Я всегда воспринимал свою должность как менеджерскую и считал своей задачей выстроить эффективно работающую систему, а не собственный публичный имидж. Сегодня я вижу, что по некоторым проблемам мне стоило активнее и четче артикулировать свою позицию.
Делают ли меня эти факты членом некоего «теневого правительства»? При мне администрация никогда не стремилась руководить Кабинетом Министров. Я слишком хорошо помню, что противостояние президента Ющенко и премьера Тимошенко после Оранжевой революции закончилось реставрацией власти Януковича. Я предложил создать Национальный совет реформ с одной целью — не допустить раскола во власти в критический момент украинской истории. В то же время нелепо было бы отрицать, что разделение исполнительной власти на две ветви — президентскую и премьерскую ставит Украину в очень непростое положение. Чтобы решить эту проблему, стране необходимо поскорее определяться с формой правления и переходить либо к президентской, либо к парламентской республике.
Украинцы моего поколения пережили три политических революции. Многим пришлось не раз полностью менять свою жизнь и сферу деятельности. За свои 44 года я побывал репортером, телеведущим, рекламистом, издателем, депутатом, медиа-магнатом.
Школы, в которых мы учились, не готовили нас к жизни, наступившей в последние годы существования СССР и тем более после его распада. Мы читали о том, как все устроено в нормальных странах, но решения принимали на свой страх и риск, потому что никто не знал наперед, что работает в постсоветской реальности, а что — нет.
В книге Андрея Шлейфера и Дэниела Тризмана «Without a Map» есть запоминающийся образ. Путник, стоящий в долине, всматривается в горную цепь, на которую ему предстоит взобраться. Конечный пункт маршрута — как на ладони, но между путником и вершиной — густые леса, бурные реки, провалы и ледники. В таком положении находились, по мысли авторов, реформаторы, стоявшие у истоков рыночных преобразований в странах бывшего социалистического лагеря. Но такова же судьба и большинства активных людей моего поколения. Мы знали, куда хотим попасть, но у нас не было карты.
Я родился в Харькове 23 октября 1971 года в семье служащих.
Первая столица Украинской ССР (до 1934 года), во времена моего детства Харьков был городом гораздо больше советским, чем украинским. Специфика производства — крупнейшие городские предприятия и НИИ были частью общесоюзного военно-промышленного комплекса — замыкала партийную и хозяйственную элиту не на Киев, а на Москву. Память о Харькове как о столице расстрелянного в 1930-е украинского возрождения была тщательно стерта советской карательно-идеологической машиной и начала пробуждаться только в годы перестройки.
Мы жили в одном из центральных районов города, на улице Шекспира. Однокомнатная квартира с шестиметровой кухней и совмещенным санузлом. Неподалеку находился городской ОВИР, так что с балкона я мог наблюдать за стайками людей, собиравшихся, чтобы получить разрешение навсегда покинуть Советский Союз. Это называлось «выезд на ПМЖ». Многие из моих одноклассников уехали, кто при советской власти, кто после. География нашего класса — Израиль, Германия, Австрия, США, Канада, Австралия…
Недовольство сложившейся ситуацией, готовность к перемене судьбы окружали меня с самого детства.
Отец был членом партии. В 1979 или 1980 году ему повезло — в составе официальной делегации он посетил Италию, страну с самой сильной в Западной Европе коммунистической партией. Он побывал в Риме, Венеции, Флоренции. После этой поездки отец сильно переменился. Позднее он рассказывал, что в Италии разочаровался в коммунизме — слишком очевиден оказался разрыв в уровне жизни между «здесь» и «там».
Из поездки отец привез множество фотографий. Я и сейчас, бывая в Италии, переживаю эмоциональный всплеск, а тогда эти снимки просто разрывали сознание. Впервые я оказался за границей только в 1994 году.
Родители работали в проектных институтах, не связанных с ВПК. На двоих они зарабатывали рублей триста — триста пятьдесят. Чтобы понимать масштаб цен: в начале 1980-х импортные джинсы на черном рынке стоили 120 рублей, килограмм говядины на колхозном рынке — 4–5 рублей. Жизнь от зарплаты до зарплаты — настоящая бедность.
Мне было 12, когда родители развелись.
Учился я хорошо и имел, как это называлось тогда, активную гражданскую позицию — был заместителем секретаря комитета комсомола по идейно-политической работе, регулярно проводил политинформацию в актовом зале школы. Дважды или трижды докладывал о разложении капиталистического общества в Италии и других странах Запада. Был капитаном школьной команды КВН.
С детства я был запойным читателем газет — это, наверное, передалось мне от отца. Когда мы приезжали на море, я шел к газетному киоску и покупал целую пачку изданий — до сих пор в памяти сохранился характерный запах типографской краски.
В 1986 году я взял рекомендацию у директора школы и пошел работать внештатным корреспондентом в газету «Ленінська зміна», которую издавал обком комсомола. Первая моя заметка была посвящена чрезвычайному происшествию: в фруктовый сад на территории школы забежал дикий кабан. Охотники оцепили место и усыпили зверя. Откуда он взялся, так и осталось тайной.
Следующим пунктом моего маршрута стал «Вечерний Харьков». Основанный в 1969 году во время «шелестовской оттепели»[8], газета издавалась сначала только на украинском (я писал заметки на русском, а потом со словарем переводил их на украинский), потом перешла на двуязычный формат, а сегодня выпускается только на русском.
Жизнь вокруг стремительно менялась. Шла горбачевская перестройка. Один из переломных ее моментов стал пиком моей юношеской карьеры.
В марте 1988 года газета «Советская Россия», выражавшая взгляды самых твердолобых коммунистов, опубликовала статью преподавателя Ленинградского технологического института Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами». Автор протестовала против очернения советской действительности, заступалась за Сталина и коммунистическую идеологию. Статью, воспринятую как удар по Горбачеву, перепечатали почти 1000 изданий по всему СССР и, как мы знаем теперь, целых два дня обсуждали в Политбюро.
Включилась в кампанию и главная газета Харьковского обкома КПСС «Красное знамя», опубликовавшая статью харьковского военного писателя, полностью поддержавшего идеи Андреевой. Это меня возмутило. С высоты своих 16 лет я написал резкий ответ и направил его в редакцию «Красного знамени». Пафос моего довольно пространного текста, приправленного цитатами из песен западных рокеров, сводился к тому, что не нужно тащить молодежь назад в прошлое. В выражениях я не стеснялся и даже посоветовал врагам перестройки, тоскующим о единственно верном «научном учении»: «спросите об идеалах (слово «коммунистических» редактор убрал) у проституток около гостиниц «Харьков» и “Интурист”». То были две самых дорогих харьковских отеля, с валютными барами.
К моему удивлению, статью опубликовали.
Местные хулиганы смотрели на меня с уважением:
— Про проституток ты круто завернул!
У обкома было другое мнение. Особенно партийных начальников интересовало, где газетчики нашли такого автора. Статья была подписана: «Борис Ложкин, ученик 10-Б класса 99-й средней школы». Мне рассказывали, что секретарь обкома по идеологии стучал кулаком по столу и орал на редактора: «Малолеткам слово не давать!»
Статья была большая, заплатили мне за нее пятьдесят с чем-то рублей. А поскольку в апреле у меня было еще несколько публикаций, за несколько недель до окончания школы я установил свой личный рекорд — заработал больше ста рублей за месяц.
Летом я предпринял первую попытку поступить на факультет журналистики Московского университета. Творческий конкурс прошел без проблем — к тому времени у меня было то ли 60, то ли 70 публикаций. На сочинении попытался помочь девушке, с которой познакомился в Москве, — и вместе с ней вылетел с экзамена.
В сентябре 1988-го я устроился в «Вечерний Харьков» ответственным выпускающим. Это была моя первая менеджерская работа. Меня взяли на полставки: работать на полную ставку несовершеннолетним было запрещено.
Представьте себе огромный цех высокой печати, в котором стоят аппараты, напоминающие большие пишущие машинки, — линотипы. За каждым линотипом сидит наборщица — составляет строчки, заполняющие печатную форму. На отдельном линотипе изготавливаются гартовые (гарт — это специальный типографский сплав) стереотипы с фотографиями. Оттиск полосы вычитывают корректоры и дежурный редактор. Пропустил запятую — набирай строку заново. Готовую полосу отсылают пневмопочтой редактору, а от него — к цензору, тоже пневмопочтой. Правка цензора вносится без обсуждений.
