Так он отца, скажите, где погреб?
Вот тут-с, в мозгу, в сей сводчатой могиле. -
-- Да, но в мозгу, в сей сводчатой могиле -
Обширнейший гуманнейший субстрат.
Есть, стало быть, и минимум затрат,
Который старости определили?
-- Ну да, хотя бы мы пересолили
Преукрашая перечень отрад.
Покойник, разумеется, свой брат,
К живому мы б не так благоволили.
-- Ну хорошо, а что вам дал язык?
-- Он дал нам целый Вавилон языков:
Грай, гогот, карканье и плач, и зык.
-- Все это будет из породы зыков.
Быть может, есть какой из надъязыков?
-- Из этих свист. Тот будет надъязык.
-- Конечно, свист и есть тот надъязык,
Но как им пользоваться? -- Шеф, две трешки!
-- Тут смысла нет! -- Напротив: Филин, дрожки!
-- Действительно, сумнительный язык.
-- Куда там! Птичий небольшой язык.
Зато он ясен и ежу, и кошке.
-- Свисти еще! -- Тут все-с. Остались крошки.
-- Да это просто смех, а не язык!
-- В мыслительном художестве нет студу! -
-- Так заключим: "художествен" есть худ?
-- А студ -- застенчивость. -- Так как -- несть худу,
Когда вас выше самый плоский суд?
-- Зато у них есть фонды. Касса ссуд.
-- Ну и пускай их ссут, а я не буду.
Ну и пускай их суд, а я не буду...
И что ж -- все пташки: галки, какаду?
-- Да, пташки-с. Есть два старца на ходу,
Живущих с нами из охоты к чуду.
-- А эти кто? -- Назвать их не забуду
И даже их занятье приведу -
То Эвельпид и Пистеттер, к труду
Прилежны, правят нами не в осуду. -
-- Однако ваш Кукушкинград -- шутник! -
-- Еще какой! Все над другими трунит,
Но пересмешник всуе -- клеветник:
Тотчас же настучат, и сыч приструнит. -
-- Ну, кто хохочет, Бог с ним, а кто нюнит?
-- И он неудовольствия родник. -
-- И он неудовольствия родник?
-- Сократ, он будет Канюком иль Выпью,
А то покроется нудой иль сыпью,
Ему я не знакомец, не сродник.
-- Прямой ты трус, скажи уж напрямик.
-- Нет, я Орел, а особливо выпью,
Так и друзей не пожалею -- выбью,
И лого-Грифом стать могу на миг. -
-- Позволь, твой миг, -- он длится и посюду,
Твой миг всегда, а что же делать нам,
Кто тихо празднует всю жизнь иуду?
Хариты в вечности искали храм,
Что не подвластен времени пескам -
И обрели тебя -- я не забуду.
И обрели. Тебя я не забуду,
Смешное чудище, Порфирион,
Губитель Зевса, хоть в порфире он,
Не верит смерти, как не верят чуду.
По тальникам, вдоль заводи, по пруду,
Где воды легкие несет Рион,
Куда не ступит никогда Креон,
Где время уничтожилось повсюду, -
Вдаль обходя широкий лук излик,
По мелководью, по стреломуравью,
По цапелью, по нырочью, журавью, -
Султанка, курочка, втыкая клик,
Проходишь, как планета, силу травью,
С тебя покамест не подписан лик.
С тебя покамест не подписан лик,
Но ты и есть PORPHYRION тот самый,
Зевесов враг, одетый птичьей дамой,
И то, что дама -- множество улик.
Их тьма и гибнет, не снеся толик
Космического холода, в упрямый
Хромой период пред весною самой,
Но их трепещет Зевс, а он велик.
Не ласточки, гнездящейся повсюду,
Не ржанки, смело реющей в Рион,
Не ибиса, хотя он равен чуду, -
Болотной курочки PORPHYRION
Трепещет Зевс, хотя в порфире он.
То вовлечен. То поглощен. Избуду?
***
Да вы чернила ваши всуе лили
Сократ сомненьем разъедает нас
Терзанья наши множишь каждый час
Которым наши души поручили
Убудь мы в нашей мудрости и силе
К тебе подносит то персты то глаз
Ты оставляешь срам их без прикрас
Так всех богов ты отослал могиле
Ты перестроил напрочь и язык
И мертвый говорит землей не буду
И помутился истины родник
Ликона же тебе я не забуду
От вас укрою оскорбленный лик
Опасности глаголом не избуду
XII. Апология
Опасности глаголом не избуду
И не затем явился нынче к вам -
Чтоб волю дать слезам или словам,
Доступным простоте и внятным люду.
Ни плакать, ни словоточить не буду,
Не потеку ушам и рукавам,
Не стану апеллировать к правам,
Которых не займу и не добуду.
А потому, когда бы вы тут все
Меня сюда прийти определили,
Чтоб видеть краску на моем лице,
Смущение в кистях, упадок в силе,
Чтоб пожалеть, чтоб оправдать в конце, -
То вы чернила ваши всуе лили.
Да, вы чернила ваши всуе лили,
Впусте потратились на столько слов:
Сократ бездельник, он не чтит богов,
Сократа виды молодежь смутили. -
Ну и так далее все в этом стиле,
Неловком специально для голов,
Чья справедливость с дегтем сапогов
Частенько смешивает правды стили.
Тут кто-то ошибается из нас.
Я знаю даже кто -- все вы в ошибке,
От ней же здравый смысл упас бы нас,
Но мы его заспали раньше, в зыбке,
И можем вслух помыслить без улыбки:
"Сократ сомненьем разъедает нас".
"Сократ сомненьем разъедает нас,
Изнесших столько тягот безвременья -
Утрату половины населенья
В жестоких бедствиях, постигших нас.
И кто от них не выстрадал из нас?
Проскрипции, в карбасах затопленье,
Чужих, своих тюремщиков глумленье,
Присыпки известью на теплых нас.
На будущее видом заручась,
Мы и не то сносили б терпеливо.
Зачем, Сократ, ты мыслишь так глумливо?
Своей стерильной мудростью лучась,
Ты так разнообразно и счастливо
Терзанья наши множишь каждый час.
Терзанья наши множишь каждый час,
Нас отвлекая от забот о хлебе,
Мы на земле живем, а не на небе,
И нам важнее Вечности наш час.
Сократ, ведь наша жизнь всего лишь час,
И этот час мы отдадим потребе,
Что нам в Элизиуме иль Эребе -
Возьми себе их, но верни нам час.
Смотри, чтоб сны твои не отучили
Нас от насущного -- мы можем пасть
И ниже, чем рассчитывает власть.
Гляди, чтоб нас тогда не отличили
Животный гнев и низменная страсть,
Которым наши души поручили.
И точно: наши души поручили
Не телу ль нашему? Иль не рукам
По вторникам, средам и четвергам
Ломать и строить на песке и пыли?
Умрем, кто вспомнит, что такие были,
Ведь дела нет до смертного богам,
Что в нас -- галактикам и облакам,
Мы только плесень, знаешь, поросль гнили.
Но эту плесень оживляет мысль, -
Так с идеологов мы затвердили.
Так снисходительно о нас не мысль.
И это мысль о том, что б ели, пили, -
Чужое нам растли нас иль окисль,
Убудь мы в нашей мудрости и силе.
Убудь мы в нашей мудрости и силе,
Кто встанет к плугу, сядет в аппарат?
Ты не даешь рецептов, о Сократ,
Как бы тебя о том мы ни просили.
Не города ль твои нас искусили,
Где можно жить без бед и без затрат, -
Но ты нам говоришь: Господень град
Нуждается в иной, не в нашей силе.
Ты просто издеваешься, глумясь
Над недостаточностью наших чтений,
И брезгуешь всех наших предпочтений.
Ты с нами говоришь ярясь, томясь,
Как будто кипь невиданных растений
К тебе подносит то персты, то глаз.
К тебе подносит то персты, то глаз
Никто иной, Сократ, как наша юность,
Которая по праву мира юность, -
Что ж из того, что перст у ней и глаз?
Ответь-ка нам, Сократ, зачем далась
Тебе забота портить нашу юность?
Зачем ты говоришь ей: ваша юность -
Синоним глупости и вам далась?
Когда пред молодежью всякий раз
Мы подличаем чтобы подольститься,
Зачем один не смотришь ты на лица?
Зачем одежды рвешь ты всякий раз
С любого, будь ответчик иль истица,
И оставляешь срам их без прикрас?
Ты оставляешь срам их без прикрас,
О наш Сократ, мудрейший из мудрейших!
Тебе махать, конечно, на старейших,
Тебе не полководец самый Красс.
Тебе хуйня и Бланманже и Грасс,
Ты толк не видишь в рикшах либо гейшах,
Ты презрел и правейших, и левейших,
Плевал ты и на лесть, и на острас.
Одежды, бабки, экипажи сгили
В твоих глазах, как будто их и нет,
Тебе ничто минет или сонет,
Намеренья -- пустяк, худы, благи ли,
И пошлы кастаньета и спинет, -
Так всех богов ты отослал могиле.
Так всех богов ты отослал могиле:
Раздел, изгадил, либо истребил.
Как сильный человек -- тотчас дебил,
Коли умен -- не тверд, по горло в гили.
Тебе победы наши дороги ли?
Нет. Ты кричишь: Ограбил! (иль: Убил!)
Скажи, о нас язык ты не обил?
Ты оному нас отдал в батоги ли?
Ну что молчишь? Скажи, отбил язык?
Так с нами ты молчок, гу-гу ты с Богом -
О чем ты с ним -- о малом иль о многом?
Он понимает греческий язык?
Твоим, конечно, он кейфует слогом, -
Ну да, ты перестроил и язык.
Ты перестроил напрочь и язык:
Убавил истин и добавил патин,
Он одному тебе теперь понятен,
Твой лексосинтаксический язык.
Но с чернью ты размежевал язык,
Чтоб вместе с ними ни солил, ни братин,
