Всё, что висело в «первом акте» пресловутым ружьем, получило продолжение. Завязались в тесный узел: «Арагац», Армения, Эстония. Все «ружья» выстрелили (даже в мелочах). Думал ли я, глядя на торжествующих парижских гаврошей или избирателей в день выборов на площади Капитоль, что через несколько лет в августе 1991 сам подниму перед российским «белым домом» разведенные пальцы – победа.
Мы проходили азы международного сотрудничества, когда всё было так неорганизованно. Многое приходилось готовить в одиночку – создавать каждый документ и писать протокол, грузы встречать и принимать прибывающих коллег, кормить их за свой счёт, а иногда даже приглашать их в ресторан. Нет, у нас не было тогда парка машин, а помещения для встреч использовались случайные. И слава нам – мы сумели всё это перенести и считаем себя мини-атлантами. И теперь, когда при нас жалуются (как тяжело в следующем международном проекте), мы молчим, усмехаемся (всего-то включить в станции несколько приборов – «утюгов»), пожимаем плечами – мы всё это по первопутку прошли.
Увы, наивно считать себя в наши дни первооткрывателем. Жизнь неизбежно щелкнет тебя по носу и в малом, и в большом. Я, например, считал себя изобретателем «вязанки хвороста» до тех пор, пока не попали мне на глаза вырезки из французских статей. В них и встретилось странное слово «fagot». И это, оказывается, был совсем не музыкальный инструмент и не Фагот свиты Воланда, а в переводе с французского – «вязанка хвороста» (описание конструкции «Аэроспасиаль»).
Мы, конечно, в глазах коллег выглядели обществом парадоксов. При пустых магазинах – одеты и накормлены, при проблеме жилья – у многих по паре квартир (городская и загородная). Мы бедны, но возим бесплатно богатых в космос.
Наступил Новый, 1989 год. В 98 главных городах департаментов Франции взвились ввысь воздушные шары, а мы разбирались в итогах полёта. Вечно так: приходит пора радоваться и подводить итог, а для нас начинается детальный разбор. Но мы-то ещё – верхушка айсберга, мы на виду, а сколько работников за пультами, кульманами, в технологических бюро, у станков и испытательных стендов. Их трудом куются успехи на многих поприщах, да и сами они – залог успеха. Трудолюбивые, скромные, талантливые – настоящая гордость нации. Хотя скажи им об этом, они только взглянут на тебя и отвернутся – займутся работой. Они – работники, им некогда!
В КИСе «Энергии» готовились все полётные изделия.
Станция «Мир» стала домом и лабораторией и последующим французским космонавтам.
Низкий поклон труженикам армии, готовившим в полёт космические ракеты.
На балконе ЦУПа. Автор книги с легендарным замом С.П. Королёва Борисом Чертоком.
Космос – дорога без конца.
Есть звёзды и на небосводе общества. Из исторически удаленной точки, из темноты средневековья тянутся к нам искрящиеся яркие лучи солернской Школы здоровья. И мы из нашего времени, пожалуй, будем смотреться яркой звездой, а потому пара глав о нашей ракетной альма-матер.
«Who is who?» – НПО в ракетной табели о рангах? По сути дела – всё. О прежних его заслугах напоминают четыре высших ордена и еще один, рангом пониже. Сначала Особое конструкторское бюро – ОКБ-1, затем Центральное конструкторское бюро экспериментального машиностроения, а позже и до этого времени – НПО.
С рождения организации её возглавил С.П. Королев и до самой его смерти она оставалась его детищем, а он – Главным её конструктором. Из этого семечка выросла отечественная космонавтика. Сначала ракеты. Весь опыт немецкой «Фау-2» вобрала наша «Р-1». Другие отечественные баллистические и геофизические ракеты и, наконец, межконтинентальная, ставшая носителем первого искусственного спутника Земли.
Центральная организующая роль в становлении ракетно-космической отрасли досталась новоявленному предприятию. Его продукцией стали и первые ИСЗ, и межпланетные станции, и корабли с человеком на борту. Модификации кораблей, и орбитальные станции, и многоемногое из того, о чем в истории космонавтики будет написано: «впервые».
С.П. Королев погиб на операционном столе из-за неоперативности кремлевских медиков. После его смерти организацию возглавил первый его зам – В.П. Мишин, а после истории с потерей орбитальной станции утвердили академика В.П. Глушко; со смертью его – Ю.П. Семенов. «При Королёве у нас было – королевство, – шутили в КБ, – при Мишине – мешанина, а при Глушко – глухомань». Но шутки шутками, а генеалогическое дерево советской ракетно-космической техники посажено и выросло у нас, в НПО. Потом отделялись черенками его многие ветви (ракеты, спутники связи, межпланетные станции и т. д.); все для того, чтобы оставить в НПО «альфу и омегу» пилотируемой космонавтики.
Хотелось ввести читателя в НПО. Всегда, даже когда это было практически невозможно, тянуло устроить как бы «день открытых дверей закрытого КБ». Такое уже было в один из дней после возвращения Гагарина. Ворота первой и второй территории тогда распахнули настежь. У проходной была воздвигнута импровизированная трибуна, а на «галёрке» – в ветвях окружающих деревьев – повисли гроздьями местные любознательные мальчишки. В центре кумачовой трибуны – Гагарин и Королёв. Гагарин выглядел скромно. Позже он сделался суперзвездой, как Христос, вернувшийся из иного мира.
Знакомство с КБ я бы начал с раннего утра, когда ещё все покрыто туманом. Чуть где-то теплится дежурный огонек, проступают светлыми пятнами работающие цеха. Сквозь расползающуюся зыбкую пелену проглядывают странные контуры. Местами туман, точно обтаявшие льдинки, пропускает геометрию таинственной страны: разновысокие корпуса, высокий горбатый мост, вытянутые цеха.
А сам «город в городе» – пуст. Безлюдны пути, и лишь с вертолета охватишь его магистральную пустоту. Но вот, словно дождинки на стекле, появились первые капельки. Ещё и ещё, и потоком хлынуло – идёт завод. Пауза. Чуть пережало. И снова хлынуло – двинулось КБ. Словно течение реки, все в одну сторону. Река за плотиной – проходной разбивается на массу ручейков, и каждый к себе, к своему зданию, стенду, цеху.
Вот опустело. Начинается рабочий день. Теперь потоки по зданиям, по этажам – понесли чертежи, бумаги, отчёты. Включили компьютеры, встали к чертежной доске.
По территории движется странный состав: вагоны-остовы. Им предстоит ещё обрести внешний вид, наполниться. В привычном обличии они двинутся по стране, всё дальше на юг, к космодрому.
Эти огромные ворота в контрольно-испытательную станцию. КИС – сокращено. Раздвинулись ворота, открыв самое-самое: собранные корабли космические, аналоги станции. Здесь основное – испытания. Перед тем, как подняться на станцию, надень матерчатые сапоги и вверх по лесенке в её чрево – в точную копию «Мира», что сейчас на орбите летит с космонавтами. Это собственно станция, так называемый базовый блок. Рядом модули, вытянулись к стыковочным узлам… В центре макет ракеты «Энергия», а в глубине зала – космический самолет «Буран».
Долог путь сюда этой техники. От идей в эскизах проектантов, конструкторских чертежей, изготовленных деталей, многочисленных испытаний, когда испытываются всё и вся. И вот с севера и юга в поездах, самолетах, машинах, карах двинулись «комплектующие» в вот этот сборочный цех и уже покинут его собранным изделием.
И ещё река бумажная – поток документации, задающей и регламентирующей прохождение техники и подготовку экипажей, предписания всем участникам и полётный детальный план.
Наступает день старта. В ожидании расчёты космических частей на пунктах слежения, встали в заданные «точки» следящие вспомогательные суда в океанской акватории, готовы поисковики. За пультами двух залов занимает места Главная оперативная группа управления НПО «Энергия». Байконур теперь в фокусе внимания. Ракета с кораблем (как здесь говорят, «изделие») испытаны и собраны, по короткому отрезку пути доставлены к месту старта. Идут предстартовые проверки.
И старт. На балконе Главного зала управления представители участвовавших коллективов. НПО «Энергия» как сердце, как мозг в организме всей пилотируемой космонавтики. Оно всё начинает, дает импульс всему – контролирует, испытывает, объединяет. По его заданию идут работы и в жаркой пустыне Казахстана, и на Камчатке, и под Уссурийском, и в заснеженных степях, и в океане, и в открытом космосе.
Всё отсюда, и всё здесь начинается, и поздно ночью не гаснут огни работающего НПО.
«Каждому свое», – учили древние. Начальник отдела ЦУПа озабоченно нам говорил: «Посмотрели мы их ящики (порядок у нас такой, мало ли что они навезут), а в них, представляете, подарочные часы». И, удивляясь нашему равнодушию, повторял: «Хотим предложить французам обмен: часы на медали ЦУПа».
