Сколько же в этой фразе правды? Да ни одного слова! Зато циничная ложь – от начала и до конца!
На следующее утро мы тронулись в дальнейший путь.
Ближайшим его этапом был Буффало. Миновав прокопченную и дымную окраину, сплошь состоящую из фабрик и заводов, мы въезжаем в «даун-таун» – деловой центр. Как и во всяком американском городе, претендующем на звание крупного, здесь имеется группа небоскребов. В полной гармонии с общим видом города они тоже кажутся насквозь прокопченными.
Буффало вырос как торговый посредник между восточными и среднезападными штатами. Сначала он был крупнейшим узловым пунктом для продовольственных и сырьевых товаров Среднего Запада, идущих по озерам в восточные промышленные штаты, и для промышленных изделий, движущихся в обратном направлении. Затем среднезападные штаты сами стали индустриальными, но Буффало, как транзитный пункт, расположенный на стыке водных и железнодорожных путей, не потерял своего значения. Однако, оставаясь важным транзитным портом, Буффало и сам стал серьезным промышленным центром. Эти три основные черты – промышленная деятельность, торговля и портово-транспортный бизнес – накладывают свой отпечаток на всю жизнь города.
Несмотря на крики американской печати о послевоенном «процветании», Буффало отнюдь не производит впечатления «процветающего» города. Его рабочие окраины представляют собой ужасные трущобы, нисколько не уступающие нью-йоркским «сламс». У ворот предприятий висят лаконичные, но красноречивые объявления: «Рабочих не требуется». На одной из городских улиц в длинной очереди возле бюро регистрации толпятся безработные. Там же с унылым видом, без всякого дела и без малейшей надежды получить работу, слоняются те, которым удалось зарегистрироваться. Миллионам американских рабочих мирное время принесло безработицу, нищету и лишения. Буффало является наглядным тому доказательством, а таких доказательств в Соединенных Штатах бесчисленное множество. Побывав на окраинах и в порту, проехав по основным магистралям города, мы отправились дальше. Теперь наш маршрут лежал на юго-восток. Впрочем, таково было лишь его общее направление. Мы нередко отклонялись от него в ту или другую сторону.
От Буффало ваша машина некоторое время шла вдоль побережья озера Эри. День хмурился, и от этого волны озера приняли свинцовый оттенок. Водные просторы, открывавшиеся глазу, были необозримы. Казалось, что мы находимся на берегу моря. Километрах в двадцати от Буффало мы отъехали от озера и взяли курс на Гамбург, а затем на Саламанку. Это местечко с испанским названием было последним на территории штата Нью-Йорк. За ним начиналась Пенсильвания.
Каждый американский штат, помимо своего официального наименования, обычно имеет прозвище. Патриотически настроенные нью-йоркцы, например, хвастливо называют свой штат «Эмпайр» («Империя»). В устах других американцев это же слово звучит весьма иронически. Пенсильвания имеет прозвище «Квакерский штат». Английская колония Пенсильвания некогда была основана религиозной сектой квакеров во главе с Вильямом Пенном. Для большинства американцев это прозвище звучит насмешливо, но местными религиозными ханжами оно рассматривается как почетное. Очевидно, поэтому нефтяные фирмы рекламируют пенсильванский бензин как «Бензин из квакерского штата».
Когда-то Пенсильвания считалась страной густых лесов. В отношении ее западной части эта характеристика верна и сейчас. В этом мы убеждаемся сами, как только въезжаем в пределы Пенсильвании. Склоны Аллегенских гор покрыты девственными лесами. Сосна, хемлок (американская порода хвойных), дуб образуют нескончаемый темный фон по обеим сторонам нашего пути. Там, где дорога спускается в долины, колоннады деревьев вплотную подходят к дороге, бросая на нее широкую тень. Местами через лес пробиваются живописные горные речки. Тогда шоссе обычно идет по берегу, следуя извивам речного русла.
В этом горном районе нам редко встречались селения, редко попадались встречные или попутные машины. Кое-где вдоль шоссе мы видели нефтяные вышки и цистерны, напоминавшие нам о том, что Пенсильвания является одним из старейших нефтяных районов Америки. Возле вышек стояли насосные установки, автоматически качавшие нефть из недр. Но эти одинокие вышки никак не вязались с обычным представлением о нефтепромыслах. Ни персонала, обслуживающего вышки и насосы, ни рабочих поселков мы за время путешествия по пенсильванским горам так, и не видели. Основные нефтепромыслы были где-то в стороне от нашей трассы.
Перевалив через горный кряж Аллегени, мы очутились: в узкой долине Западной Сасквеганны, где снова стали попадаться селения. Сначала это были совсем ничтожные по размерам поселки, затем более значительные, и, наконец наш «кадиллак» въехал в Вильямспорт, который был действительно портом, хотя и для речных, мелкосидящих судов. Здесь мы решили сделать короткую передышку перед оставшейся половиной пути до Филадельфии.
От Вильямспорта до Гаррисбурга дорога шла долиной Сасквеганны, с обеих сторон окаймленной обрывистыми горами. Дорога жалась к их подножью на правом берегу реки. Широкая Сасквеганна во многих местах очень порожиста, и путешествие по ней, очевидно, является довольно сложным делом. Не доезжая до Гаррисбурга, мы попали в ливень. Потоки воды заливали стекла машины. Шофер ничего не видел, машина еле тащилась, и в результате мы потеряли много времени. Пришлось отказаться от заезда в Гаррисбург – столицу штата Пенсильвания – и ехать прямо к Геттисбургу.
Нас привлекает не сам Геттисбург, городок, насчитывающий всего шесть-семь тысяч жителей, а исторический музей, вернее – заповедник, расположенный южнее Геттисбурга. Здесь летом 1863 года было нанесено крупное поражение армии южан, под командованием генерала Ли вторгшейся в Пенсильванию. Здесь же президент Линкольн обнародовал свое знаменитое воззвание об отмене рабовладения. В память об историческом сражении, предопределившем результат войны между Севером и Югом в пользу северян, и был учрежден этот заповедник. Он раскинулся на огромной площади, на которой происходили бои. На ней находятся монументы, мемориальные доски с надписями, повествующими о ходе сражения, музейные экспонаты в виде образцов тогдашних пушек, ядер, ружей и другого вооружения. Музей позволяет довольно наглядно воспроизвести панораму сражения и весь его ход.
Однако в музее был, по нашему мнению, один очень существенный пробел. Ни мемориальные доски, ни экспонаты музея не помогали понять, как же могло случиться, что упразднение рабства и введение равноправия между белыми и неграми остались, в конце концов, только на бумаге. Впрочем, даже касаясь военных событий, музей тщательно избегал политических выводов и ограничивался лишь военно-технической стороной дела.
После Геттисбурга наш «кадиллак» берет курс на Филадельфию – конечный этап дневного пробега. Увлекшись изучением диспозиции северян и южан, мы и не заметили как подкрались сумерки. Остаток пути нам пришлось проделать в темноте.
Весь следующий день мы посвятили знакомству с «городом братской любви», как ханжески именуют филадельфийцы свой город.
Мы, конечно, не обнаружили в Филадельфии ничего от «братской любви», за исключением часто встречавшихся квакерских молелен или «собраний друзей», где до сих пор еще ведутся благочестивые разговоры о любви к ближнему. Но в каком американском городе не ведутся подобные же разговоры с церковного амвона или за банкетными столами во время заседаний филантропических обществ? Это не мешает Америке оставаться тем, чем она всегда была, – раем для богатых, адом для бедных, страной, где господствует не братская любовь, а звериная мораль – «человек человеку – волк». Ведь не во имя же любви к ближнему филадельфийские расисты устроили во время войны массовый негритянский погром!..
Филадельфия – не только третий по величине город Америки, но и один из старейших ее городов, хотя ему не исполнилось еще и трехсот лет. В первые годы существования молодого государства, с 1775 до 1800 года, Филадельфия даже являлась временной столицей (кроме 1790 года, когда столица, по соображениям безопасности, находилась в Нью-Йорке). В районах, прилегающих к реке Делавар, сохранилось много любопытных памятников этой не столь уж давней старины.
В скромном здании Карпентер-холла, возле набережной Делавара, впервые заседал так называемый Континентальный конгресс – учредительный орган штатов, восставших против Англии и провозгласивших Декларацию прав. Находящийся рядом Индепенденс-холл явился местом последующих заседаний конгресса. Здесь была принята 4 июля 1776 года Декларация независимости, здесь же был разработан проект ныне действующей конституции США.
В Индепенденс-холле, наряду с другими историческими экспонатами, красуется и «колокол свободы». По звону этого колокола народ сходился на собрание, чтобы услышать текст Декларации независимости. Через весь «колокол свободы» проходит широкая трещина – нечаянный символ больших трещин в американских «демократических свободах». Американская действительность на каждом шагу демонстрирует эти трещины. В самой Филадельфаи, в непосредственном соседстве с «колоколом свободы», банды фашистских молодчиков разгоняли митинги прогрессивных организаций, созванных под лозунгом борьбы за мир, за демократию.
