Когда человек в своих ретортах начинает получать некоторые из двух десятков аминокислот и других компонентов, составляющих жизнь, это подтверждает, что жизнь могла возникнуть при взаимодействии праатмосферы и праокеана. Горизонты жизни отодвигаются все дальше назад. Недавно в Южной Африке найдены похожие на споры водорослей окаменевшие микроорганизмы, чей возраст исчисляется в 3,4 миллиарда лет. И в них уже содержались те же сложные химические фабрики, какие видим в тканях человека. Из чего следует, что жизнь должна была возникнуть намного раньше приведенной цифры.
Одновременно в облаках космической пыли обнаружен ряд химических соединений, в том числе вода, очевидно синтезированных в суровых условиях космоса. Не так давно шведский исследователь Улуф Рюдбек открыл так называемое недостающее звено космической химии, долго разыскиваемую молекулу из углерода и водорода, известную под названием углеводородного радикала. В метеорите, упавшем в 1969 году в Австралии и равном по возрасту нашей планете, обнаружено шестнадцать видов аминокислот. Доказательство их космического происхождения так же просто, как убедительно: если молекулам аминокислоты на вращающейся Земле присуща «левая» асимметрия, то половина аминокислот метеорита — «левые», а половина — «правые». Получается, что химические приготовления к созданию земной протоклетки могли начаться в космосе.
Той самой клетки, что затем воплотилась в самых различных биологических формах. Стала травой, завоевавшей континенты, животными, которые кормились травой, людьми, которые кормились и травами, и животными. Стала мозгом и глазным яблоком, языком и кишками.
Тысячи миллиардов клеток вместе составляют человеческое тело с его тканями и жидкостями. Каждая клетка живет своей самостоятельной жизнью, каждый организм обязан своим существованием сотрудничеству самостоятельных клеток. И ни одну клетку нельзя изолировать во времени. В них заключено наследие от протоклетки, подготовленное в космосе.
Явление, именуемое нами жизнью, соединяет изменчивость и устойчивость. Разнообразие форм проявления жизни отражает одну из линий эволюционной связи: обновление, поиск формы, приспособление. Вторая линия выражается в устойчивости. В каждой отдельно взятой клетке по сей день плещутся волны праокеана. Однако связь с истоками носит более прямой характер. В известном смысле вообще неверно говорить о происхождении. В известном смысле мы всё еще находимся в праокеане.
Каждая клетка сама является экосистемой с рядом зависимостей. В хранящих соли праокеана миниатюрных клеточных океанах плавают крохотные одноклеточные, напоминающие строением синезеленые водоросли, которые можно найти на этой планете всюду, где есть влага. И если какое-то из созданий заслуживает определение «самое важное», это пожалуй, они, эти малюсенькие твари. В них предпосылка существования всех более сложных организмов.
Эти незримые обитатели клеток — говоря о животных, мы называем их митохондриями{63}, — присутствовали в праокеане, где некогда на заре творения они были пойманы первичной клеткой и ее потомками или сами влились в них. Оттуда, из праокеана, они следовали в клетках дальше — устойчивые, неизменяемые, сегодня такие же, какими были миллиарды лет назад. Вместе со спермой и яйцеклеткой они непрестанно передаются новым поколениям и новым биологическим формам.
Без митохондрий клетки не могли бы дышать. В то же время митохондрия настолько приспособилась к экосистеме клетки, что вне ее не может жить. Возможно, их первая встреча стала первичнейшей формой симбиоза, запевом великой жизненной симфонии зависимостей и возможностей. От первоначального симбиоза зависимость развилась до такой степени, что митохондрии приобрели характер, так сказать, специализированных органов — как отдельной клетки, так и организмов, создаваемых сотрудничеством клеток. Ты обязан своим существованием митохондриям. Они улавливают для тебя кислород, они снабжают тебя энергией, которая побуждает тебя охотиться за пищей и делать попытки улучшить мир, они чувствуют чувствами, что ты называешь своими, движут твоими мышцами, способствуют рождению твоих мыслей.
Митохондрии — каркас, на который эволюция лепит различные проявления жизни. Они — неизменность, вокруг которой формуются все изменчивости. С точки зрения митохондрий (а она может быть не менее правильной, чем точка зрения человека) каждый организм — обитель, селение, созданное ими для себя, подобно тому как термиты строят свои термитники. Кто-то вычислил, что почти половина сухого вещества человека состоит из митохондрий. Ищущий свое «я» человек является совокупностью крохотных странствующих протоживотных. Когда ты едешь по саванне, не только философ, но и биолог вправе спросить: ты ли это находишься в пути вместе со своими митохондриями или митохондрии странствуют в компании с тобой.
Синезеленых, вступивших в симбиоз с клетками праокеана, мы называем хлоропластами. Без них не было бы дерева, что дарит тебе тень. Хлоропластам обязаны своей жизнью травы и акации. Это в них происходит хлорофиллово-зеленое чудо, это они соединяют фотосинтезом солнечный свет, воду и углекислоту в питание, за счет которого растут деревья и травы. Они — посредники того взаимодействия между газами воздуха и кислотами и солями почвы, что одевает зеленью материки. Производя растительный корм и выдыхая потребляемый митохондриями кислород, они создают предпосылки для существования животных.
В зеленой лиственной кровле над тобой трудятся миллиарды хлоропластов — бесшумные, незримые, но безотказные. Они производят кислород, которым ты дышишь, и пары, что смягчат вечерний воздух. Пища, кислород, водяной пар — и эта благословенная тень! Протоживотным в тканях растений ты обязан жизнью не меньше, чем своим собственным.
Именно на уровне микроорганизмов звучат глубокие виолончельные тона жизненного ансамбля, хотя до нас мелодия доходит лишь обрывками. Мы имеем, как все окружающее, ферменты. Вирусы странствуют между океанами, растениями, насекомыми и людьми; хочется назвать их своего рода мигрирующими генами, содействующими видовым мутациям. Плавающие в твоих клетках митохондрии обитают в тканях всех животных. Через них ты совокупен со всеми созданиями, предшествовавшими тебе, со всеми, существующими в относительном настоящем, со всеми, кто будет населять будущее, покуда сохранится жизнь на Терре.
Между митохондриями и хлоропластами идет непрестанный диалог, происходит взаимодействие двух главнейших форм жизни. Видимо, вначале они были едины, прежде чем специализировались для своих ролей в великом симбиозе флоры и фауны, наполняющем пульс жизни.
Продолжая углубляться, обнаружим нечто более трудноуловимое. То, что мы узнали про митохондрии и хлоропласты, указывает на присущее всем проявлениям жизни единство, равное по силе стремлению жизни к многообразию. Быть может, это единство проявляется в формах и на уровнях, о которых нам пока остается только гадать.
Беседа! Кажется, я в каком-то смысле беседую со своей акацией? Бессловесно, на языке, существующем лишь в виде некоего смутно осязаемого ритма.
Такое же чувство иной раз посещало меня в северных лесах. Тогда — сосны, теперь акация в саванне. В обоих случаях глубокое ощущение покоя и довольства, с которым забываешь о секундных стрелках и календарных листках.
Минуты, когда чувство близости сильнее чувства посторонности.
Ну конечно: мои митохондрии и хлоропласты дерева заняты своим жизненно важным и отрадным диалогом. Не исключено, что подсознанием я воспринимаю что-то из этого диалога. Но может быть, тут действуют более тонкие связи.
Мы ведь, как и растения, сложены из химических элементов нашей планеты. Растения представляют первичное проявление жизни, животные и люди — вторичное. Наши тела вырастают из земли через травы, листву и плоды.
У животных химические элементы объединились в нервные системы, способные осязать, видеть и слышать, воспринимать запах и вкус. Через нервные волокна, специализированные для разных целей, мы постоянно получаем информацию от окружения. Довольство, страх, страдание — любые наши ощущения зависят от того, что уловили нервные волокна.
Что еще, как не наша великая заносчивость, могло внушить нам убеждение, будто земные элементы не образовали никаких органов чувств у первичных биологических форм. Проследите, как нащупывают опору вьющиеся растения, как корневые нити словно пробуют землю на вкус и находят, где укрылась вода, как стебли и ветви наперебой тянутся за газами воздуха, — видимо, есть у растений средства для общения со средой. Пусть это не наши органы чувств, но все же какие-то органы, способные регистрировать действия и явления, лежащие отчасти за пределами наших осознанных восприятий.
