Череп спокойно справился у каждого о самочувствии. Большинство отвечали односложно, а то и вовсе пожав плечами: «О’кей… Неплохо… Хорошо».
Никто не понимал, какой ответ от них ждут на самом деле.
Когда очередь дошла до Тибора, Череп стал необычайно вежлив: «Рубин, – сказал он, сияя зубами, – что бы ты сделал, если бы мы вдруг отправили тебя домой?»
Сложный вопрос. Намерения Черепа неясны.
– А мне почем знать? – ответил Тибор. – Сначала надо туда добраться.
Череп выдержал паузу, затем наклонился вперед: «И все же, что бы ты сделал…?»
Тибор все еще не понимал, что от него хочет Череп. Он внимательно посмотрел на других китайцев, пытаясь найти ответ в выражениях их лиц.
– Что, Рубин, что?.. – повторял Череп, как учитель на экзамене с глупым студентом.
Тибор улыбнулся, но рта не раскрыл.
– Ты готов бороться за мир во всем мире? – терпеливо спросил Череп. – Мы это уже обсуждали, и не раз.
Тибор понятия не имел, что значит бороться за мир во всем мире, но как-то ответить надо было.
– Товарищ Лю, товарищ Лим, – начал он, – я обещаю вам, что если вернусь домой, буду бороться за любой мир, до которого только смогу добраться.
Китайцы посмотрели друг на друга и закивали. Наконец-то Тибор сказал что-то, что устраивало и его, и их.
У китайцев был план; это было совершенно очевидно, хотя непонятно было, хороший или плохой. Раньше людей уже уводили из лагеря – в никуда. Память о Долине смерти, о друзьях, сгинувших во время первой ужасной зимы в «Лагере 5», все еще была свежа, и ребята с большой осторожностью относились ко всему, что хоть как-то намекало на «отъезд» из лагеря. Но сейчас китайцы говорили именно что о возвращении домой. Их вернули в больницу, и там они только и делали, что тихо перешептывались, пытаясь понять значение каждого слова, которое они услышали за последние пару часов.
Опухоль на ноге Тибора сдулась вполовину. Голень и колено терлись о внутреннюю поверность гипса. Он пожаловался китайской медсестре, но та ничего не сделала. Тут ему в голову пришла идея. На маленьких клочках бумаги он стал записывать имена и отделения каждого, кого мог вспомнить, затем бросал бумажки в прорехи гипса. Когда он выписал всех, кого помнил, он обратился за помощью к другим пациентам. Вскоре у него в гипсе было больше сотни имен, каждое на маленьком клочке бумаги. Если китайцы и правда отправят его домой, там найдется много родителей, которые с радостью узнают, что их сыновья живы и здоровы.
Но что, если его обыщут? Что, если китайцы узнают, что он скрыл все эти имена и числа и попытался вывезти их за границу? Тибор лихорадочно порвал несколько страниц Daily Worker, скомкал их и под завязку запихал в свободную полость гипса.
В декабре 1952-го Красный Крест призвал обе воюющие стороны обменяться ранеными в качестве жеста доброй воли. Предложение радушно приняли американцы, но северокорейцы, китайцы и поддерживающий их Советский Союз отказались, настаивая на выдаче всех военнопленных с юга. В конце марта 1953-го был достигнут компромисс: пленники, не желавшие возвращаться в Северную Корею или Китай, будут отправлены на нейтральную территорию, где их статус будет рассмотрен отдельно. Формулировки предложения оказались достаточно размытыми, чтобы удовлетворить обе стороны.
Соглашение назвали «Малый обмен», первой его стадией стал добровольный обмен шести тысяч двухсот северокорейцев и китайцев на шестьсот восемь больных и раненых американцев, британцев и других солдат ООН. Как только цифры были согласованы, обе стороны отвезли своих солдат в Панмунджон. Рядовой Тибор Рубин был одним из ста пятидесяти американских солдат, доставленных под защиту ООН.
Никто, кроме непосредственных участников событий, не знал о «Малом обмене». И даже те, кого, собственно, меняли, не знали, что происходит, до того самого момента, как они прибыли в Панмунджон.
Товарищи Тибора так и не узнали, что с ним случилось после того, как его забрали в госпиталь. Он скрывал свою рану и держался так стойко, что никто из них не знал, насколько серьезной она была. Спустя несколько дней его отсутствия МакКлендон, Буржуа, Уэйлен и Кьярелли решили, что рядового Рубина поймали за воровством и убили.
Пропажа Тибора напомнила его приятелям, что китайцы полностью контролировали их жизнь и смерть, и что чувство безопасности, которое только-только начало в них зарождаться, было абсолютно безосновательным. Вся надежда и воля, которые привнес в их дом Тибор, моментально иссякли. Теперь, когда его не было рядом, не было смысла даже говорить о нем. Его товарищам ничего больше не оставалось, как заключить, что если Бог и существовал, то он был китайцем и он самостоятельно решил судьбу их друга и защитника, неистового патриота, который даже не был американцем, – Рубина.
Возвращение домой, 1953-й
Еврейский капеллан оказался первым западным человеком, с которым заговорил капрал Тибор Рубин в «Деревне свободы» в Панмунджоне. Когда носилки Тибора занесли в палатку, раввин Мюррей Ротман подошел к нему и спросил, как он пережил эти два с половиной года.
– Я знал, как нужно разговаривать с китайцами, – съязвил Тибор. – У меня уже был похожий опыт с нацистами.
Внезапно капрал Рубин стал не просто военнопленным: он теперь американский солдат, который прошел две войны. Родился в Венгрии. Иммигрант. Добровольно отправился в Корею. Даже не гражданин США. Раввин, капитан и персонал госпиталя никогда раньше не слышали ничего подобного.
Репортер из военной газеты Stars and Stripes взволнованно забрасывал Тибора вопросами.
Если сравнивать китайцев с нацистами, кто лучше?
– Китайцы, – отвечал Тибор.
Что они сделали, узнав, что вы венгр?
– Они мне говорят: «Ты венгерский солдат?», а я говорю: «Нет, я американец!»
– А они?
– Они много раз спрашивали, я хочу вернуться [в Венгрию]?
– Я сказать да, но только в оккупационных войсках. Им не понравилось.
– А что, если бы вы вернулись?
– Меня бы повесили на ближайшей яблоне.
– Что самое ужасное в лагере для военнопленных?
– Оказаться там.
История быстро добралась до Штатов через информагентство Associated Press. На следующий день ремарки Тибора уже напечатали в New York Times. В газетах по всей стране публиковали фотографии, на которых его выносили из китайского полевого госпиталя. 22 апреля Имре, который теперь жил в Калифорнии, получил от Western Union телеграмму, в которой сообщалось, что его брат в безопасности в армейском госпитале. Тибор писал Имре, что он «никогда еще не был так счастлив, что он американец», хотя формально он гражданином не был.
Тибор возвращается из лагеря для военнопленных. Тибор оказался одним из первых американских солдат, прибывших в Панмунджон в результате операции «Малый обмен». Фото Фрэнка Прэйтора. Использовано с разрешения, (с) 1953–2014 газета Stars and Stripes
Из Панмунджона Тибора отправили в военные госпитали Сеула, затем Токио, затем Гонолулу. На его ногу обратили внимание только в Токио. Китайский врач очистила берцовую кость, что, вероятно, спасло Тибору ногу, но костные ткани поразил остеомиелит. Рентген обнаружил усыпанные от колени до лодыжки маленькие кусочки шрапнели. Тибору повезло, что его освободили в апреле, иначе инфекция пошла бы дальше по ноге.
Он лежал в специальной палате для военнопленных в Токио, рядом с операционной, когда его внимание привлекла американская медсестра с черными как смоль волосами и улыбкой на миллион долларов. С момента, когда он находился рядом с такой красоткой, прошло несколько лет, посему он крайне обрадовался, когда она остановилась возле него и оглядела. «Тебе не помешает побриться, солдат, – сказала медсестра, изучив его медкарту. – Бритву хочешь?»
Тибор медленно поднял руки и вяло потряс кистями.
– Что, руки не работают?
Тибор слабо покачал головой.
Сестра принесла бритву, мыло, полотенца и чашку с водой. Она намылила ему лицо и мастерски повела бритвой по недельной щетине. Ее улыбка, волосы, фигура и бодрящий чистый аромат вводили его в приятное оцепенение. Его глаза сияли, когда нежная, как у младенца, кожа ее рук прикасалась к его груди и плечам. От отупел от желания, и когда она закончила брить его, он так заволновался, что схватил ее за руку и крепко пожал. «Спасибо вам, спасибо, спасибо», – расплескивал он благодарности.
Поняв, что ее обманули, медсестра сказала стальным голосом: «Ах ты сукин сын! Да ты мог сам побриться!»
Тибор пришел в себя. «Знаю, – подмигнул он ей, – но вы делаете это гораздо, гораздо лучше».
Настроение у него было преотличное, когда армейский санитарный самолет, летевший из Гонолулу, приземлился на военной авиабазе «Трэвис» в Калифорнии. Солдаты в самолете радостно загудели, когда он сначала поставил десять баксов на то, что одна из двух сопровождавших их медсестер поцелует его, а затем пытался уговорить их на это. Медсестры рассказали репортерам, что он умолял их и клянчил поцелуй всю дорогу, но в итоге проиграл свою десятку. Тибор утверждал обратное.
