Мы приехали снимать документальный фильм о тюрьмах.
Дежурный открыл дверь камеры, четверо вытянулись, а один из них, тоже дежурный, только по камере, бодро представился. Здесь было вполне просторно, а по сравнению с набитыми до потолка общими камерами в той же Бутырке – так просто «тюремный рай». Посредине стоял длинный стол, за который можно было усадить десяток едоков, две лавки. Нары, как и положено, пристегнуты к стенам. Познакомились – представились. Сели друг против друга: четверо осужденных – и столичные гости. Коля Устим, Николай Григорьевич «по-гражданскому», ничем особым среди сокамерников не выделялся: та же одежда-«полосатка» для особо опасных рецидивистов, блеклая по давности «наколка» на пальце, смуглый, черные волосы с залысинами, правда, покрепче остальных в плечах, ироничный блеск в глазах и настороженный взгляд человека, знающего свою силу. Мы с коллегой поинтересовались, как правильно называется место, где их содержат.
– ПКТ – помещение камерного типа. Но это вопрос не ко мне, извините, а вот к начальнику, – кивнул он в сторону офицера, засмеявшись.
Блеснули золотые зубы.
– Сколько вам лет, Николай Григорьевич?
– Мне сорок четыре.
– И сколько из сорока четырех лет вы находитесь в заключении?
– В общей сложности сейчас уже двадцать лет.
– Мы слышали, что вы авторитет в своей среде?
– Вор в законе, – четко и с достоинством ответил Мека.
– Хотелось бы услышать, что называется, из первых уст: что это такое – признание заслуг, особая привилегия? – задали мы новый вопрос. Остальные молча слушали.
– До меня уже, по-моему, было слишком много публикаций: что такое вор в законе и кто такой вор в законе... Правильно? И показывали тем более.
– Вас уже снимали?
– Ну почему меня? Меня лично еще не снимали. Это вы мне первый раз возможность предоставили. Так я, может, не хочу на эту тему говорить... Я думал, вы о чем-то другом хотите поговорить, а не за воров, не о ворах. Зачем?..
– Хорошо. Как вас здесь содержат?
– Содержат нормально.
– Как вас кормят?
– Тоже относительно. Как сейчас в России кормят, здесь – терпимо.
– Вы, естественно, не работаете?
– Конечно, нет, мы же наказаны.
– То есть из присутствующих – никто?
– Конечно, нет.
– И сколько вам здесь находиться?
– Ну, всем по году здесь.
– То есть не выходя отсюда?
– Да. Но в принципе разница небольшая. Мы все находимся на особом режиме. И там отсидим тоже в камерах, помещениях камерного типа.
– А по какой вы статье?
– Приговор у меня по 77-й статье.
– Это что такое?
– Это дезорганизация в местах лишения свободы. Если на свободе, то это бандитизм.
– А за что взяли, по какой статье осудили?
– Со свободы? Сейчас по 191-й, это мне пять лет давали.
– А это что такое?
– Это тоже – сопротивление сотрудникам милиции.
– Что же это вы все сопротивляетесь?
– Все время, думаю, ко мне неправильно подходят. Поэтому... (Смеется.)
Все же мы попытались вывести собеседника на интересующую нас тему.
– И тем не менее несколько слов, это интересно – по поводу воров в законе...
– Ну, во-первых, если говорить на эту тему, понимаете, нужна атмосфера какая-то. Правильно?
– Ну, налить там...
– Да нет, почему налить? Вы думаете, все воры – пьяницы? Воры – наоборот, нет ни пьяниц воров, ни наркоманов. Ну а если он употребляет, значит, он не может им быть. Я не пьяница, не наркоман. Не надо мне наливать, но обстановка должна быть, естественно, другая.
– Хорошо, скажите, сколько лет вы уже официально вор в законе?
– С девяносто второго года.
– Значит, это было чье-то решение?
– Безусловно.
– Любой человек не может?..
– Безусловно, нет. Тот круг воров, который меня знал, они, значит, свое «добро» дали. Свое слово сказали.
– Кто вас короновал? Если, конечно, об этом можно говорить?
– А чего ж, никакого секрета нет. Ну, сейчас двое находятся у руководства. Боря Брянский... Ткемал Тбилисский. Потом в Ижевске воры есть. Меня шесть человек давали, которые в лагерях тоже были. Я, безусловно, сидел в зоне. Хотя вопрос этот еще раньше за меня поднимали сами воры. Я ж не хотел. А сейчас так жизнь сложилась...
– А ваши коллеги за что сидят?
– Это не коллеги мои. Это (смеется) – мученики.
– Вот вы – вор в законе. А что дает это?
– Это мое мировоззрение, это мое внутреннее убеждение, и несмотря, что я за себя не говорю... Я вел такой же образ жизни, и разницы нет от того, что я сказал за себя... Образ жизни у меня не изменился, и мое здесь пребывание, или бытие, от этого нисколько не изменилось. И мое мировоззрение также не изменилось, я так же прожил этим, можно сказать, всю сознательную жизнь.
– Хорошо. Как это определить: должность или звание, как называется правильно?
– Ну а профессор – это должность или звание?
– Это, по-моему, должность...
– Нет-нет, вот в этом вопросе я многих уже подловил. Не знают: не должность это и не звание. Это – профессия.
– Но вот что-то оно вам дает, в лагере, в зоне?
– Да ничего оно мне не дает, только массу, можно сказать, нерешенных проблем. Если я живу один для себя, я знаю, у меня мирок ограничен. А так я должен обо всех думать, беспокоиться. Чтобы не было...
– Чтобы грев был...
– Да нет! Почему-то считается, что воры только за себя стараются. Воры, наоборот, всегда от себя могут дать. Безусловно, у воров всякое было и раньше, в сороковые годы. Но эту помощь собирают непосредственно сами воры, на свободе, помогают родителям, родители мне сюда передавали, и мои близкие делали это.
– А за что остальные товарищи ваши сидят? – задали мы вопрос сокамерникам.
Первый, не таясь, просто ответил:
– 146-я. Разбой.
Мека пояснил:
– Ну, жизнь заставила!
Второй назвал 145-ю статью, за грабеж, а третий шел по 102-й, убийца.
– А кто стал жертвой? Бытовуха?
Зэк неопределенно кивнул.
– Вот такой вопрос, Николай Григорьевич. Известно, что воры в законе никогда не станут, так сказать, западло считают сотрудничать с любыми организациями государственного типа. Но вот, скажем, наступила война и надо идти в армию.
– Так это воры уже доказали! Ну, Родина есть Родина. Воры доказали в сорок четвертом году, что штрафные батальоны делали, то ни одна воинская часть этого не делала. Безусловно, это уже зависит от человека... Но один, допустим, может не пойти, другой пойдет сразу защищать свой дом, свою мать или кого... Все это естественно. Все, что человеку, также и вору. Все человеческое то есть не чуждо. А сколько было воров, сколько было награждено! Многие годы вора представляли: узкий лоб и взгляд исподлобья. Да? А сейчас в обществе и в МВД взгляды изменились?
– Взгляды кардинально изменились.
– Если бы брать другую систему, другое общество, может быть, из этих воров появились бы личности, которые бы двигали человечество вперед – правильно? Ну а жизнь у нас какая была?
Один из осужденных вставил:
– Вы понимаете, воры регулируют внутреннюю политику...
Но разговор уже пошел по другому руслу.
– Сколько еще осталось?
– Пять лет.
– Куда направят – неизвестно?
– Это как раз вот начальник решает. Или я здесь буду?.. А, между прочим, журналист был, полный, фамилию не помню. Он во Владимир приезжал, у воров интервью брал, я знаю, Сталинградский был, Шурик Устимовский покойный. Тоже интересовался.
– Какая кличка у вас?
– Коля Устим.
– Сколько воров в законе по России-матушке, можете назвать приблизительную цифру?
– Ну, если по России брать, я не беру Кавказ... Нет, они не побоку. У воров нет ни границ, ни национальностей. И за границей многих я знаю...
– Около семисот?
– Примерно так.
– В книжке одной писали, – заметил я.
– Ну, там просто многие неформальные лидеры туда попали.
– И отношения к ворам никакого не имеют?
– Конечно, нет! От них и пошло много смуты. То есть они принципами никакими не пользовались...
– Спасибо за беседу, – поблагодарили мы на прощание.
– Вам тоже спасибо, что посетили.
