Мак подошёл к стойкам, чтобы рассмотреть след, оставленный на черной гари сектора шипами его левой ноги. — Да, здесь тоже всё правильно — четыре ступни от рейки. Значит всё дело в излишней напряжённости, в нервах. Надо забыть обо всём, итти на рейку как на тренировках, как бы играючи, и тогда всё будет хорошо».
Мак долго стоял, уронив голову на грудь, будучи не в силах начать разбег. Потом прошёлся несколько раз взад и вперёд по сектору и снова стал на старт.
«Если он не возьмёт высоты, если такая же участь постигнет Сучкова — победа всё равно останется за «Спартаком».
Всего на три очка шёл впереди «Спартак». Три дня состязались товарищи Мака, борясь в двадцати с лишним видах лёгкой атлетики за каждое очко для общей победы. А он, как азартный игрок, забыв интересы коллектива, с каждым своим «пропускаю» швырял на ветер полтысячи, шестьсот, семьсот и больше очков. И вот, когда пришло время брать вещь на этом проклятом аукционе, он растерянно шарит у себя по карманам, а его противник с злорадством ждёт того момента, когда всем станет ясно, что ему нечем платить. И толпа, окружившая их, тоже ждёт.
…Трибуны ждали, но они теперь не существовали для Мака, как и не существовало Сучкова. Перед ним была рейка, установленная на высоте 180 сантиметров, и её нужно было взять. Он знал, — этого ждут от него тренер, команда, победа которой зависела теперь только от него одного.
Мак поднял голову и побежал.
Он взвился высоко над рейкой, повис как бы на мгновение в воздухе и скользнул вниз.
Маку казалось, что он стоит на дне озарённой солнцем лощины и горный поток, прорвавший запруду, с грохотом бежит к его ногам, — то аплодировали трибуны.
— Ну, а сколько же прыгает он? — спросил Мак подошедшего Погасяна, кивнув в сторону Сучкова.
— О, сущий пустяк, — сказал рассмеявшись Вано, — его лучший результат 120 сантиметров.
Через сугробы,
Как-то вдруг,
Ворвался к нам Апрель.
Он кистью нежною вокруг
Наносит акварель.
Ещё броню уральских рек
Он тронуть не посмел,
Но поседелый,
Серый снег
Ссутулился,
Осел.
Спасенья нет ему. Таков,
Таков закон земли…
И сотни
Горных ручейков
По склонам потекли.
Молчит,
Нахмурившись, река,
Молчит,
Чего-то ждёт…
Апрель силён,
Его рука
Взломает синий лёд.
Юннат на тополе в саду
Уж выстроил дворец.
— Добро пожаловать!
Я жду,
Я жду, тебя, скворец!
Ты наш уральский соловей,
И вот уже вдвоём
Скворец с подругою своей
Вселились в новый дом.
Через открытое окно
Помолодевший сад
Струит,
Вливает, как вино
Весенний аромат.
Серой пыли клубы вьются
По дороге столбовой.
Три автобуса несутся —
Красный, жёлтый, голубой.
Три испытанных шофёра
Три автобуса ведут.
Три отряда пионеров
В лес из города везут.
Из открытых окон песня
Рвётся в поле, на простор,
И летит, плывёт над лесом
В синеву Уральских гор.
Три автобуса свернули
Круто вправо, в бор густой.
Пассажиры улыбнулись,
Влево, вправо покачнулись,
Сразу в песне перебой.
Серый, маленький зайчонок
Спал в зелёном лозняке,
Вдруг вскочил и дал спросонок
«Тягу» под гору, к реке.
Щука — вот таких размеров —
Вынырнула из реки:
— Кто там, зайка?
— Пионеры!..
— Значит уши береги.
А уж мне-то —
Вброд и с лодки —
Острогу вонзят в ребро.
А потом — на сковородку.
Надо зуб держать остро.
Щука — в воду,
Под корягу,
Зайка — в кустик:
— Не найдут!..
Твёрдым шагом
Три отряда
С песней к лагерю идут.
— Здравствуй, лагерь!
Шире двери!
Двери шире открывай!
Мы к тебе на три недели,
Мы — на отдых —
Принимай!
Принаряжен,
Вымыт лагерь —
Дачи окнами блестят.
Солнце, речка,
Сосны, флаги —
Всё приветствует ребят.
* * *
Три автобуса обратно
В город из лесу бегут.
Только странно,
Непонятно —
Мчатся,
Песен не поют.
Оля в школу собирала
Брата Митю,
В первый класс.
Умывала,
Одевала,
Всё ли в ранце
Проверяла,
А потом
Поцеловала
И сказала:
— В добрый час!
Может, я с тобой пойду,
Тебя в школу отведу?
Он сказал сестре:
— Не надо.
Я и сам, один пойду.
Школа тут —
За детским садом,
Так ведь я её найду.
Митя радостно и смело
И уверенно идёт.
Поворот один налево,
И направо поворот.
Вот прошёл он
Два квартала…
Вдруг, навстречу —
Генерал.
Поклонился генералу,
Улыбнулся генерал
И сказал:
— Отчего такой весёлый,
А? Скажи,
Куда спешишь?
— Я иду учиться в школу
В первый класс.
— В первый класс? —
— Превосходно!
В добрый час!
Улыбнулся генерал,
Шаг назад —
Дорогу дал.
Мите даже стыдно стало.
Может, этот генерал
Сто немецких генералов
Окружил
И в плен забрал.
Может, он
В Литве ли, в Польше,
В громе, дыме и в огне
Сотню раз,
А может больше,
Отличился на войне.
Уцелел от пуль.
От мин, —
Может, первый брал Берлин.
И вот этот генерал
Мне пройти дорогу дал.
Сам с собою рассуждая,
Митя к школе подходил.
— Школа! Вот она какая! —
В ней учиться хватит сил? —
Митя сам себя спросил.
— В этой школе — десять лет!
Это много или нет?
Десять лет… пожалуй, мало
Я серьёзно говорю.
Доучусь до генерала,
Там — увижу…
Посмотрю.
У нашего, у озера
Берёзовый лесок,
Кругом, кругом по бережку
Серебряный песок.
И вот, когда над озером
Поднимется туман —
Откроется зеркальное,
Раскинется хрустальное, —
Широкое, как поле,
Глубокое, как море, —
Да это настоящий океан!
Хорошее, прелестное
В безветренный денёк.
Ещё оно чудеснее,
Как дунет ветерок.
А вот, когда с Урала вдруг
Нагрянет ураган —
Взломается зеркальное,
И вспенится хрустальное, —
Шумливое, как поле,
Бурливое, как море, —
Да это настоящий океан!
Весь день играет озеро
Водою голубой.
Бегут, о чём-то шепчутся,
Журча, волна с волной.
А тут, совсем поблизости,
Шумит травой курган —
Манит его зеркальное,
Зовёт к себе, хрустальное, —
Красивое, как поле,
Игривое, как море, —
Да это настоящий океан!
Лидия Преображенская
СТИХИ
У меня — карандаш,
А у папы — резец.
Мы оба рисуем —
И я, и отец.
Лежит предо мною
Бумага, и вот
На ней я рисую
Большой самолёт.
Резцом своим папа
На медной пластине
Взгляните, какую
Рисует картину:
Высокие сосны,
За ними — озёра,
А дальше — родные
Уральские горы.
В горах этих летом
Бродили мы с ним,
Костёр разжигали
Вот здесь, у сосны.
А там, где упали
Косматые тени
Я видел зайчонка,
Направо — оленя.
Меня и оленя
И зайчика тоже,
Мой папа, конечно,
Всё вырезать может.
Сижу я — ни с места
Боюсь и дышать.
Когда же я буду
Вот так рисовать
На медной пластинке
Резцом да иголкой,
Как папа, умело,
Уверенно, тонко?
Тогда я, ребята,
(Скажу по секрету)
Не только такую
Картину, как эта,
А даже возьму
Нарисую на стали
Вождя дорогого…
Чтоб ласково Сталин
Смотрел бы на наши
Уральские горы
И мне улыбался,
Павлуше-гравёру.
