Алло? Как меня слышите? Совсем не слышите? Ничего удивительного, это вокруг трещат в огне дома, все падает, рушится, вопят люди, которых рубят на куски мечами и кинжалами. Господи милостивый, больше я говорить не в состоянии, извините, возобновим передачу завтра, на сегодня этот мой репортаж, прошу прощения, заканчивается.
16 июля. Студия? Трудно подобрать слова. Иногда стыдишься своего ремесла репортера. Танкред гарантировал жизнь укрывавшимся в городской мечети маврам, но какая-то группа головорезов (говорят, что они были фламандцы) не соблюла распоряжения Танкред а, и в мечети тоже произошла бойня. Кое-кто из кавалеров даже обвинил в предательстве Раймонда де Сен-Жиля за то, что Раймонд сохранил жизнь Ифтихару. Тут все будто бы помешались. Видимо, кровь ударила в голову. Я говорил с Раймондом из Агилеры[368]: «Вокруг мечети кровавые лужи по колено. Танкред вне себя, он полагает себя обесчещенным, поскольку не сумел сдержать слово. Думаю, ни одного живого мавра, ни одного живого еврея не осталось сейчас в Иерусалиме».
Я спрашиваю: по его подсчетам, сколько тут могло быть жертв? Раймонд предполагает: семьдесят тысяч. Думаю, это преувеличение, вполне извинительное при подобном волнении. Насколько я смог разобраться, после изгнания христиан в городе осталось несколько тысяч военных и пятьдесят тысяч мирных жителей. Ходят слухи, что кое-кому удалось спастись через бреши в стене. В общем, я думаю, что за эти два дня было убито сорок тысяч человек. Может, когда-нибудь оспорят нашу с вами оценку, скажут, что в два дня почти что нереально устроить кровавую бойню таких неохватных масштабов. Но вокруг я вижу нагромождение трупов, и зловоние под солнцем делается непереносимым.
Монах, с которым я разговаривал утром, дал мне понять, что эта резня равнозначна поражению. Если целью военного похода было учредить в этих краях христианское царство, следовало бы заручиться пониманием и поддержкой живущих на Святой земле мусульман и мирным отношением близлежащих государств. После случившегося злодейства стена ненависти выросла между маврами и христианами. Ненависть эта проживет теперь долго. Множество лет, а может быть, и веков. Завоевание Иерусалима — не конец. Это только начало длиннейшей войны.
Постойте, два слова перед отбоем. Только что мне сказали, что вчера, во время бесчеловечной бойни, Танкред из Альтавиллы, Роберт Фландрский, Гастон Беарнский, Раймонд из Сен-Жиля, Роберт Нормандский[369] и прочие командиры большой процессией отправились благочестиво возлагать оружие на Гроб Господень и поклониться Господню Гробу, тем самым слагая с себя и обеты. Торжественную речь произнес Готфрид Бульонский. Кажется, это была очень трогательная церемония, и все будто сделались добрее и чище.
Прошу прощения, что не сумел дать прямой репортаж и осветить этот сюжет. Просто в такой мясорубке трудно было отыскать путь к нужной точке. Передача из освобожденного Иерусалима подошла к концу. Я прощаюсь с вами и передаю эфир студии.
Мисс, фундаменталисты и прокаженные[370]
Когда этот номер «Эспрессо» поступит в продажу, наверное, большинство читателей уже забудет о событиях в Нигерии, где погибло более двухсот человек из-за конкурса «Мисс Мира». Этой цифры, думается, достаточно, чтоб не оставить тему без внимания.
А может, ситуация в Нигерии еще ухудшится, даже после перенесения конкурса «Мисс Мира» в Лондон, поскольку всем абсолютно ясно, что прибытие всех этих Мисс в Нигерию было только предлогом, чтобы высвободились страсти и обрели жизнь подрывные планы совершенно иного масштаба. Действительно, невозможно понять, почему в порядке протеста против конкурса красоты следует убивать христиан и сжигать христианские церкви: не епископы же, в самом деле, отвечали за эту инициативу. Но если напряженность еще более усилится, имеет смысл проследить, какой же предлог послужил поводом для столь кошмарной фундаменталистской реакции.
Нобелевский лауреат Воле Шойинка[371], отсидевший, среди разного прочего, тюремный срок за защиту основных свобод в своем не сильно благополучном отечестве, написал об этом статью, и она перепечатана в итальянской «Репубблика». Наряду с некоторыми объяснениями, проливающими необходимый свет на нигерийскую ситуацию, Шойинка заявил (даю краткий пересказ), что не испытывает никаких симпатий по отношению к конкурсам «Мисс», ни к национальным, ни к планетарным, но на фоне озверения мусульман-фундаменталистов считает, что обязан защищать право на внимание к телу и красоте тела. Думаю, будь лично я нигерийцем, я бы почувствовал то же самое. Но поскольку я не нигериец, я хотел бы подойти к этому делу с точки зрения жителя Европы.
Совершенно необъяснимо, с какой стати ханжеское неприятие конкурса девушек в бикини должно привести к убийству двухсот человек, вдобавок не имеющих отношения к конкурсу. Естественно, что при такой формулировке все встанут на защиту девушек… Однако я придерживаюсь мнения, что решение организаторов конкурса «Мисс Мира» насчет проведения мероприятия в Нигерии было огромной гнусностью. Не столько потому, что можно было предугадать, какую это вызовет реакцию, сколько потому, что устраивать ярмарку тщеславия (кстати, стоившую таких денег, что на них можно было бы прокормить целое племя и не один месяц), в такой отсталой стране, как Нигерия, где дети мрут с голоду, а неверных жен побивают камнями — все равно что рекламировать порнографические фильмы в богадельне для слепых или продавать помаду в лепрозории под плакатами с изображением Наоми Кэмпбелл[372].
И пусть не говорят нам, что конкурс красоты — это тоже способ влияния на дремучие умы. В подобных целях подобные средства должны употребляться гомеопатическими дозами, а не превращаться в провокацию и скандал.
Эта история — бестактность, но бестактность, рассчитанная на явно рекламные цели и с жутким цинизмом, — прямо касается каждого из нас и именно в текущий период, поскольку связана с клубком тех проблем, которые принято именовать глобализацией. Я из тех, кто считает, что в каждой десятке явлений глобализации по меньшей мере пять могут быть благотворны, но если уж брать отрицательную сторону глобализации, то она — именно в насильственном навязывании слаборазвитым странам западных стереотипов с целью подвести их к западной модели потребления и привить им потребительские ожидания выше уровня их национальных возможностей. Откровенно говоря, свинство — показывать нигерийцам мисс в бикини, приглашая покупать эти бикини, сшитые голодными детьми в Гонконге. Свинство — навязывать бикини той прослойке нигерийцев, которые сами не голодны, как те дети и как большинство остальных жителей Нигерии, тем, кто нажил деньги, обирая этих остальных голодных жителей и помогая Западу эксплуатировать их и держать в доколониальной бедности.
Так что я был бы только доволен, если бы самые заядлые антиглобалисты доехали до этой Нигерии (белые комбинезоны в равной пропорции с жуткими black block[373]). Белые комбинезоны должны были бы мирно, но энергично надавать пинков организаторам конкурса, раздеть их, как тех девиц, до подштанников, обмазать медом, обвалять в страусовых перьях (или какое там у них пух-перо всего доступнее) и пусть бы дефилировали в таком виде по улицам и площадям Нигерии. А черным «блэк-блокам» надлежало бы встретиться грудь в грудь с нигерийскими фундаменталистами: ведь те продались западному колониализму и жиреют за счет своего недоразвитого государства. Пусть бы «черные маски» высвободили всю свою драчливость, чтобы обезвредить фундаменталистов и не допустить их к карающим акциям. Мы бы имели возможность рукоплескать (в кои-то веки) бравым воителям за мир. Если уж ты такой герой, имей, пожалуйста, храбрость избирать себе соперников пострашнее.
А как же конкурсы «Мисс»? А мисс, под воздействием пропаганды самого мирного крыла антиглобалистов, могли бы (в кои-то веки), крутя своими сексапильными задами (в одежде) пройтись по нигерийским деревням, бесплатно раздавая тушенку и бруски мыла, антибиотики и консервированное молоко. У которой получилось бы красивее — та и стала бы победительницей.
Что же делать с пра-адамитами?[374]
Восемнадцать лет назад, при основании этой рубрики я предупреждал, что не обязательно буду заниматься актуальными событиями. И что если мне приведется перечитывать «Илиаду», я смогу поделиться с читателями своими раздумьями о великой эпопее. Ну вот — в то время как нашу планету сотрясают ураганы разных войн, я нашел в букинистическом каталоге томик, за которым охотился много лет и который считал ненаходимым. Ненаходимым, потому что, как вы сейчас узнаете, эту книгу занесли в список приговоренных к сожжению на костре, и туда же собирались занести автора, и как вы можете вообразить, и типограф, и сочинитель быстро позаботились о том, чтоб уничтожить все имевшиеся в наличии экземпляры. Я купил эту книгу за довольно смешные деньги, не потому что антиквар не понимал степень редкости этого экземпляра, а потому что книжонка сама по себе маленькая, некрасивая, скучно изданная, и никто (за исключением самых узких специалистов) не мечтает приютить ее на своем стеллаже.
