Мы шли к почтамту всегда пешком по бульварам: Петровскому, Страстному, Сретенскому. Я едва поспевала за Кимом, который был неутомимым ходоком. При подъеме от Трубной площади к Сретенке я и вовсе не могла угнаться за ним и пищала: «Не беги». Возвращались мы тем же путем или на такси, если ноша была тяжелой.
Дома, сортируя газеты, Ким всегда раздражался, так как приходили они в обратной последовательности. Так, например, 1 февраля он получил номера от 15, 16, 19, 20 января, а 8 февраля — от 5, 7, 10 и 18 января. Кураторы его уверяли, что в таком порядке газеты присылают из-за границы (кажется, в этом их убедили на почтамте). И газеты, и журналы были либо скручены в рулоны, либо сложены гармошкой. Ким, обстоятельный во всем, расправлял их, укладывая между тяжелыми атласами, и сверху водружал чугунный утюг.
На следующее утро он вытягивал из-под пресса один экземпляр «Таймс», сгорая от нетерпения приняться за кроссворд, который называл гимнастикой для мозгов. Эти кроссворды были необычайно сложными, не имеющими ничего общего с нашими. Подаренную кем-то книгу подобных нашим английских кроссвордов Ким сразу отбросил — слишком легко и скучно. Однажды куратор попросил прочитанные Кимом газеты для какого-то англичанина, который потом спрашивал:
— Кто этот гениальный человек, который разгадывает все кроссворды? Я, прожив всю жизнь в Англии, до сих пор не могу понять их принципа.
Услышав это, я обрадовалась, мне стало легче мириться с собственной тупостью, так как и я не могла разобраться в системе и логике построения кроссвордов даже после объяснений Кима. Ему же удавалось разгадать любой кроссворд до конца, не оставив ни одной незаполненной клеточки.
Мой Ким буквально светился от счастья и любил напевать:
— Every day is a holiday because I married to you [48].
Я и сейчас вижу его лицо, яркие искристые глаза, слышу, как он заливисто смеется моим шуткам, запрокидывая голову. В письме Грэму Грину от 6 июня 1980 года он писал: «Итак, тебе не по душе твои 75. Мне до этого рубежа еще семь, так что могу выразить тебе лишь сочувствие. Мой собственный шестой десяток оказался наиболее счастливым по сравнению с любым другим периодом. Работа идет довольно успешно, насколько позволяют вынужденные ограничения избранной мною профессии, и моя личная жизнь — такая богатая смесь всего, что мне по силам: никаких утомительных общественных обязательств и достаточно путешествий, чтобы по достоинству оценить родные пенаты, ожидающие моего возвращения. Полученное воспитание подсказывает мне, что восхвалять свою жену — это дурной тон (наша 10-я годовщина в сентябре — боже мой!). Так что я просто скажу, что и теща у меня тоже замечательная».
— Я так счастлив с тобой! — без конца повторял он, изумленно качая головой. — У меня никогда не было такой женщины.
Я не разделяла его восторга, считая себя заурядной личностью.
— Ты не можешь этого понять, — говорил он и пытался объяснить: — Мне никто никогда ничего не давал — все только брали.
А мне казалось, что его просто невозможно не любить, поэтому так хотелось доставлять ему радость!
— Ты так много делаешь для меня, — удивлялся он. Мою естественную заботу, каждую мелкую услугу он принимал как большой подарок. Возможно, для кого-то другого я бы и не стала делать того, что с удовольствием делала для Кима, который сам излучал такую доброту, что она казалась осязаемой.
Иллюстрации
Ким Филби в возрасте 7 лет
Ким Филби с отцом и арабскими детьми в Эр-Рияде
Выпускник Кембриджа. Ким Филби в 1933 г.
Ким Филби, Бейрут, 1962
Энтони Блант
Дональд Маклейн
Гай Берджесс
Джон Кернкросс
Ким Филби на пресс-конференции 8 ноября 1955 г.
Ким Филби, 1960-е
Руфина Пухова-Филби и Ким Филби
Ким Филби и Джордж Блейк
Ким и Руфина Филби
Удостоверение к знаку Почетного сотрудника госбезопасности
Ким и Руфина Филби на отдыхе
Ким Филби на московской улице
Ким Филби за чтением газет в московской квартире
Ким Филби в Музее разведки КГБ СССР
