7 августа Куйбышевский суд выдал санкцию на арест по подозрению в причастности к краже ювелирных изделий из Русского отдела музея также специализировавшегося на иконах петербургского антиквара Максима Шепеля. При обыске у него обнаружили одну из пропавших икон. 38-летний Шепель, будучи членом Ассоциации антикваров, зарабатывал в основном на перепродаже: он скупал ценности в Питере, а продавал их московским коллекционерам.
Председатель Ассоциации А. Горбунов был просто ошарашен, поскольку, по его словам, Шепель был бы последним, на кого могло пасть подозрение в причастности к краже из Эрмитажа. Он в течение нескольких лет являлся членом Ассоциации и ни разу не запятнал свою репутацию, ни разу не был прямо или косвенно замешанн в какой-либо некрасивой истории.
Собственно, за решетку Шепель угодил сразу по двум причинам. На него, как на один из каналов сбыта краденого, указал Завадский-старший; к тому же оказалось, что потир, который обнаружился в «Ортодокс Антик», сдал на комиссию. именно этот «безупречный» антиквар.
9 августа в прессе появилось сообщение о том, что арестованный антиквар, который содержался в СИЗО-4 временного содержания «Кресты», был доставлен в психиатрическое отделение тюремной больницы Гааза. Адвокат Шепеля, Андрей Павлов, выразил недоумение: ему сообщили, что антиквар госпитализирован с предварительным диагнозом «реактивное состояние» и с полученной при невыясненных обстоятельствах травмой глаза. «Он полностью неконтактен, и абсолютно неясно, что с ним», — подытожил адвокат. Позже стало известно, что арестованный в ночь с 8 на 9 августа «повел себя неадекватно», а потому и загремел «для оказания помощи в соответствующее отделение». Правоохранительные органы отрицали связь госпитализации с якобы нанесенными Шепелю травмами. Павлов же настаивал: «Травмы подзащитному нанесены, но их происхождение и их степень неизвестны». Наконец, в петербургском Главном управлении исполнения наказаний сообщили, что причиной перевода арестованного в больницу стало «членовредительство на почве психического расстройства».
Подозреваемый антиквар не откладывал в долгий ящик обжалование решения суда о своем аресте и уже 15 августа 2006 года он был освобожден из-под стражи, а затем переведен из тюремной больницы в офтальмологическое отделение петербургской городской больницы № 2. Адвокат тут же сообщил прессе, что, согласно имеющимся у него сведениям, в дальнейшем Максим Шепель, которому так и не было предъявлено обвинение в причастности к хищению из Эрмитажа, будет проходить по данному делу только в качестве свидетеля. А с потиром вышло просто. Как оказалось, питерец просто выкупил его в одном из городских ломбардов, после чего и продал в московский антикварный магазин.
Сын хранительницы фонда «Русская культура», 25-летний Николай Завадский, был задержан милицией и 8 августа 2006 года арестован. Некоторое время он и в самом деле работал в Эрмитаже, но за два года до ЧП уволился (молодой человек неоднократно жаловался на маленький оклад) и ушел на новое место. Поговаривали, что в таможню.
Завадский-старший, как оказалось, дал наводку на еще одного человека, якобы причастного к кражам и являющегося их главным вдохновителем и организатором. Вдовец утверждал, будто именно этот человек придумал план похищения, организовал каналы сбыта и подбил его самого на противоправные действия. Этакий, в общем, змей-искуситель. Его спешно объявили в розыск, задержали вечером 10 августа в Петербургской области, а в ночь на 11-е уже провели обыск на его даче в Приозерском районе. Это был хороший знакомый Завадского, 39-летний доцент Санкт-Петербургского государственного университета физкультуры Иван Соболев. Как оказалось, и без стараний Завадского к доценту у правоохранительных органов имелось немало вопросов. Соболеву было предъявлено обвинение по части 4-й статьи 158-й УК РФ («кража в особо крупном размере»). Впрочем, впоследствии оно вполне может быть переквалифицировано на 164-ю статью: хищение предметов, имеющих особую ценность.
Как выяснилось, новый подозреваемый является кандидатом исторических наук, закончил исторический факультет СпбГУ и аспирантуру, после чего преподавал в разных вузах, пока наконец не «осел» в университете физкультуры на кафедре истории. Интересный момент: Иван Соболев специализируется на истории России конца XIX — начала XX века. А ведь пропавшие экспонаты в своем большинстве как раз и относятся к XVIII–XIX векам! То есть получается, что доцент, как специалист, как раз был в состоянии по достоинству оценить предметы из Эрмитажа!
По предварительным данным, Соболев, узнав, что пропажа экспонатов из Эрмитажа обнаружена, успел скрыться и в течение шести дней отсиживался на своей загородной даче. По другой же информации, доцент не делал никакой тайны из своего местонахождения. Как бы то ни было, в суде прозвучало: в 1992–1993 годах Иван Соболев «вступил в преступный сговор» с хранительницей музея Ларисой Завадской и ее супругом Николаем Завадским. Причем, Завадская якобы выносила предметы и передавала их мужу, а тот в свою очередь отдавал их своему «оборотистому» знакомому — для сбыта.
Поскольку доцента доставили в суд уже «с обвинением», от него не стали требовать признания собственной вины, но мнением по поводу ареста все же поинтересовались. Соболев заявил: от следствия он скрываться и не думал и в чем, собственно, дело не понимает. А адвокат тут же добавил, что для ареста его подзащитного нет веских оснований. Мол, он еще в 1995 году поругался с Завадскими. И вообще, у него хронический бронхит, а для такого диагноза тюрьма просто губительна. К тому же у доцента на иждивении находится несовершеннолетняя дочь. Тако каком аресте вообще может идти речь?!
Суд не отреагировал на «убедительные» заявления, и Соболев отбыл в следственный изолятор на улице Лебедева. Но уже 13 ноября того же года уголовное преследование в отношении данного подозреваемого было прекращено. в связи с истечением срока давности уголовной ответственности по эпизоду 1992–1993 годов! Понятно, что свою вину Соболев не признал, предпочитая отмалчиваться. Согласие на прекращение уголовного дела в отношении него с данной формулировкой он, тем не менее, дал. И тут же оказался на свободе.
Специалисты полагают, что ушлый доцент и в самом деле мог стоять у истоков кражи, предложив Завадским заняться подобным «бизнесом». Спустя несколько лет приятели действительно рассорились (скорее всего, не сошлись в «оплате труда»). Но был ли Соболев «первоисточником» идеи или только ее озвучил — неясно. Как и то, расстались ли вчерашние знакомые навсегда и продолжался ли после этого вынос ценностей из хранилища. Но вот на «солидного организатора» доцент действительно не тянет. Скорее всего, в его тени постоянно оставался какой-то частный коллекционер или даже целое сообщество.
Одно известно точно: после внезапной смерти хранительницы Ларисы Завадской осенью 2005 года из Эрмитажа больше не пропал ни один предмет. В связи с этим у следствия появилось сразу две версии. Согласно одной из них, Лариса Завадская могла сама выносить драгоценные экспонаты, а ее родственники — сдавать их в ломбард. Тогда ворох залоговых квитанций из ломбардов, почему-то не уничтоженный преступниками, — железная улика, которая дает шанс выйти на каждого из покупателей краденых ценностей. Но вполне возможно, что кражи совершались только обоими Николаями — отцом и сыном — без ведома самой хранительницы. Ведь, как ни крути, а для близких родственников музейного работника попасть в святая святых — хранилище — дело не столь сложное, как для простого смертного или даже для ученого. Тогда не исключено, что Лариса Завадская, обнаружив кражу, быстро сообразила, чьих это рук дело (к хранилищу, как оказалось, имели прямой доступ только четыре человека), и умерла от потрясения. А вот в том, могла ли семья Завадских стать жертвой какой-то изощренной «подставы», придется разбираться их адвокатам.
Данное ЧП, понятно, не могло не повредить престижу Эрмитажа. Однако, по словам М. Пиотровского, слава его музея пострадала не очень сильно, несмотря на огромное число похищенных предметов. И в самом деле, кражи-то происходят во всех странах, во всех музеях.
Тем временем сроки следствия были продлены до 31 декабря 2006 года, а затем этот рубеж снова отодвинулся. Только в марте 2007 года Николай Завадский был приговорен к пяти годам колонии за хищение экспонатов из Эрмитажа. Он подал кассационную жалобу в городской суд Санкт-Петербурга. Однако приговор в отношении его был оставлен без изменения. Помимо отбывания назначенного срока заключения, осужденный должен также удовлетворить гражданский иск музея на сумму 7,3 миллиона рублей. Сроки основного расследования по этому делу были продлены и «у следствия остается еще несколько версий, по которым не прекращается работа, и в этой связи нельзя исключать новых фигурантов». Следствию также предстоит установить местонахождение еще 159 похищенных предметов музейной коллекции. По сути, на данный момент оказались обнаружены лишь 31 предмет из «черного списка», но в ходе оперативно-розыскных мероприятий правоохранительные органы получили данные о возможном местонахождении еще примерно 70 экспонатов, то есть приблизительно трети из списка. А это уже что-то.
