Выступая на совещании высшего командного состава 12 декабря 1944 г., Гитлер говорил: «Нужно иметь в виду следующее. В мировой истории не существовало еще коалиции из столь чужеродных элементов, преследующих столь различные цели, какую создали наши противники… Тот, кто следит внимательно за развитием событий, не может не видеть, что противоречия между нашими врагами с каждым днем все более усиливаются. Если теперь нанести по ним несколько мощных ударов, то в любой момент может случиться, что этот „единый“, искусственно поддерживаемый фронт внезапно рухнет с оглушительным грохотом, подобным раскатам грома»[249]. Союзники к середине декабря на фронте 640 км имели 63 дивизии (из них 15 бронетанковых), в том числе 40 американских, около 10 тыс. танков и самоходных орудий, почти 8 тыс. самолетов (не считая транспортной авиации), в резерве — четыре воздушно-десантные дивизии. Немецко-фашистские войска к началу наступления на западном фронте включали 73 дивизии (из них 11 танковых) и 3 бригады. Дивизии были гораздо слабее союзных по вооружению и численности, при этом неукомплектованность многих из них достигала 30–40 %. По оценке союзного командования, все вместе они соответствовали боевой мощи 39 союзных дивизий.
Гитлеровское командование скрытно создало ударную группировку в составе трех армий (21 дивизия) за счет перегруппировок на западном фронте, вновь сформированных соединений и перебросок из Дании и Норвегии. В ходе операции предполагалось ввести в сражение до пяти дивизий из резерва ОКВ. Привлечение сил с восточного фронта исключалось в ожидании зимнего наступления Красной Армии и непрекращающихся боев в Венгрии. В операции участвовало около 900 танков и штурмовых орудий, но горючего у них было только на половину запланированной глубины операции (на 140–160 км пути). Проблему горючего предполагалось решить за счет противника. Для авиационного обеспечения выделялось 800 самолетов, но основные надежды гитлеровское командование возлагало на плохую погоду, затруднявшую использование союзной авиации. Большое значение придавалось специальной диверсионной операции, возглавляемой «мастером диверсий» Отто Скорцени (2000 диверсантов, из них 150 человек, владевших английским языком). Планом предусматривалось, что основная задача наступления будет решена за семь дней.
Внезапно для союзного командования 16 декабря в 5 часов 30 минут три немецкие армии начали наступление в Арденнах: 18 дивизий (200 тыс. войск, 500 танков и штурмовых орудий, 1900 орудий и минометов) действовали в первом эшелоне. Главный удар нанесен по участку 8-го американского корпуса, где оборонялись пять американских дивизий. Немецкие войска, преодолев слабое сопротивление, как пишет участник событий журналист Р. Ингерсолл, «прорвали нашу линию обороны на фронте в 50 миль и хлынули в этот прорыв, как воды через взорванную плотину. От них по всем дорогам, ведущим на запад, бежали, сломя голову, американцы»[250].
Только через несколько часов в штабе Эйзенхауэра несколько прояснилась сложившаяся обстановка. На срочно созванном им совещании принято решение направить в район Арденн две дивизии. Союзное командование еще не представляло себе масштабов событий и не верило в возможность противника развернуть крупное наступление. Даже на второй день реакция американского командования все еще была замедленной, тогда как продвижение немцев принимало угрожающий характер. Лишь к концу 17 декабря 10-й воздушно-десантный корпус получил приказ выступать «в район Арденн по направлению к Бастони и далее на запад», но конкретных задач все еще он не получил[251].
На совещании Д. Эйзенхауэра с командующими 12-й группы армий США и 3-й американской армией в Вердене 19 декабря принято решение на отражение наступления: 1-я американская армия должна удерживать оборону на севере Арденн, а 3-й армии предписывалось повернуть фронт на 90 градусов и ударить по южному флангу наступающей группировки. Брешь с фронта предстояло прикрыть войсками 21-й группы армий Монтгомери, которому передавались в подчинение все силы союзников к северу от Арденн.
Немецкие войска тем временем продолжали наступление. Однако, несмотря на первоначальный успех, планы гитлеровского командования начали срываться уже в первые дни операции: 6-я танковая армия СС не сумела форсировать Маас, 5-я танковая армия хотя и окружила Бастонь, но не смогла захватить его, а 7-я армия не добилась прорыва американской обороны на левом фланге ударной группировки. Не оправдались расчеты гитлеровцев и на эффективность диверсионных действий. Замысел стремительного прорыва через Маас и дальнейшего наступления на Антверпен реализовать не удалось.
С 23 декабря установилась летная погода, и союзное командование организовало ежедневные авиационные удары по немецким войскам силами до 3–4 тыс. самолетов. Наступление 3-й американской армии на южном фланге немецкой группировки 22–23 декабря не дало положительных результатов, и для дальнейших действий на этом направлении потребовалось сосредоточить еще две танковые дивизии. К 26 декабря обстановка несколько разрядилась: 7-му американскому корпусу удалось остановить вырвавшиеся вперед немецкие танковые части, а войска 3-й американской армии соединились с частями, оборонявшими Бастонь. К концу декабря в Арденны переброшено 15 американских дивизий, и немецкие войска утратили возможность развивать наступление на Антверпен. Признав неудачу Арденнской операции, Гитлер решил на время отказаться от продолжения наступления на этом направлении и перенести усилия к югу от Арденн, чтобы разгромить находившиеся там американские войска.
Новая наступательная операция предпринята 1 января немецко-фашистскими войсками группы армий «Г» в Эльзасе с целью разгрома 7-й американской армии и захвата Страсбура. Оборона американцев была прорвана и создалась угроза окружения войск в городе. На подкрепление 7-й армии Эйзенхауэр смог выделить только одну дивизию и вынужден был отдать приказ об отступлении из Страсбура на запад. В районе самих Арденн положение оставалось напряженным: 4 января немецкие войска нанесли контрудар под Бастонью, в результате которого американцы вновь понесли значительные потери. В этот же день командующий 3-й американской армией генерал Паттон записал в дневнике: «Мы еще можем проиграть эту войну»[252]. Тревогу союзников вызывали и сообщения разведки о подготовке наступления группы немецких армий «X» с рубежа Нижнего Мааса на Антверпен, где на 30-километровом фронте держала оборону всего одна дивизия.
Военного министра США вызвали 30 декабря в Белый дом. Президент потребовал доложить, когда будет готово атомное оружие. Как вспоминает Л. Гровс, «Рузвельт заявил о готовности использовать атомную бомбу против нацистов, чтобы принудить Германию к капитуляции»[253]. Однако к такому решению возникших проблем в Европе американцы были еще не готовы.
Эйзенхауэр, оценивая сложившуюся обстановку на западном фронте, пришел к выводу, что союзникам самостоятельно трудно будет справиться с наступающими немецкими войсками и американские армии попадут в «самое тяжелое положение». Он обратился к Рузвельту с просьбой выяснить перспективы нового советского наступления. «Это имеет величайшее значение, на нем я буду строить собственные планы», — писал он[254]. Рузвельт послал телеграмму Сталину, в которой, подчеркнув «крайнюю срочность дела», просил принять офицера штаба Эйзенхауэра для обсуждения положения «…на западном фронте и вопроса о взаимодействии с восточным фронтом. Мы будем сохранять полную секретность»[255].
Эйзенхауэр 29 декабря направил в Москву своего заместителя — главного маршала авиации А. Теддера. Однако тот задержался в пути из-за неблагоприятной погоды. Поэтому У. Черчилль 6 января 1945 г. от имени союзников обратился к Сталину с посланием: «На западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного Командования могут потребоваться большие решения. Вы сами знаете по Вашему собственному опыту, насколько тревожным является положение, когда приходится защищать очень широкий фронт после временной потери инициативы… я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января и в любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть… Я считаю дело срочным».
Сталин ответил на следующий день. «К сожалению, главный маршал авиации г-н Теддер еще не прибыл в Москву. Очень важно использовать наше превосходство против немцев в артиллерии и авиации. В этих видах требуется ясная погода для авиации и отсутствие низких туманов, мешающих артиллерии вести прицельный огонь. Мы готовимся к наступлению, но погода сейчас не благоприятствует нашему наступлению. Однако, учитывая положение наших союзников на западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января. Можете не сомневаться, что мы сделаем все, что только возможно сделать для того, чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам. 7 января 1945 г.»[256]
