После Второй мировой войны четыре зоны оккупации, на которые был поделён остаток Германии, приняли около 14 млн беженцев и изгнанников из областей немецких поселений на востоке и бывших территорий Германии восточнее Одера и Нейсе. На востоке граница немецкоговорящих областей в 1950 г. вернулась приблизительно туда, где она проходила за 800 лет до этого.
Соотечественники быстро интегрировались в бурно растущую западногерманскую экономику, однако с начала 1960-х гг. их уже не хватало, чтобы покрыть всю потребность экономики в рабочей силе: с конца 1950-х гг. до 1973 г. (прекращение вербовки) Федеративная Республика Германия приняла к себе миллионы «гастарбайтеров». К моменту «прекращения вербовки» в 1973 г. их число составляло около 2,6 млн. Уже с конца 1960-х гг. многим гастарбайтерам было позволено забрать к себе семьи. Правда, здесь модели поведения были весьма различны. Так, из 2 млн итальянских гастарбайтеров, нанятых до 1973 г., большинство через несколько лет вернулись на родину. Сегодня в Германии живёт около 550 тыс. итальянцев. А из 750 тыс. турок, которые тоже были наняты до 1973 г., большинство остались в Германии и перевезли к себе семьи. Сегодня в Германии живёт около 3 млн человек турецкого происхождения. Их доля в рождаемости в два раза выше, чем их доля в населении, и она продолжает увеличиваться.
Приток мигрантов из Восточной и Южной Европы вот уже несколько лет как утих. Южноевропейские иммигранты хорошо интегрируются, если решают остаться в Германии. Почти 4 млн въехавших переселенцев из бывшего Советского Союза после начальных трудностей очень хорошо прогрессируют в интеграции, их успехи в образовании выше среднего. То же самое касается других мигрантов из восточноевропейских стран. Они по-настоящему обогатили рынок труда и оживили образование.
С сегодняшней точки зрения поток гастарбайтеров в 1960-е и 1970-е гг. был гигантской ошибкой: рабочие в основном вербовались на производства, которые были умирающими. Это замедлило неотвратимые структурные изменения и на время заслонило тревожную ситуацию с сокращением рождаемости в Германии. Последствия же только отсрочились притоком мигрантов, но не устранились им. А именно: если коэффициент рождаемости мигрантов со временем сравняется с низким немецким коэффициентом рождаемости, то ничего не изменится в той основной проблеме, что поколение внуков всегда по численности вдвое меньше поколения дедов, так и происходит при коэффициенте фертильности 1,4. Вместе с тем это означает, что через четыре поколения население сократится на три четверти и половина его будет старше 50 лет. Социальная и экономическая жизнь должна быть организована в таких условиях совершенно иначе. Если же коэффициент рождаемости мигрантов надолго останется выше, чем у автохтонного населения, то государство и общество за несколько поколений перейдёт к мигрантам. Тем самым был бы опровергнут аргумент, что низкий немецкий коэффициент рождаемости является якобы предопределённым последствием модернизации, ибо если бы это было верно, то и мигранты не могли бы долго иметь высокий коэффициент рождаемости.
Многие немцы охотно впадают в иллюзию, что миграция может решить какую-нибудь из наших демографических проблем и что, может, даже удастся привлечь большое число квалифицированных мигрантов. Притом что таковых – и это относится ко всей Европе – либо вовсе нет, либо они предпочитают уехать в англоязычную страну. Для Германии и Европы реальной опцией остаётся только пополнение из Северной Африки и Ближнего Востока – а насколько оно желательно, мы увидим.
Всегда считается, что работающие должны платить за тех, кто не работает: в 2007 г. в Германии на 100 человек с преобладающим доходом от работы по найму приходилось 68,7 человека, живущих на пенсию или социальные выплаты. Для людей без миграционной истории соотношение составляло 70,6 %. Итак, мигранты, несмотря на их существенно более благоприятную возрастную структуру, согласно этой пропорции вряд ли принесут стране демографическое облегчение{315}.
Надёжный эмпирический и статистический анализ возможного вклада гастарбайтеров и их семей в благосостояние Германии в настоящем или будущем отсутствует{316}. В отношении итальянцев, испанцев и португальцев этот вклад можно считать положительным, поскольку их семьи воссоединялись реже и большинство из них позже вернулись к себе на родину. Для турок и марокканцев была характерна обратная тенденция. Слишком велика диспропорция между числом изначальных гастарбайтеров и вызванным затем притоком членов больших семейств, стремящихся к воссоединению.
Мигранты мусульманского происхождения
Проблематика притока и интеграции, которая заслуживает обсуждения и не улаживается со временем сама собой, существует сегодня в Германии исключительно с мигрантами из Турции, из стран Африки, Ближнего и Среднего Востока, которые более чем на 95 % исповедуют ислам. Но политика интеграции по отношению к такому положению дел во многом слепа, как доказывает отчёт «Интеграция в Германии», выполненный по заказу Федерального правительства{317}. В объёмном механизме индикаторов взгляд обращён исключительно на всю совокупность людей с интеграционной историей. Данные об образовании, рынке труда, зависимости от трансфертных выплат и криминальности не дифференцированы по региону происхождения или по группам народов. Этот недостаток дифференцирования был явно намеренный, ибо дискуссия о том, влияют ли на способность и волю к интеграции культурные различия между группами мигрантов, была политически нежелательна{318}.
Отчёт Федерального правительства по интеграции за 2009 г. осторожно касается проблем в общих чертах и явно силится преуменьшить опасность. Особенно отчётливо это видно по показателям зависимости миграции от социальных трансфертов, а также касающимся криминалитета. Эти данные совершенно размыты, поскольку опрос ведётся среди миграционного населения в целом, а не дифференцированно по группам. Также недостаёт показаний по репродуктивности различных мигрантских групп и связанных с этим демографических включений.
Согласно микропереписи 2007 г. в Германии живёт 15,4 млн человек с миграционной историей{319}. Из них на граждан Евросоюза приходится 3,7 млн, на области происхождения Босния и Герцеговина, Турция, Ближний и Средний Восток, а также на Африку приходится 4 млн. Мигранты из этих областей происхождения далее будут называться мусульманскими мигрантами. Наверняка среди них есть некоторые с христианским или другим религиозным фоном. Но их удельный вес незначителен и к тому же меняет статистическую картину интеграционной проблематики только в лучшую сторону, поскольку христиане и евреи из этих областей устойчиво показывают интеграционное поведение выше среднего.
В этой микропереписи 4,6 млн человек с миграционной историей не могут быть отнесены к определённому региону происхождения из-за ненадёжных или недостаточных данных. Если исходить из того, что при микропереписи квота ошибочных или неполных данных по всем людям с миграционной историей распределена равномерно, тогда это означает, что число мусульманских мигрантов фактически на 43 % выше, то есть составляет около 5,7 млн. Однако очень высокое число детей в этой группе указывает на то, что среди мигрантов с недостаточными либо недостоверными данными мусульмане представлены намного выше среднего. Итак, число мусульманских мигрантов в Германии может составлять 6–7 млн.
Средний возраст мусульманских мигрантов меньше 30 лет, в то время как средний возраст автохтонного немецкого населения – около 45 лет. Доля мусульман в населении младше 15 лет составляет сегодня уже 10 %, доля их рождаемости ещё выше, причём намного (см. табл. 8.8). Если принять во внимание проблематику идентификации, то цифры соответственно повышаются.
Итак, из добрых 15 млн людей с миграционной историей в Германии 25–45 % – выходцы из мусульманских стран. Но в этой группе 70–80 % всех проблем мигрантов происходят в области образования, рынка труда, трансфертных выплат и криминалитета{320}. Сваливание всех мигрантов в одну кучу в статистике отчёта Федерального правительства (цифры Берлинского института{321}, приведённые в главе 3, показывают, что может быть и по-другому) способно ввести в заблуждение, поскольку преувеличивает проблемы более успешных групп мигрантов либо переводит проблемы туда, где их вовсе нет. Вместе с тем это отражение преуменьшает опасность специфических проблем интеграции, которые связаны с миграцией из мусульманских стран. Ещё более выражено то, что по сравнению с другими мигрантскими группами мусульмане в Германии не принимают активного участия в рынке труда, успехи в образовании у них ниже среднего, а квота получателей трансфертных выплат – выше среднего, равно как и участие в преступной деятельности, связанной с насилием.
