– Где, черт возьми, ты это взял?
– Источник, – ответил Миттигер. – При помощи крошечной шпионской камеры.
– С какой целью вы его снимали?
– Для «Пост». Там собираются опубликовать эти фото в понедельник вместе с некоторыми записями из дневника, которые ты видел.
Внезапно в моем сознании забрезжил рассвет.
– Джим, как только эти фотографии опубликуют, поднимется вонь, какой ты прежде никогда не чуял. Берковиц говорил с твоим источником. После этого к нему вообще никого не подпустят. Мы утратим доступ к нему и любую возможность сдвинуться с места. Это начнут расследовать.
Миттигер засомневался:
– Мой источник неплохо защищен. И, кроме того, «Пост» мне не подчиняется. Если там хотят напечатать фотографии, то напечатают их.
Я не согласился:
– Все эти месяцы, вплоть до сегодняшнего дня, они нас не знакомили. Почему именно сегодня? Разве ты не видишь? В «Пост» понимают, что вечеринке конец, – знают, что мы потеряем доступ к Берковицу. Поэтому там решили, что с них не убудет, если они теперь сведут нас вместе.
Миттигера это не волновало:
– У тебя есть постоянная работа, и тебя все устраивает. А моя цель – получить должность в штате «Пост» и помочь раскрыть это дело, если смогу. Думаю, нас слегка поштормит, а потом все утихнет, и мы снова доберемся до Берковица.
Я понимал, что Берковиц, который ни на одном из снимков не смотрел в камеру, не подозревал, что его фотографируют. Так что он вряд ли смог бы помочь в каком бы то ни было расследовании – хотя не стал бы сотрудничать в любом случае.
– Ему нравится мой источник. Они неплохо ладят. Берковиц называет его «Хитрый лис один», а я известен как «Хитрый лис два». Не переживай, – добавил Миттигер.
– Не уверен, что это хорошая идея, но понимаю, к чему ты клонишь. Мне просто чертовски хочется найти другой путь… Так или иначе, теперь мы, похоже, в одной лодке. Думаю, стоит начать с Коуэна – и, конечно же, Джона Карра.
Миттигер сказал, что на следующей неделе приедет из Стейтен-Айленда, где он тогда жил, и мы вместе поищем какие-нибудь зацепки в Нью-Рошелле.
– Хотел попросить тебя съездить со мной к дому Берковица, чтобы осмотреть окрестности, – сказал он.
– Без проблем. В последнее время я довольно хорошо изучил этот квартал.
– Я позвоню тебе в понедельник, – сказал Миттигер. – Не волнуйся о фотографиях. Все будет хорошо.
* * *
По шкале от одного до десяти грянувший взрыв потянет на двенадцать. В понедельник утром едва пробудившийся ото сна столичный регион получил возможность увидеть Берковица, который по-прежнему пребывал в блаженной стране грез – на огромной фотографии, занимавшей всю первую полосу «Пост». Над фото шел напечатанный большими буквами заголовок: «СЭМ СПИТ». Другие кадры с Берковицем занимали целый разворот внутри номера и сопровождались выдержками из его тюремных сочинений. Авторство снимков, конечно, не указывалось.
Официальная реакция последовала незамедлительно: по факту этого вопиющего нарушения безопасности начали сразу несколько расследований. Окружная прокуратура Бруклина, Департамент исправительных учреждений, офис специального прокурора штата, ответственный за выявление коррупции в среде чиновников, – все они тут же ринулись в бой. Реакция средств массовой информации была не менее энергичной.
Критики обрушились на «Пост» с обвинениями в аморальности и тяге к сенсациям, а некоторые авторы статей едва сдерживали радость, сообщая о начале расследования «Операции Фото». Одна загородная газета даже наложила на фотографию спящего Берковица изображение прицела винтовки, чтобы проиллюстрировать возможные последствия столь серьезных нарушений безопасности.
Я позвонил Мичелмору ближе к вечеру.
– Ты все ждал большую историю о Берковице, и, думаю, ты ее получил, Питер.
– Господи, мы не предвидели такой реакции. Мы всего лишь напечатали пару фотографий и заметок.
– Ну, ты всегда можешь заявить, что тебя «подставили», – подсказал я.
Мичелмор не оценил шутки, но я подумал, что так ему и надо. Он быстро сменил тему.
– Что ты думаешь о Джиме?
– Он мне понравился. Бывший коп, нюхнул жизни на улицах, теперь понимает, что к чему. Мы отлично поладили… И есть одна вещь – мы не думаем, что Кассара замешан. На наш взгляд, он мог случайно познакомиться с этими двумя.
– Да, мне тоже так показалось… Продолжай в том же духе и держи меня в курсе. А теперь мне пора. У нас здесь немного суматошно, да ты, наверное, и сам понимаешь.
Я стоял и смотрел на умолкший телефон. Хотя меня тревожила вероятность потери доступа к Берковицу, я не стал говорить об этом Мичелмору. Мне казалось, что на Питера, возможно, надавили сверху, заставив опубликовать эту статью с фотографиями.
Независимо от того, насколько произошедшее было идеей Мичелмора, ясно одно: кого-то в «Пост» утомили длительные поиски заговора, не давшие результата в виде статьи, и в итоге им предпочли «Глубокий сон» [91].
Я включил шестичасовые новости, и там тоже показывали спящего Сэма. Вид всех этих чиновников, снующих вокруг, напомнил мне множество маленьких голландских мальчиков, пытающихся пальцем заткнуть протекающую плотину [92], и я непроизвольно улыбнулся.
Однако уже спустя несколько минут я понял, что достиг поворотной точки, и начал размышлять о том, что случилось со мной с августа. Я влез в это дело ничего не понимающим, но жаждущим правды неофитом. И мне действительно удалось раскопать немало важной информации, несмотря на то, что большую часть моего времени отнимала работа. Это был плюс. Я смог выйти за пределы сведений, имевшихся у СМИ, и продвинуть расследование вглубь. Но за эти четыре месяца я также кое-чему научился на собственных ошибках.
Я оказался прав насчет убийства в Бруклине; прав насчет Джона Карра и, возможно, Майкла Карра; прав насчет авторства письма Бреслину. Я знал, что прав во всем этом. Я был на грани того, чтобы раскрыть историю огромных масштабов – но что мне это дало? Ничего, кроме понимания, что мне придется продолжать, чтобы выстроить более убедительное дело, – да еще возможности чуть раньше, чем все остальные, посмотреть на Берковица, словно рекламирующего матрасы.
Пришла пора сменить тактику и перестать кружить вокруг дела так, словно я готов довольствоваться лишь тем, что ощущаю себя сопричастным. Если «Пост» действительно готова сотрудничать, прекрасно. Если нет, у меня найдется иной способ рассказать эту историю.
Я потянулся за блокнотом и набросал короткий список: «Найти Джона Карра. В паре с Миттигером сосредоточиться на Коуэне. Проверить оккультные отсылки в письмах Сэма».
Три пункта, всего три. Но в течение следующих восьми недель на двух намеченных направлениях произойдут важные сдвиги – события, которые значительно расширят масштабы дела.
Я как раз убирал список в портфель, когда раздался звонок в домофон. Работать мне не хотелось. Поэтому я позвонил Джорджу Остину и договорился встретиться с ним, чтобы вместе выпить в баре «У Олливера», нашем любимом местечке в Уайт-Плейнс.
После второго звонка я надел пальто и направился к лестнице. За дверью стоял мой сосед Том Бартли, редактор отдела новостей из «Ганнетт».
– Хо-хо! – улыбнулся он, щурясь в темном дверном проеме. – И кто же у нас заранее знал о неких фото, опубликованных сегодня в твоей любимой газете?
– Ну ладно, ты меня поймал. Я снял их год назад на специально подготовленной съемочной площадке. Уже тогда я знал, чем кончится дело, и решил подготовиться заранее. Он любезно согласился попозировать. Ты же не думал, что кадры сделаны в округе Кингс, правда?
Том рассмеялся.
– Не, я думал, ты нанял ему заместителя.
– Ты имеешь в виду залежателя?
– Сукин ты сын. Тебе ведь что-то известно, разве нет?
– Том, я не имею никакого отношения к этим фотографиям.
