Над Раевским неминуемо нависла смертная казнь. Грозила статья 58.4б – связь с мировой контрреволюцией. Но судьба оказалась милостива. Допрашивал его смершевец, как оказалось, большой любитель Пушкина. Многочасовые допросы проходили, в большей степени, в задушевных беседах о светоче русской литературы. Благодаря заступничеству следователя, Раевскому дали пять лет исправительно-трудовых лагерей и три года поражения в правах и отправили в Красноярский край. Обычный, кстати, поступок в то время. Просто об этом нельзя было говорить.
Не знали мы и того, что во время пражского восстания власовцы повернули оружие против фашистов. Об этом Карпухину рассказывал Раевский. Подобное еще раз свидетельствует, что красное и белое перемешено в каждом человеке, а в русском тем более.
В то время как Раевский отбывал ссылку в Минусинске, мой дядя летчик, офицер Виктор Еременко находился после фашистского плена в концлагере в Воркуте. Вернулся он из лагеря с фамилией Еременков. Все думали, что это паспортистка ошиблась, прибавила к окончанию «в». Но дядя, незадолго до смерти, объяснил, что изменить фамилию на русский манер ему посоветовал и переделал советский следователь, тоже смершевец, еще в Германии, чтобы не причисляли к украинцам-бендеровцам. Не уверен, что это помогло дяде в советском плену, но поступок чекиста налицо. В шестидесятых годах дяде вернули все награды, которые он успел заслужить до немецкого плена. Родовую фамилию возвращать не стал, слишком много бюрократии.
Раевскому тоже довелось оказаться в фашистской тюрьме. После взятия немцами Праги его арестовало гестапо. Надо сказать, что Раевский с надеждой смотрел на победоносное шествии гитлеровцев по Европе. Закоренелый враг большевиков, он надеялся на падение советского режима. Через два месяца его выпустили, но запретили покидать Прагу.
Странное совпадение. Два офицера – матерый пятидесятилетний белогвардеец Раевский и двадцатидвухлетний советский летчик Еременко получили на родине одинаковые сроки наказания. Оба беззаветно любили свое Отечество, оба готовы были отдать за него жизнь. К судьбам обоих красная власть отнеслась с равнодушной жестокостью.
Советский офицер трудился электриком за Полярным кругом, белый офицер на юге Сибири под Минусинском, лаборантом на станции переливания крови. И ни тот, ни другой не знали, что дальнейшая их жизнь после отсидки будет светла и значительна.
По ленинским местам
Хакассия, Шушинское – знаменитое место ссылки Ленина. Невдалеке, под Минусинском, отбывал свой срок и Раевский. По странному стечению обстоятельств, он, как и вождь мирового пролетариата, с удовольствием пользовался замечательной библиотекой музея им. Мартьянова, названного так в честь основавшего его купца. Когда Олег Карпухин собрался съездить в места заключения, Раевский настойчиво, несколько раз повторил:
- Обязательно посетите Шушенское, это недалеко.
Карпухин был в недоумении. Чего дались матерому белогвардейцу ленинские места? И только когда своими глазами увидел места ссылки Раевского и Ленина, понял хитроумный замысел старика. Условия жизни ссыльного при царе и при большевиках были несравнимы. Барская жизнь Владимира Ульянова и нищее прозябание Николая Раевского красноречивее всего свидетельствовали о смене эпох. Гуманизм, нравственность, духовные ориентиры – все было разрушено большевиками в ожесточенной борьбе за власть.
Будучи на поселении, Раевский вспомнил свое призвание и систематизировал всю флору и фауну местной земли. По свидетельству Карпухина, его гербарий, длинной чуть ли не двадцать метров, над которым бесплатно работал Раевский более десяти лет, и поныне является гордостью музея.
Нет сомнения, что дружба Раевского и Владимира Набокова обусловлена не только любовью к литературе. Страсть к бабочкам, энтомология – вот где лежали их общие интересы. Биология была бы их стезя, не закрути судьбы революционный ветер.
Вернувшись, таким необычным образом на Родину, Раевский принялся разыскивать остатки семьи. Обнаружилось, что сестра Соня отбывает наказание в Карлаге (Карагандинский лагерь). Матушка переехала поближе к ней и, вскорости, умерла.
Странно, но Раевский избежал судьбы расстрелянных братьев. Во время войны, голодая, он продал часть своего архива Карлову университету в Праге. В последствии, чехи подарили «Русский заграничный архив» Советскому Союзу. Чекисты, благодаря этому, с легкостью установили точный список врагов, живших в эмиграции и карающий меч революции, со знанием дела, провел с бывшими соотечественниками свою кровавую работу.
Трудно сегодня судить почему, но в отношении Раевского гильотина репрессий второй раз не сработала.
Выйдя из лагеря на поселение, он принялся активно писать. Старуха, у которой он квартировал, открыто смеялась над ним. В глухой ссылке, из под его пера рождалась поэтическая повесть «Джафар и Джан» и другие исторические и литературоведческие произведения.
Долог был путь рукописей Раевского к читателю. Вот, что пишет исследователь его творчества Карпухин: «Удивительный взлет творческой судьбы: в семьдесят лет литературный дебют, а в восемьдесят – сразу несколько книг изданы многотысячными тиражами, переведены на европейские языки.»
Дорога в никуда
Книги, увидевшие свет при жизни автора были далеки от политики. Сегодня, благодаря подвижничеству Олега Карпухина, мы знакомимся с дневниками Раевского, его публицистикой, политическими воззрениями. После прочтения этих произведений становится понятным глубинный смысл катастрофы, постигшей Россию не только в 20 веке, но и той беды, которая навалилась на нашу страну сегодня. Становятся очевидными пружины, влияющие на поведение людей, находящихся по разные стороны баррикад.
Читая Раевского, изумляешься, насколько схожи разрушительные процессы начала двадцатого и начала двадцать первого веков, охватившие Россию.
- Армию совсем не стараются сохранить, наоборот, ее разрушают, - вспоминает Раевский слова одного добровольца. И это в период смуты, в годы напастей, обрушившихся на Родину. Все, как в страшном сне, повторяется и сегодня.
Раевский застал начало развала Советской империи. Он был свидетелем массовых волнений 1986 года в Алма-Ате, когда поднимал голову казахский сепаратизм. Девяностодвухлетний человек, пройдя годы борьбы с большевиками, страшные унижения заключения и ссылки, пришел к выводу:
- Я за советскую власть. Она сумела сохранить страну в старых границах. Она гарант единства державы. Если так будет продолжаться – азиатские республики вернутся в первобытное состояние.
На протяжении всего мятущегося века менялось мировоззрение Раевского, незыблемым было лишь одно – он всегда оставался патриотом своей родины. И родина не всегда была жестока к нему. Именно здесь его произведения стали выходить многомиллионными тиражами, с русского переводили его книги на мировые языки. Здесь он обрел писательскую славу.
Читая изданные Карпухиным рукописи, понимаешь причину усталости и апатии униженного и обманутого народа. Русский народ способен вытерпеть любые испытания, но перед ним должна быть ясная и высокая цель. Колоссальные пространства русские смогли объединить и защитить от внешних врагов. Народы, вошедшие в состав Российской империи, привлекал, предложенный им более высокий стандарт жизни. Поэтому они плечом к плечу с русскими и защищали свою территорию. Сегодня, многие эти народы отброшены в средневековье. Из всех жизненных целей осталась лишь одна – выжить любой ценой.
Алчность дорвавшихся до власти руководителей, стала причиной развала государственности. Сопротивляться этому внутреннему врагу народ не в состоянии. Нет всем понятного видения будущего, нет ясной цели. Бессмысленность существования истощает силы общества больше чем лишения. Поразительно в этом смысле признание белого офицера-марковца Раевскому, высказанное перед бегством из Крыма. Он с ужасом воспринял известие о том, что прорыв красных может быть ликвидирован и борьба будет продолжена. Причиной тому была не столько физическая усталость от братоубийственной войны, сколько крах идеалов.
Подобную усталость общества мы наблюдали после революционной эйфории, охватившей массы в период развала Советского Союза. Сегодня реформы методично разрушают общественное здание. Просвещенная, самая читающая в мире страна превращается в сборище невежественных, одичавших людей.