С улучшением видимости я приступил к своим наблюдениям, отметив для начала снижение границ питания на окрестных ледниках на сотню–другую метров по сравнению с Землей Норденшельда. За Ван—Кейлен–фьордом на Земле Веделла—Ярлсберга она еще ниже, это очередной вклад в нашу концепцию, которая позволяет уже предвидеть ситуацию на местности. Важно, однако, не пойти у нее на поводу, а, сохраняя объективность, получать реальную ситуацию с окрестных ледников. В частности, поскольку теперь южное побережье Земли Натхорста в пределах досягаемости пешком, и, значит, в ближайшие дни мне предстоит привязка концов очередных горных ледников. Оказавшись на своих любимых моренах, Леонид Сергеевич может их изучать чуть ли не из спальною мешка, в любом случае вблизи палатки, не тратя время на холостые маршруты.
6 августа погода улучшилась настолько, что с набором всего необходимого из расчета на неделю я в одиночку перебрался в долину Дэвиса с одноименным ледником. Интересно, что из этой долины открывается вид на ледник Пенка за Ван–Кейлен–фьордом, что называется, в упор, словно два отца–основателя геоморфологии продолжают свой спор по проблемам своей науки и спустя полвека после того, как заложили ее основы. Поскольку облачность продолжала опускаться, я решил использовать это время, чтобы перебраться на десяток километров западнее в долину Улла, рассчитывая остановиться в хижине, показанной на карте. Вместо хижины оказалась очередная развалюха. Хотя мне пришлось ночевать под открытым небом в спальном мешке, вместо ложа воспользовавшись сорванной неизвестно кем дверью, в главном я выиграл. С улучшением погоды и открывшимися для засечек вершинами я оказался в скоплении многочисленных ледников, получив отменные результаты, как по изменению положения их концов, так и по положению границ питания.
Пейзаж под стать настроению. Шатер горы Берцелиуса, высотой свыше 1200 метров, перечеркнутый двумя полосками облачности, словно парит над гладью вод Ван—Кейлен- фьорда. Зеленые долины с серыми галечниками по берегам речек, множество оленей, стаи гусей, местами карминовые пятна мхов. Глаз отдыхает после опостылевших безжизненных морен у ледника Натхорста. 10 августа перешел на самый запад Земли Натхорста, где на леднике Мидтерхук обнаружил очередное снижение границ питания. Отлично!
Сохраняется превосходная погода, но к вечеру горы на Земле Веделла Ярлсберга погружаются в синюю дымку. Наутро я проснулся на своем жестком ложе от резкого ветра. Наспех приготовил нехитрый походный завтрак, уложил рюкзак и бросился почти бегом к палатке, оставленной в долине Дэвиса. Облачность между тем уже седлает ближайшие гребни, ветер буквально толкает в спину. Здесь мне повезло, поскольку погода начала меняться к лучшему, что позволило мне завершить программу наблюдений на юге Земли Натхорста, и даже с некоторым превышением за счет границ питания на ледниках Земли Веделла Ярлсберга, «срисованных» на карту по отработанной схеме. Наша концепция все более обрастает необходимыми деталями, все больше из области гипотезы приобретая очертания теории.
Последняя ночевка в одиночку, короткие сборы, можно возвращаться в базовый лагерь в моренах Натхорста, тем более что перистые облака все гуще заполняют небо с Гренландского моря, и не к добру… Вовремя успел вернуться в лагерь, который показался мне необычно большим (шлюпка, палатка, антенна с оттяжками, груда ящиков и канистр), чтобы помочь Леониду Сергеевичу поставить дополнительные тенты для защиты нашей палатки от надвигающегося шторма, который навалился деловито и неотвратимо.
Палатка ходила ходуном, оттяжки едва держали, антенна завывала, словно разъяренная ведьма. Совсем рядом ходили целые водяные горы, размывая морены и перекатывая обломки айсбергов, словно камешки на ладони. Наше суденышко вело себя вполне прилично, слегка покачиваясь на своих швартовах, словно застоявшаяся лошадка на поводьях накануне предстоящих скачек. Из палатки мы предпочитали лишний раз не вылезать, с тревогой поглядывая на оставшиеся харчи, количество которых с каждым днем сокращалось. Не ожидая подобного развития событий, мы оставили большую часть груза, включая продовольствие и горючее, в заливе Решерш. К завершению шторма у нас осталось полбанки консервов, полбуханки хлеба, кило сухарей, не считая пресловутой картечи (она же шрапнель). Повторялась ситуация, уже известная читателю по событиям двухлетней давности на скалах Эккокнаусен, — оставалось надеяться, что и ее завершение пройдет аналогичным образом.
Главная проблема в предстоящем переходе — это пролив Мария между Землей Натхорста и островом Аксель, перегораживающим Ван—Келен поперек. Этот пролив ни обойти нам, ни объехать на пути к Свеагруве, где нам предстоят работать, и откуда мы в любом случае можем добраться до Баренцбурга даже пешком. При отсутствии радиосвязи такой вариант не исключается, тем более что признаки тревоги за нас в эфире звучат все чаще и чаще. Обстановка в самом проливе, мягко говоря, непростая. Четыре раза в сутки в строго отведенное природой время целый кубический километр морской воды вливается и выливается из Ван—Миен–фьорда по двум узким проливчикам. Лоция деловито сообщала, что скорость приливно–отливных течений в северном проливе Аксель достигает пяти узлов, примерно столько же, сколько у нашей шлюпки. О том, что творится в южном, более узком, проливе Мария, этот авторитетный источник умалчивал.
По таблицам приливов–отливов мы определили наиболее подходящее время форсирования пролива в момент смены течений. На этот раз карты не давали нам необходимых сведений, а лоция о характере сулоя, который по опыту в других местах заведомо обещал быть сильным, и благодаря тому же опыту надеялись с ним справиться. Вот только мы не знали всего, что должны были бы знать, и это внушало нам тревогу. Пока наше оружие — расчет времени, не более…
Как обычно, меняемся на руле каждый час с соблюдением определенного ритуала: вахту сдал, вахту принял… Моя очередь заступать на руль. Убедившись предварительно в отсутствии опасности по курсу, со своего места впередсмотрящего на носу пробираюсь по жесткому брезенту, прикрывающему ящики и канистры, ближе к корме, чтобы откачать ручной помпой скопившуюся в шлюпке воду, которая грязной струйкой стекает за борт. Потом трясу очередную канистру, перемешивая бензин с маслом. Окончив эту предварительную процедуру, наклоняюсь к Троицкому, который демонстрирует мне карту, заскорузлым пальцем отмечая положение шлюпки, основные ориентиры на берегу, а также предполагаемые опасности. Кивок головой — согласие, легкое прикосновение к плечу — внимание. Гул мотора не мешает нашему общению, которому мы научились за четыре полевых сезона, когда все общее (работа, тревоги и ожидания), и только спальные мешки да нательное белье остаются у каждого в личном владении. Итак, вахту сдал, вахту принял…
Теперь Леонид Сергеевич повторяет мой путь, но в обратном направлении, чтобы приступить к обязанностям впередсмотрящего, застыв неподвижной угловатой глыбой на носу. Мне видно только его спину, обтянутую заношенной штормовкой с большим масляным пятном посредине. По силуэту нетрудно догадаться, куда он смотрит. Поднятая ладонь, что–то привлекло внимание моего напарника. Рука опускается, потом снова поднялась, легкое покачивание ладони — сигнал мне держать чуть левее от курса. Вот он поворачивает ко мне бородатую физиономию, растянутую в улыбке, разбитый ящик проплывает в метрах двадцати от борта. Против солнца он выглядит черным, и его нетрудно принять за верхушку скалы, затопленной морем.
Погода остается удивительно спокойной, но мы успели отвыкнуть от такого спокойствия, которое кажется нам подозрительным. Глубокая тишина повисла над фьордом, а поверхность воды напоминает масло. Может быть, Арктика пытается обмануть нас, затаив в засаде ветер, волнение и самый глухой туман? Пока не похоже, но… Я шарю гла–зами и ушами во всех трех измерениях, чтобы не пропустить затаившейся угрозы, беру на заметку самые незначительные, но подозрительные мелочи.
Пока море, видимость и небо, все сегодня за нас, даже не считая опыта. Чувствую в себе каждый мускул и не помню, чтобы когда–нибудь так отчетливо воспринимал окружающее. Густо–синие тучи над выходом из Ван—Кейлен–фьорда постепенно поднимаются, редеют, то и дело возникают куски голубого неба. Потом над гладью фьорда с одного гористого берега до другого перекинулась радостная семицветная радуга, как доброе предзнаменование. Всплывает множество фукусов, это надежный признак хорошей погоды, причем надолго. И еще медузы — сотни кремовых куполов раскачиваются на волнах, расходящихся клином от носа шлюпки. Ледники вокруг как на картинке, море исходит ласковой бирюзой, завораживает, пытается усыпить нашу бдительность, вот только расслабляться нельзя.
