То, что в СССР Берию высоко ценили именно за его организаторские способности в области экономики, видно вот по какому моменту. С 1934 г. начала выходить Малая советская энциклопедия, в ней были и статьи о политических деятелях тех времен, но далеко не обо всех. Скажем, о Г.И. Петровском, старом большевике, главе законодательной власти Украины, в честь которого город Екатеринослав был переименован в Днепропетровск, статьи вообще нет. Сказалась вторичность Советской власти по отношению к партийной. О партийном хозяине Урала И.Д. Кабакове, в честь которого город Надежинск был переименован в Кабаковск, есть маленькая статья без портрета. О главе партийной власти в Средней Азии А. Икрамове — маленькая статья без портрета. С портретами в энциклопедии давались только статьи о членах Политбюро — о первой десятке руководителей СССР. Но в 1936 г. Берия не был членом Политбюро, работал на окраине СССР, а не в Москве, тем не менее о нем уже дана большая статья и с портретом. У меня нет другого объяснения этому феномену, кроме того, что реальный авторитет Берии в стране, как и у Сталина, был гораздо больше, нежели тот, что давала его должность.
В 1938 г. Берию возвращают в спецслужбы и назначают главой НКВД, в котором тогда были сосредоточены (кроме армейской разведки) все спецслужбы СССР, но Сталин не забывает и о его созидательных способностях: с февраля 1941 г. Берию назначают заместителем главы правительства СССР (тогда Молотова). С началом войны Берия входит в высший орган страны, состоявший из 5 человек, в котором сосредоточилась и исполнительная, и законодательная власти СССР, — в Государственный комитет обороны. Он отвечает в нем не только за разведку и контрразведку, но и за транспорт, производство танков, стрелкового оружия и многое другое. В середине войны Берия становится в ГКО заместителем Сталина по всем оперативным вопросам. С окончанием войны Берии удается избавиться от руководства спецслужбами и заняться только созиданием — с 1946 г. он в должности заместителя главы правительства (Сталина) отвечает за транспорт, тяжелую промышленность, нефтяную промышленность и, главное, за создание атомного и водородного оружия и ракетной техники. Однако в начале 1953 г. Сталин начинает понимать, что спецслужбы СССР предают СССР, и он снова не видит другого выхода, кроме назначения Берии их руководителем. Но не успевает — Сталина убивают. А через три месяца хрущевцы, заманив Берию в засаду, убивают и его.
И невольно напрашивается мысль: если бы Берия не стремился в созидатели, если бы продолжал оставаться во главе спецслужб, то, наверное, СССР имел-бы атомную и водородную бомбы лет на 5 позже, наверное, и Ю. Гагарин полетел бы в космос на 5–10 лет позже, но сохранился бы СССР, и, главное, сохранилось бы его движение к коммунизму. Но это из области «если бы да кабы…».
А сейчас давайте вернемся в 1938 г.
Даже по свидетельству его убийцы Н.С. Хрущева, Берия не хотел возвращаться к работе в органы безопасности. Но лучшей кандидатуры у Политбюро не было…
В НКВД СССР у Берии объем работ оказался огромным. Нужно было продолжить чистку госаппарата и армии от предателей, нужно было разобраться с теми делами, что уже наворотил Ежов, нужно было совершенствовать сам аппарат НКВД, очистить его от сволочи, создать разведку и контрразведку страны, восстановить законность в следственных органах. Тут даже и не скажешь, какое дело главнее.
Берия взялся сразу за все дела, и просто удивительно, как он за довольно короткое время сумел организовать мощную разведсеть, как плотно организовал контрразведку. Дам слово А.П. Паршеву:
«С 1938 г. по 1945 г. Л. П. Берия был народным комиссаром внутренних дел СССР. Он был хорошим наркомом, лучшая оценка в таких случаях — оценка врага.
Сборник «Мировая война 1939–1945», раздел «Война на суше», генерал фон Бутлар.
«Особые условия, существовавшие в России, сильно мешали добыванию разведывательных данных относительно военного потенциала Советского Союза, и потому эти данные были далеко не полными. Исключительно умелая маскировка русскими всего, что относится к их армии, а также строгий контроль за иностранцами и невозможность организации широкой сети шпионажа затрудняли проверку тех немногих сведений, которые удавалось собрать разведчикам…»
Конкретно и лично в СССР за «невозможность организации широкой сети шпионажа» отвечал Л.П. Берия»*.
Разовью мысль Паршева. Для немцев оказалось полной неожиданностью, к примеру, не только то, что СССР уже накануне войны начал переносить военное производство на восток, но и новые виды оружия, в массовых объемах начавшие поступать в армию. К примеру, полной неожиданностью оказались для них танки «KB» и «Т34» — у немецкой пехоты не оказалось никакого оружия против них, и немцы тоже вынуждены были вооружать свою пехоту бутылками с горючей смесью, связками гранат и другими подручными средствами.
Подобная защищенность государственных и военных тайн явилась следствием тщательного подбора Л.П. Берией кадров НКВД. Такой пример.
В феврале 1942 г. УНКВД Вологды задержал немецкого шпиона, и начальник УНКВД начал с немцами радиоигру под кодовым названием «Хозяин». Восемь месяцев немцы снабжались дезинформацией, а взамен посылали в Вологду новых шпионов, деньги, радиостанции, оружие и т. д. Читая отчеты по этому делу, можно было предположить, что начальник УНКВД Вологды был каким-то «опытным чекистом, профессионалом». По результатам это действительно так, но по биографии этого не скажешь. Как следовало из биографической справки: «… начальник УНКВД по Вологодской области майор Галкин Лев Федорович. 1908 г. рождения, член КПСС, образование незаконченное высшее. С 1925 по 1932 г. работал на различных предприятиях гор. Москвы. В органах госбезопасности с 1938 г. С 1938 по 1941 год работал заместителем начальника, а с 1941 по 22/111945 г. — начальником УНКВД— УН КГБ Вологодской области». То есть Л.Ф. Галкин — это чекист, так сказать, «бериевского» призыва, а таких призвали в НКВД только в 1939 г. 14506 человек (45,1 % всей численности оперативных сотрудников). Л.П. Берия «дочистил» аппарат НКВД, навел в нем относительный порядок и в вопросах ведения следствия.
Вот уже упомянутый Бенедиктов рассказывает о своих приключениях. Его вызывают в НКВД, а там:
«Интеллигентный, довольно симпатичный на вид следователь, вежливо поздоровавшись, предложил мне сесть.
— Что вы можете сказать о сотрудниках наркомата Петрове и Григорьеве (фамилии по соображениям этики изменяю. — И.Б.)?
— Отличные специалисты и честные, преданные делу партии, товарищу Сталину коммунисты, — не задумываясь ответил я. Речь ведь шла о двух моих самых близких друзьях, с которыми, как говорится, не один пуд соли был съеден…
— Вы уверены в этом? — спросил следователь, и в его голосе, как мне показалось, прозвучало явное разочарование.
— Абсолютно, ручаюсь за них так же, как и за себя.
— Тогда ознакомьтесь с этим документом, — и у меня в руках оказалось несколько листков бумаги.
Прочитав их, я похолодел. Это было заявление о «вредительской деятельности. в наркомате Бенедиктова И.Л.», которую он осуществлял в течение нескольких лет «по заданию германской разведки». Все, абсолютно все факты, перечисленные в документе, действительно имели место: и закупки в Германии непригодной для наших условий сельскохозяйственной техники, и ошибочные распоряжения и директивы, и игнорирование справедливых жалоб с мест, и даже отдельные высказывания, которые я делал в шутку в узком кругу, пытаясь поразить друзей своим остроумием… Конечно, все происходило от моего незнания, неумения, недостатка опыта — какого-либо злого умысла, естественно, не было да и не могло быть. Все эти факты, однако, были сгруппированы и истолкованы с таким дьявольским искусством и неопровержимой логикой, что я, мысленно поставив себя на место следователя, сразу же и безоговорочно поверил во «вредительские намерения Бенедиктова И.А».Но самый страшный удар ждал меня впереди: потрясенный чудовищной силой лжи, я не сразу обратил внимание на подписи тех, кто состряпал документ. Первая фамилия не удивляла — этот негодяй, впоследствии получивший тюремное заключение за клевету, писал доносы на многих в наркомате, так что серьезно к его писаниям уже никто не относился. Когда же я увидел фамилии, стоявшие на втором и третьем месте, то буквально оцепенел: это были подписи Петрова и Григорьева — людей, которых я считал самыми близкими друзьями, которым доверял целиком и полностью!
— Что вы можете сказать по поводу этого заявления? — спросил следователь, когда заметил, что я более-менее пришел в себя.
