Документальный телесериал Сванидзе «Исторические хроники» («ИХ») — лоскутное одеяло, выдержанное преимущественно в черных тонах. Большая наивность допускать, что с такой скоростью можно штамповать качественный продукт. Только — поделки. Добросовестный исторический труд требует месяцев, а то и лет архивной работы. Даже сверхскоростной Дюма с его «неграми» типа Маке не достигал такой производительности. Так ведь он и не претендовал на высокую историчность и глубину («История для меня гвоздь, на которую я вешаю сюжеты»). Однако, благодаря своему творческому гению он оставил шедевры. Сванидзе со всеми своими «неграми» не может претендовать не только на историчность (и тем более хроникальность: хроника — это лично и скрупулезно ведомая летопись), но и на шедевральность, не говоря уж про гений. Насчет «ИХ» Сванидзе, называн-ных в рекламе ГРАНДИОЗНЫМ проектом: просто ни один добросовестный ученый не сможет с такой (раз в неделю) скоростью клепать полноценные и серьезные серии (читай, часовые фильмы). Потому ни о каком авторском почерке и видении (другое дело конъюнктурный акцент) не идет речи. Так что проект клепально-балабольный. Ну что может рассказать спецподобран-ный либерал о революции или терроре 100-летней давности? Или хотя бы даже Любимов (1918 г.р.) о Мейерхольде (1942 г. смерти)?
Где в сериал Сванидзе, каждая из серий коего больше походит на растянутую филиппику обитателям того света, настоящие историки, политологи и философы? Вечное маячанье профессора Сахарова говорит лишь о заданности и тенденциозности, но никак не об историчности. А вот истеричность — это да, такая особенность в стиле ведущего налицо. А прочие персонажи — все эти актеры, писатели и художники в роли экспертов — никак не тянут на убедительность и весомость. Так же, как и жертвы, а куда чаще дети-внуки жертв «репрессий». Какой от них можно требовать объективности в анализе событий, если для них вся советская полоса сплошь черная, без единой светлой проплешины?
Последователен в симпатиях и антипатиях
— Вернемся в дни сегодняшние. Какие персонажи из «Исторических хроник» поразили вас больше всего?
— Сразу оговорюсь, что кумиров у меня нет. А вот поразили и заинтересовали меня Савва Морозов, Блок, Азеф. Наибольшее восхищение же вызывает Антон Павлович Чехов. Как это ни покажется банальным, но более талантливого и порядочного при этом (что не всегда сочетается!), более обаятельного и харизматичного человека просто трудно представить. Яркого, блестящего, игривого, легкого в общении, очень обаятельного, которого любили женщины и которых он любил. При этом он был умен и печален, как многие большие писатели. На мой взгляд, это самая значимая фигура во всей истории нашей литературы после Пушкина.
— Ваши «Хроники» готовят обывателю массу откровений и открытий: вы снимаете с пьедесталов бронзовых кумиров, показывая их заложниками страстей, вредных привычек и идей, участниками любовных многоугольников. И уже слышны обвинения в том, что-де для Сванидзе нет ничего святого.
— Честно скажу, меня мнение обывателя по тому или иному вопросу совершенно не интересует. Я лишь облекаю свою работу в те формы, которые могут обывателя заинтересовать. Если я что и читаю последние два года, так это мемуары. По ним я заново учу историю. Стараюсь работать исключительно с историческими фактами, документами и версиями, которые мне самому кажутся убедительными и доказательными.
— Конвейерное производство «Хроник» — процесс непрерывный и трудоемкий, поговаривают даже, что вы решили «завязать» с «Зеркалом». Второе якобы ваше объяснение, это то, что ситуация в стране застойна, на ТВ цензура, что нет и не может быть острых политических передач.
— Те, кто так поговаривает, с таким же успехом могут рассказывать о том, что я собрался принять ислам. На сегодняшний день «Зеркало» мне интересно и закрывать передачу не собираюсь! Я действительно сейчас не вижу особо острых политических передач, но это и не так плохо! Острота хороша тогда, когда она объективно обоснованна. А если острота присутствует только для того, чтобы кого-то мимоходом уязвить, ущипнуть и получить за это несколько пунктов рейтинга, то это что-то другое. Безусловно, рейтинг нужен всегда: если меня никто не будет смотреть, то на кой я нужен? Но ради рейтинга ходить колесом я не буду.
— Кого вы никогда не отразите в «Зеркале» даже для дискуссии?
— Людей, которых глубоко не уважаю. Их фамилии называть не буду. Так же, как и фамилии тех, кого глубоко уважаю. Ни оскорблять кого-либо, ни возвеличивать не хочу.
— Но ведь и без фамилий многим известно, с кем вы не дружите или, наоборот, кому симпатизируете. Позвали же вы Чубайса комментировать «Исторические хроники» наряду с Солженицыным.
— Безусловно. Я абсолютно последователен в своих симпатиях и антипатиях. Кстати, больше всего я симпатизирую все же женщинам. Если говорить об Анатолии Борисовиче Чубайсе, то я его глубоко уважаю. Что касается «Исторических хроник», то о судьбе России в двадцатом веке, помимо Чубайса, размышляют писатели Солженицын и Аксенов, режиссеры Кончаловский и Сокуров, политики Егор Гайдар и Александр Яковлев, философ Александр Зиновьев. А среди зарубежных экспертов цикла — бывший госсекретарь США и лауреат Нобелевской премии мира Генри Киссинджер, постоянный секретарь французской Академии наук Э. Каррер д'Анкосс, бывший шеф внешней разведки ГДР Маркус Вольф. Так что Чубайс не единственный, кого я уважаю. Если всех перечислять, то у вас в газете места попросту не хватит.
МГУ в СМИ, 14.05.2004
История уроков не дает
Андрей Максимов. Канал «Россия» начал показ совершенно уникального документального сериала. Один человек хочет обозреть 100 лет российской истории. Этот человек, Николай Сванидзе, у нас в гостях. Известно высказывание, что «история дает только один урок, а именно то, что никаких уроков она не дает». Начав изучать российскую историю, можно какой-то урок из нее взять?
Н. Сванидзе. Строго говоря, я не в последние несколько месяцев начал изучать российскую историю. Я заканчивал исторический факультет. Хотя по специальности в дипломе я историк-западник, но тем не менее я и российской историей занимался, читал даже и курсы по российской истории. И всегда ее любил, и всегда мне это было очень интересно. Это меня всегда зажигало, и с гражданской, и с исследовательской точки зрения.
История, конечно, учит. Другой вопрос, что она, как и всякий предмет, учит только тех, кому это интересно.
А. М. А что самое главное в российской истории XX века для российских же людей?
Н. С. Хороший вопрос. Думать больше, а потом делать.
А. М. А вам кажется, в России это возможно?
Н. С. Это везде возможно. Исторический опыт можно не осознавать, вероятно. Можно не отдавать себе отчета, что ты его осознаешь, но он накапливается, накапливается в генах, в крови, в костях.
А. М. Как вы думаете, за эти сто лет будет ли хотя бы один год веселый, жизнерадостный, год счастья, а не год проблем?
Н. С. Огромный народ, могучая история — такого года, чтобы вообще никого не убили, чтобы все было слава богу, не припомнить. Было все, иногда приятно, иногда менее приятно, но это раскладывается на составные. Стакан ведь либо наполовину пуст, либо наполовину полон. Были годы абсолютно трагичные, скажем война, не одна война, кстати. Я буду об этом говорить, что не менее страшна для России, а по последствиям точно не менее страшна, была Первая мировая война. Вообще, воевали в прошедшем столетии очень много. Были годы стопроцентно трагичные, когда ничего светлого, кошмар один и все. А были годы, когда народ жил. Кстати, наверное, у вас есть родные, которые не без удовольствия вспоминают годы войны. Почему? Потому что они были молоды, потому что они были востребованы, потому что их любили девушки, и они любили. Им приятно это вспомнить. И таких лет много. Всегда влюблялись, всегда рожали детей, поэтому всегда что-то светлое было.
Слушатель. Кто-то из великих сказал, что урок России заключается в том, чтобы научить весь мир, как не надо жить. В чем загадка особой миссии России?
Н. С. Я не думаю, что у России есть какая-то сквозная, на все века историческая миссия. Россия великая страна. Есть и другие великие страны. Но что кадается XX века, это соответствует действительности. Россия действительно своей историей XX века предостерегла мир от страшной трагической ошибки, от обманного пути.
А. М. Как вам кажется, это у нас такая планида все время так жить или так обстоятельства складываются?
Н. С. Я не мистик. Я не думаю, что здесь речь идет о какой-то предопределенности.
А. М. А кто виноват?
Н. С. Так сложились обстоятельства. Так сложились история с географией. В прямом смысле двух слов. И все это выпало на XX век. XIX век был достаточно благополучен в нашей стране, а XX был страшен, тяжел, велик. Так получилось.
