Сын предложил мне чашку чаю. Он знал, что ситуация критическая. Знал, что скорая помощь может сейчас подбирать на улице какого-нибудь пьянчугу, но все равно принял мои извинения и предложил мне чай.
К счастью, скорая приехала, а состояние пациентки, благодаря моим действиям, стабилизировалось. Ей все равно требовалась неотложная госпитализация, но я уже не волновался, что она умрет по дороге.
Мы дожидались скорую 45 минут. В такие моменты меня очень радует, что я работаю в службе немедленного реагирования и добираюсь до пациентов быстрее, порой это решает все. Я рад, что у меня с собой эффективные лекарства: я редко их использую, но когда они нужны, то всегда под рукой.
Надеюсь, что все закончилось благополучно, потому что, когда мы усадили пациентку в скорую помощь и собрались уезжать, ее сын пожал мне руку и сказал спасибо.
…45 минут ожидания рядом с больной в критическом состоянии, и все равно он меня поблагодарил!
Мягкий и влажный бильярдный шар
Первый вызов за этот день до сих пор не выходит у меня из головы.
И не потому, что я влюбился…
Меня отправили к мужчине, «59 лет, судороги, в запертой ванной». Приехал я быстро, за 8 минут, так что вызов уже мог считаться «успешным».
Когда мне открыли дверь, я был поражен острым и невероятно омерзительным запахом. Сначала я подумал, что пахнет от человека, который меня встретил (выглядел он неряшливо, и подобную вонь изо рта мне уже приходилось ощущать раньше), но нет, когда я вошел, запах стал еще сильнее.
В квартире было четверо мужчин, выглядевших примерно так же, как первый, а ее состояние натолкнуло меня на мысль, что все они – алкоголики. На диване лежал, или, точнее, валялся, тот самый пациент с припадком; друзьям удалось вытащить его из ванной и на руках перенести в гостиную.
– Он выпил, мы все вчера крепко поддали, – сказали мне.
– Ну хотя бы честно, – ответил я. – У него эпилепсия, или это судороги от алкоголя?
– Наверное, и то и другое, – ответил один из его друзей.
И тут я посмотрел на пол.
Какой-то предмет, напоминающий бильярдный шар, скатился по ноге пациента изнутри штанины и упал перед ним. Он был коричневый, влажный и какой-то пугающий…
Фекалии! Это были его фекалии, произведенные организмом, который всю ночь перерабатывал алкоголь.
Внезапно я догадался, откуда шел тот мерзкий запах.
Думаю, всем известно, что первые испражнения после того, как переберешь с алкоголем, пахнут особенно отвратительно. Это была та самая эпичная какашка. Мне стало ясно, что большая ее часть размазалась внутри его джинсов. Такие испражнения мог бы произвести сам сатана. Это нельзя было смывать в туалет, лучше запечатать в герметичный контейнер и захоронить в специальном могильнике с предупреждающими знаками, огороженном колючей проволокой. Настолько кошмарный шел запах.
Приятель (на самом деле они с пациентом почти не были знакомы) поднял фекалии с помощью клочка газеты и отнес в унитаз.
Я слышал, как он захрипел, когда взял в руки это термоядерное дерьмо. Лицо его приобрело необычный салатовый оттенок, а на лбу выступил холодный пот.
Я взялся лечить пациента: в целом тут не было ничего сложного. Дальше приехала скорая помощь, и я обратил внимание фельдшеров на то, что ботинок мужчины покрывает слой липкого кала.
Когда его несли вниз по лестнице, один из фельдшеров испачкал об этот ботинок свою рубашку. Как вы понимаете, ему это совсем не понравилось.
Я едва удержался от смеха…
…или не удержался.
Проблема в том, что я и сейчас, спустя несколько часов, ощущаю вонь того сатанинского дерьма прямиком из преисподней. Мне кажется, она так и витает в воздухе.
Мне даже немного жаль медсестер в больнице… Гуманные прохожие
В последний раз я сказал, что у меня не было ни одного интересного вызова за всю смену…
Последний вызов за сегодня был к мужчине, упавшему на улице. К несчастью, в диспетчерской сломался компьютер, поэтому информацию мне передали в старомодной манере, то есть по телефону.
– Упал на улице… точно пьяный, – пошутил я.
В любом случае я пулей помчался на вызов (я уже говорил, что очень часто текст наряда и реальный повод, по которому нас вызывают, не совпадают между собой, так что я всегда стараюсь оказаться на месте как можно быстрее).
Местоположение было указано неточно, поэтому я потратил чуть больше времени, чем хотелось бы, колеся по темным улицам и выискивая парня, лежащего на земле. Какие-то люди, проезжавшие мимо, сказали мне, что пациент находится дальше по дороге.
У меня сжалось сердце, когда я увидел толпу людей, собравшихся вокруг мужчины, лежавшего на спине на голом асфальте. Еще сильней оно сжалось, когда я понял, что кто-то из прохожих делает ему непрямой массаж сердца.
Я выскочил из машины, схватил свой чемоданчик и щит для фиксации и начал срезать на пациенте одежду. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять – шансов у него мало.
– Он бежал, занимался спортом, вдруг упал, – сказал мужчина, делавший массаж, – и ударился головой. Я начал реанимационные мероприятия, 100 нажатий в минуту.
– Вы медик? – спросил я.
– Нет, – ответил он, – я учитель, но проходил курсы первой помощи.
– Хорошо, – сказал я.
Потом посмотрел на монитор: сердечной активности не наблюдалось.
– Вы прекрасно справились и сделали все, чтобы у него был шанс выжить.
Мне очень хотелось, чтобы тот человек знал, что поступил правильно. Я знал, что надежды нет, но эти люди, с готовностью пришедшие на помощь, отчасти вернули мою веру в человечество.
Скорая приехала через пару мгновений после меня, и, взглянув на водителя, по выражению его лица я понял, что ему ситуация тоже кажется безнадежной.
Времени разбираться на месте у нас не было, мы погрузили пациента в скорую и повезли в больницу. Я подавал ему воздух с помощью мешка, а фельдшер продолжал непрямой массаж сердца.
Мы приехали в больницу, но там ему ничем не смогли помочь.
Поскольку он вышел на пробежку, при нем не было никаких документов. Мало того, мы отвезли его не в ту больницу, где его стали бы искать в первую очередь, не в ближайшую территориально, а в ту, куда могли быстрее добраться.
…Значит где-то какая-то семья сейчас гадала, почему их муж, или отец, или брат, или возлюбленный до сих пор не вернулся домой. Наверное, они стали звонить в местную больницу, но там о нем ничего не слышали. И только в полиции им сообщили правду.
Я думал и о прохожих, которые пытались его оживить, наверняка этот случай будет еще долго являться им в кошмарах. Я регулярно сталкиваюсь с внезапными смертями, но эти люди вполне могли в первый раз видеть, как человек умирает у них на глазах. Жаль, у меня не было возможности остаться и убедиться, что с ними все в порядке, сказать, что я ими горжусь и что они должны радоваться, потому что сделали все, что в их силах.
В общем, это было печальное событие для всех, кроме нас, работников скорой и персонала больницы. А нас еще спрашивают, как мы справляемся с такой работой…
Позднее мы узнали, кто был этот человек. Похоже, он был очень славный, отчего его смерть кажется еще печальнее. Семья узнала о ней только когда обратилась в полицию, поскольку он так и не вернулся домой.
Плач
«Двухмесячный младенец не просыпается».
«Черт!» – подумал я (а может, и сказал).
«Не просыпается» вполне могло означать, что ребенок умер. Было что-то в словах, появившихся на компьютерном экране, что заставило меня опасаться худшего.
Я кинулся туда, изо всех сил давя на газ и ругаясь в голос на водителей автобусов, которые вдруг решили, что им надо прямо передо мной выезжать с остановки.
