— Садишься — и сразу тебе полный эффект присутствия, пожалуйста, что хочешь, — подхватил Ванос.
— Это ты к чему? — настороженно бросил Ян. — Попробовать захотелось?
— Как же! — фыркнул пилот. — С нашим-то капитаном?
— Ребята, АБЭВ запрещаю, — устало вмешался капитан.
— А почему? — запальчиво крикнул штурман. — Хоть чем-то займемся!
— Не надо, — повторил капитан.
— Я так предлагаю, — вставил Ванос. — Мы остаемся, а ты, капитан, пойди выясни, что за штука. Идет?
— И почему ты против? — с легким раздражением проговорил Игорь.
— Что это тебе — звезда из антивещества? Четвертое измерение?
Он тогда подумал: что это с ними?.. И сам дал ответ, простой, как все, чему предшествует слишком глубокий опыт. Землю хотят. Землю. Это он увидел в равнодушно сощуренных глазах Ваноса, в небрежной позе Игоря, в колких замечаниях и шутках Яна.
Но он пошел. Пошел узнать.
Едва капитан спустился к прозрачной трехстворчатой двери, как она мгновенно распахнулась. Небольшой холм, по обеим сторонам которого спирально закрученные витки пластмассовых лестниц-эскалаторов. Пустынно, от светлых стен безликих тонов веет прохладой, сверкают движущиеся ступени.
Он поднялся на лестницу, которая быстро домчала его до крыши воронки — огромного овального зала, вдоль стен которого вплотную друг к другу стояли прозрачные параллелепипеды, пустые внутри, но с поставленным посредине на пластмассовые подпорки плоским кругом с загнутыми краями. Круг соединялся с полом каким-то матовым конусом. Это и было таинственное АБЭВ — блюдо возбуждения и воспоминания.
Перед блюдом стояло кресло с наклонными держателями для головы. С крыши параллелепипеда свешивались четыре манипулятора.
Почти на всех креслах сидели инопланетяне. Сидели неподвижно, склонившись над блюдами, уперевшись в держатели и устремив отсутствующий взгляд в пространство.
Все-таки это было немного жутковатое зрелище.
Капитан подошел к свободному параллелепипеду. Мгновенно в стеклянной стенке образовалось отверстие. Проход в стене сразу же затянулся. Капитана облепила тишина. Он сел в кресло, которое, изменив форму, плотно облегло его тело, наклонился к блюду. Подбородок уперся в держатели. Капитан посмотрел вниз.
В зеркальной поверхности круга четко отразилось его лицо — слегка раскосые серые глаза, рассыпавшиеся светло-каштановые волосы, плотно сжатые губы…
Потом отражение начало стушевываться, блекнуть и, наконец, совсем погасло. Блюдо потемнело, стало объемным и глубоким, появились странные светлые пятна, их делалось все больше и больше… Проступили какие-то неясные изображения. Вдруг словно что-то взорвалось в памяти, мгновенная яркая черта распорола блюдо…
…Раскаленный шар солнца садился в поле, прижигая траву. В звенящем вечернем воздухе будто запахло палеными ромашками, повеяло густым ароматом запоздало цветущих вишен, низко плывущим над разогретой землей. Над разнотравьем склонились кони, волоча гривы по жарким тяжелым копнам.
В выцветшем голубом небе на распластанных крыльях медленно парит коршун. Стрекочут кузнечики. Облака краснеют в догорающем костре сожженных солнцем трав.
На пригорке примостилась деревушка, принимая в свою единственную улочку узкий ручеек пыльной дороги, уныло петлявшей через холмы. Синие головки васильков в поле ржи. Коршун падает куда-то, загибая крылья. По лугам бежит, широко раскинув руки, кто-то в ярком комбинезоне. Мелькают подошвы, разлетаются на бегу черные волосы, в цветах поет ветер. Человек оборачивается. На загорелом лице пепельным цветом блестят глаза. Над лугами возносится звонкий, почти мальчишеский смех. Это Игорь. И вон еще двое бегут по пояс в колышущейся траве. Ванос и Ян. Все трое громко хохочут, валятся на землю, приминая цветочный ковер.
— Капитан! — зовут они. Так давно его не звали по имени…
Кони настороженно подымают головы, прищуриваясь, смотрят вокруг и снова тонут в травах.
— Иду-уу! — откликается капитан.
Конечно, он сейчас же идет!
Прыгает откуда-то сверху, падает, захлебывается в дурманящем запахе полей. Лежит, не в силах подняться, смотрит снизу на небо в пестрой рамке из трав.
И вдруг его охватывает неудержимый смех. Он хохочет в полную силу. Лошади срываются с места и уносятся. Как ветер, как стрелы.
Капитан, вскочив, осматривается кругом. Какое все родное, свое!
— Мы вернулись! Да вы понимаете, мы уже вернулись! — кричит он во весь голос и снова падает, широко расставив руки, как если бы он мог обхватить ими всю Землю.
— Земля моя… — шепчет он. И громким счастливым криком добавляет, перевернувшись на спину: — Зе-е-емля-а-а-а!!
— Земля! Земля! — подхватывают холмы.
— Земля… — повторяет ветер, как будто бы впервые осмысливая значение этого слова.
— Да, вот мы и вернулись… — шепчет капитан, закрывая глаза.
…В памяти проносятся сотни чужих планет, все меркнет, стирается… Покрывается чернотой, теряет глубину… Звездолеты, старты, потерн и открытия, удачи и падения… Это так мало по сравнению с Землей, самой дорогой и близкой!
«Это от счастья…» — устало проплывает мысль.
Капитан с трудом разлепил глаза.
Ровная зеркальная поверхность четко, без единой волны отразила лицо.
Голову мягко приподняли манипулятором. Ударил резкий тонизирующий запах.
Все просветилось, стало на свои места.
Капитан медленно поднялся с кресла и подошел к стене. Услужливо образовалось отверстие, тотчас затянувшись после его выхода.
Впереди светилась преграда — нечто вроде афиши, по которой на родном языке посетителя неторопливо бежали стереобуквы, сливаясь в краткое описание принципа действия АБЭВ. Не прочитав их, нельзя было выйти. Прочтение — ключ!
«Через коническое соединение между полом и блюдом к последнему проводятся улавливатели биотоков посетителя, идущие по ним непосредственно в блоки внутренней системы, соединяющие разрозненные мысли и воспоминанья в одно целое. Настроенные заранее на команду центрального блока, экраны отображают связанные события, которые хочет видеть человек-объект на поверхности блюда. С изменением хода мыслей меняются изображения. Следуя непрерывной цепью, подобно мыслям всякого разумного существа, они создают как бы бесконечный фильм — он обрывается с окончанием сеанса. Чтобы у объекта создавалось впечатление, что он сам участник событий, могущий в них вмешаться и изменить по своему желанию, машина добавляет к фильму необходимые запахи, осязательные ощущения. Благодарим за посещение!»
Капитан вышел из здания. Голова кружилась. Перед глазами стояла родина. Далекая, недостижимая и от этого еще более прекрасная.
«Участник событий»… Пересохшие губы плохо слушались, но капитан знал, что найдет в себе силы выстоять против ярости Игоря, холодности Ваноса, отчаяния Яна. Он прекрасно знал, что никогда не разрешит экипажу пойти на АБЭВ. Никогда.
Он слишком любил их, чтобы смотреть безучастно, как разъедает их волю тоска по дому.
1976, № 3
Михаил Пухов
ВСЕ ЦВЕТЫ ЗЕМЛИ
Рис. Вениамина Костицина
О конце прохладного коридора, рядом с лестницей, ведущей на верхние этажи, висела табличка «Директор института». Чернов толкнул дверь. В большом окне в просвете между деревьями на фоне неба золотились купола старинного храма. За столом у окна сидел человек в розовой рубашке и темных очках. Молодой, красивый, несимпатичный. Он неприветливо смотрел на Чернова.
— Чем буду полезен?
— Мне нужен директор.
— Чем буду полезен? — повторил человек.
Чернов с опозданием понял, что в комнате всего одна дверь — та, через которую он вошел.
— Вы директор этого института?..
— Директора нет. Отпуска, никого нет. Лето, жара, вы понимаете. Я его заместитель. Моя фамилия Буняк, — представился он, не подавая руки. — Чем буду полезен?
Чернов молчал.
— Садитесь, — сказал Буняк.
Чернов опустился в кресло для посетителей. Никакого дружелюбия в лице Буняка он не видел.
— Работать? — спросил Буняк.
Чернов молча смотрел на него. Такой молодой, а уже заместитель. Карьерист, вероятно. Впрочем, теперь все выглядят молодыми и карьеристами.
Буняк ждал.
— Нет, — сказал, наконец, Чернов. — Я космонавт. Я…
— Не нужно. Я и так все знаю.
Буняк щелкнул тумблером и теперь смотрел на не видимый Чернову экран.
— Чернов Анатолий Васильевич, русский, год рождения 1996-й, профессиональный космонавт, покинул Землю в 2020 году, вернулся месяц назад. Вас, вероятно, предупреждали. Теперь каждый носит с собой биографию.
— Но я думал, это просто номер. Комбинация цифр, и ничего больше.
