали тяжкую думу.
Они понимали, что отныне нечего беречь им…
В самом деле, что такое родовое барство, если необходимо прибегать к доходному дому, если старый московский Английский клуб надо поддерживать первой и второй гильдии купцами?…
Исчезают зубры, немного приносит пользы дворянский банк, не спасают самые патриотические речи, и, наконец, сдается на капитуляцию последняя цитадель.
Московский Английский клуб.
Бедные, старые, отслужившие свой век львы! Отныне вы будете стоять по бокам «доходного дома»…
«Голос Москвы», 6 марта 1913
Дом Леонтьева
Императорское московское археологическое общество обращается ко всем любителям старины и нашего родного прошлого с просьбой содействовать сохранению одного из интереснейших памятников конца XVIII или начала XIX века - это дом, бывший Леонтьева, в Гранатном пер., в Москве. Дом этот достаточно прочный, отличается прекрасной внутренней отделкой и является характерным памятником своей эпохи; новый его владелец в скором времени предполагает этот дом сломать для постройки на его месте доходного дома; но, если бы нашелся покупатель, готовый сохранить этот памятник, то сравнительно за умеренную цену можно было бы приобрести это владение и тем сохранить художественный памятник прошлого, еще вполне пригодный для пользования им в настоящее время.
«Голос Москвы», 24 марта, 1913
Сапожники
Вл. Гиляровский
Хорошо, что дом А. Титова рухнул в самом начале строительного сезона.
Может быть, это и есть тот гром, от которого мужик перекрестится.
Может быть, хоть с этого года начнется в Москве надзор за возмутительными постройками, которыми наводняется столица.
Пора подтянуть участковых городских архитекторов и разъяснить им, что вся сила в них, что их обязанность серьезная, а не фикция, и пора опровергнуть утверждение, что их должность:
- Синекура, очень доходная и ровно ни к чему не обязывающая, что несение их обязанностей никакими инструкциями не связано, никакому контролю не подчинено.
Установилось мнение, что эти господа только портят строительные планы домовладельцев.
Является участковый архитектор к домовладельцу, и указывает ему нарушение строительного устава, и требует исправления.
Тот доказывает противное.
Начинают торговаться и сходятся к общему удовольствию.
И строит домовладелец, как хочется ему, а дальнейшего надзора уже нет. Нарушается на каждом шагу план, и этого не видят.
И только катастрофа или пожар раскроют злоупотребление, но виновных не найдут!
Покойный городской голова Н. А. Алексеев как-то крикнул в Думе:
- Разогнать!
И разогнал участковых архитекторов.
Бросил камень в тинистое болото, и камень на минуту очистил в одной точке воду, которая снова заплыла тиной.
Катастроф в Москве было много, но архитекторы, на стройках которых происходили катастрофы, продолжают свои работы безнаказанно.
Имена катастрофных дел мастеров известны.
Многие из них не ведут сами построек, а только подписывают за деньги планы, а работы производят на свой страх подрядчики или, еще того хуже, домовладельцы, не желая понять смысл крыловской басни:
Беда, коль пироги начнет печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник.
Но еще опаснее, когда сапожник самолично начинает воздвигать семиэтажные дома, как это выяснилось при катастрофе на Кисловке:
- Строил дом самолично сапожник Андрей Титов, тот самый, у которого уже недавно рухнул дом на Арбате, так же мерзко строеный, хуже интендантского сапога:
