Яд сделал свое дело. Несколько часов Виолетта провела, прислушиваясь к хрипам и стонам родителей, изредка заходила в их спальню. Когда отец с матерью затихли, Виолетта обыскала дом в поисках денег, но обнаружила всего три тысячи франков. Она захлопнула за собой дверь квартиры и исчезла в ночи.
Целые сутки она бесцельно бродила по городу и возвратилась домой вечером 22 августа, чтобы довести дело до конца. Мертвый отец лежит в постели. Подушки запятнаны кровью. Мать свалилась на пол и находится в бессознательном состоянии; Виолетта волоком подтаскивает ее к кровати, затем укладывает рядом с отцом и раздевает. После этого открывает газ и будит соседей. Ее родители, объясняет она, покончили с собой. Только что, придя домой, она обнаружила их мертвыми.
Полиция тут же устанавливает, что о самоубийстве не может быть и речи. Цифры на счетчике свидетельствуют, что с момента последнего снятия показаний расход газа был весьма незначительным. Кроме того, у госпожи Нозьер характерные признаки отравления ядом. На следующий день полицейские приводят Виолетту к постели лежащей без сознания матери. Охваченная паникой, Виолетта в ужасе убегает. Теперь нет сомнений, преступление совершила она.
Виолетту арестовали пять дней спустя. Ее привел в полицию мужчина, к которому она подошла на Марсовом поле и который узнал ее по портрету, помещенному на первых полосах газет.
Председатель суда говорит долго, но внимание публики ни на минуту не ослабевает. Одно дело все знать на газет — пресса постаралась и не раз писала о преступлении. Другое дело слушать перечисление подробностей здесь, в присутствии смертельно бледной девушки, подавленной пристальным вниманием к своей особе.
Председатель суда Пейр снова обращается к Виолетте. С трудом скрывая обуревающие его чувства, он спрашивает ее:
— Когда родители на ваших глазах поднесли к губам стаканы с ядом, вы не попытались остановить их, зная, что убиваете?
Виолетта не выдерживает; с громким воплем она падает на пол:
— Оставьте меня, оставьте меня в покое!
Ее защитник метр де Везин-Ларю пробует успокоить подзащитную. Виолетту уводят, и доктор Си-кар, врач Дворца правосудия, делает ей укол. Через несколько минут она возвращается на скамью подсудимых. Шляпка потеряна, волосы всклокочены. Она бела как мел. Пейр снова переходит в наступление:
— Почему после неудачной попытки в марте вы снова покушались на жизнь родителей в августе? Скажите об этом господам присяжным.
Виолетта теряет сознание. Судебное разбирательство вновь прерывается. Когда обвиняемая возвращается в зал, председатель суда спрашивает доктора Сикара, можно ли продолжать заседание.
— Думаю, можно, господин председатель. Она мне только сказала: «Как это жестоко!» На что я ответил: «Это как горькая пилюля, которую надо проглотить».
В зале раздается чей-то смех. Пейр не смеется. Ледяным тоном он произносит заключительные слова:
— Я напрасно пытался найти хоть какой-то факт, могущий служить смягчающим обстоятельством. И ничего не обнаружил. Если подобный факт есть, я разрешаю вам сказать о нем, девица Нозьер.
Девица Нозьер! Унизительное обращение. Виолетта поднимается с места. По-видимому, она глубоко взволнована:
— Господин председатель, я прошу у вас прощения, я прошу прощения у всех за то, что сделала. Я молю, чтобы мать простила меня!
Впервые публика почувствовала нечто вроде сострадания. Заседание заканчивается после допроса свидетеля Дерона, врача, ставшего невольным соучастником Виолетты. Но Дерону почти нечего сказать, или он не желает говорить. Он предусмотрительно ссылается на недопустимость нарушения профессиональной тайны.
Одиннадцатого октября 1934 года до предела возбужденная толпа берет Дворец правосудия приступом, заполняя внешние галереи, которые ведут в зал присяжных. Желающие попасть сюда прибывают на глазах, и, чтобы сдержать их напор, приходится вызвать роту республиканских гвардейцев.
Все хотят присутствовать на сегодняшнем заседании, во время которого юной отцеубийце Виолетте Нозьер предстоит встретиться Лицом к лицу с матерью и любовником.
Те, кто рвется в зал заседаний, громко бранится между собой, иногда, чтобы занять местечко, в ход пускаются даже кулаки. Всех их привлекает острый запашок преступления и прелюбодеяния. Да, Виолетта околдовала публику, как она околдовала поэтов, которые превратили ее в жрицу свободной любви. Сюрреалисты посвятили ей восторженную книжицу, где собраны стихи Андре Бретона, Бенжамена Пере, Поля Элюара. Поль Элюар написал следующие строки, посвященные обвиняемой в кровосмесительстве:
Виолетта пыталась распутать
И распутала
Ужасный змеиный клубок
Кровных связей.
Однако все уверены, что кровные связи вновь сплетутся в тугой узел, когда Виолетта встретится с матерью. После той ночи, когда было совершено преступление, они виделись всего один раз. Это было около года назад в больнице Сент-Антуан, несколько дней спустя после того, как мать пришла в сознание. Ужасная сцена. Виолетта упала перед ней на колени, умоляя простить ее. Монотонным, глухим голосом, словно доносившимся из могилы, госпожа Нозьер произнесла;
— Я прощу тебя только после твоей смерти.
Госпожа Нозьер не захотела присутствовать на открытии процесса. Но сегодня она заняла свое место—на ней густая, черная вуаль, скрывающая лицо. Когда председатель суда Пейр вызывает ее для дача свидетельских показаний, она отбрасывает вуаль, открывая изможденное лицо, на котором лихорадочно горят глаза,
— Госпожа Нозьер, — спрашивает председатель, — можете ли вы сообщить господам присяжным причины, по которым вы решили выступить истицей?
— Чтобы найти сообщников преступления и обелить память мужа, — отвечает Жермена Нозьер твердым и спокойным голосом, — Я любила мужа, И не в силах вынести, чтобы кто-то, даже родная дочь, чернил его.
Выступать истицей против собственной дочери нелегко. И наверное, поэтому после недолгого молчания мать Виолетты Нозьер произносит:
— Я больше не испытываю ненависти к моему несчастному ребенку!
«Несчастный ребенок» на скамье подсудимых прячет лицо в ладонях.
Госпожа Нозьер убеждена в наличии сообщников. По ее словам, Виолетта не могла без посторонней помощи раздобыть яд и составить подложное письмо, якобы подписанное доктором Дероном, Кроме того, она сомневается, чтобы у дочери хватило сил поднять ее, лежащую в бессознательном состоянии на иолу, и уложить на кровать. Нет, у Виолетты определенно был сообщник. И Жермена Нозьер знает его имя — Жан Дабен, любовник дочери. А вот доказательство: как-то встретившись с Дабеном, несчастная Женщина заметила, что у него на пальце красуется перстень ее мужа.
Напряжение в зале возрастает. Всем известно, что в момент совершения преступления Дабен был далеко от Парижа, в Бретани. А перстень ему подарила Виолетта, выкрав его у отца. Она действительно проделала все в одиночку. Но мать не может свыкнуться с этой мыслью, не может взглянуть правде в глаза.
На вопрос председателя Пейра госпожа Нозьер отвечает, что Виолетта прекрасно знала о их сбережениях, о тех ста восьмидесяти тысячах франков, которые хранились в банке.
— Вы допускаете мысль, что ваша дочь решилась на убийство в надежде получить эти деньги?
— Конечно, господин председатель, я так пола гаю, — дрожащим голосом произносит госпожа Нозьер.
Председатель обращается к обвиняемой:
— Виолетта Нозьер, что вы можете сказать по поводу показаний вашей матери?
Виолетта вскакивает и кричит: — Мама! Мама! Госпожа Нозьер поворачивается к дочери и, громко рыдая, протягивает к ней руки.
— Виолетта, дочь моя, то, что ты сказала о своем бедном отце, — немыслимая, ужасная ложь, но могу ли я забыть, что ты мое дитя?!
Виолетта тянется к матери. Будь это возможно, они упали бы друг другу в объятия. Пейр в затруднении. Он обращается к Жермеие Нозьер:
— Вы свободны, мадам. Суд благодарит вас и искренне сочувствует вашему горю.
Госпожа Нозьер на мгновение останавливается перед присяжными. Заломив руки, она молит:
— Пожалейте! Пожалейте мое дитя!
Зал оцепенело молчит. Каждый спрашивает себя, что еще может произойти, чем кончится вся эта мелодрама.
Один за другим выступают психиатры, освидетельствовавшие Виолетту в тюрьме Птит-Рокет. Три психиатра, среди которых особо выделяется доктор Трюэль, главный врач психиатрической лечебницы Сент-Анн. Это его ЗЗбЗ-я экспертиза.
У экспертов сомнений нет. Виолетта полностью ответственна за свои действия. Она не страдает душевными заболеваниями. Ее сифилис не сопровождался нарушениями мозговой или нервной деятельности. Скорее всего, подсудимая — обыкновенная девушка, непомерно эгоистичная, мечтающая о свободе и приключениях, лживая, но отнюдь не нимфоманка.
