Бродель прямо пишет, что именно Западная Европа «вновь изобрела» и экспортировала античное рабство в Новый Свет, именно её экономические нужды вызвали вторичное закрепощение крестьян в Восточной Европе (в Польше). Капитализм порождает неравенство в мире, поскольку для развития ему жизненно необходимо содействие всей международной экономики. Он и вовсе не смог бы развиваться без услужливой помощи чужого труда.
На примере Броделя мы видим, как добросовестный исследователь, основывающийся на фактическом материале, а не следуя конъюнктурным установкам идеологии, даёт совсем другую трактовку роли эксплуатации в богатстве Запада.
Два слова об истории развития мир-экономики Запада, как она представлена Броделем. Франция могла стать центром этого мира. В XIII веке ярмарки Шампани были почти постоянно действующим местом международных встреч купцов. Сукно и полотно с Севера, из Нидерландов, обменивались на перец, пряности и серебро, доставлявшиеся итальянскими торговцами и ростовщиками. Весьма ограниченных обменов предметами роскоши хватило, чтобы запустить огромный механизм торговли, промышленности, транспорта и кредита, сделав эти ярмарки экономическим центром Европы того времени.
Но установление связи по морю между Средиземноморьем и Брюгге создали прямой и экономически более выгодный путь товарам в обход Франции. Вдобавок итальянцы перестали довольствоваться окраской тканей, поступающих с Севера, а начали сами их выпускать. Последнюю точку на французских приоритетах поставила эпидемия чумы в XIV веке, а Италия приобрела роль неоспоримого центра европейской жизни. Она стала контролировать все обмены между Севером и Югом в Европе, да и обмены с Дальним Востоком тоже.
Но такого благоденствия достигла не вся Италия. С 1380-х годов центром стала Венеция, а её всё время подпирали конкуренты — Милан, Флоренция и Генуя. Не очень спокойное царствование Венеции длилось более века, — пока она продолжала господствовать в торговле с Левантом, являясь основным поставщиком изысканных товаров.
Но в XV столетии опять вмешалась эпидемия чумы! После её окончания Европа обезлюдела, цены на сельхозпродукты падали, а вот на ремесленные товары росли, и в такой ситуации людские ресурсы потекли в города, способствуя их развитию. Стали расцветать лавки ремесленников и городские рынки, и в XVI веке центры развития переместились на уровень международных ярмарок — в Антверпен, Берген, Франкфурт, Медину, Лион.
Наконец, Антверпен потеснил Венецию — сначала он превратился в гигантский склад перца, доставляемого сюда португальцами через Атлантический океан, а потом и вообще подчинил себе торговлю в Атлантике и Северной Европе. Но затем из-за войны между Испанией и Нидерландами доминирующее положение перехватила Генуя, поскольку вывозимое испанцами из Америки серебро, вместо Фландрии, с 1568 года стали направлять в Европу через Средиземное море. Генуя сделалась главным перевалочным пунктом. Далее она стала контролировать международные денежные потоки; объектом сделок стали деньги, кредиты и платёжные средства.
Но и Генуя процветала недолго! Начиная с 1570-х, в Средиземноморье появились корабли с купцами северных стран, которые не брезговали и пиратством, да и в целом не отличались высокой нравственностью. Они набросились на готовые богатства Средиземноморья и захватили их, не гнушаясь никакими средствами. Они наводнили Средиземноморье дешёвыми товарами, зачастую недоброкачественными, однако искусно имитировавшими отменные ткани, производившиеся на Юге. И они украшали свои подделки всемирно известным венецианским клеймом, чтобы продавать их под видом настоящих! А средиземноморская промышленность теряла и своих клиентов, и свою репутацию. (Сегодня нечто подобное делает Китай, наводнивший весь мир подделками, дешёвыми и некачественными.)
Итак, победа Севера Европы, превращение его в центр мира-экономики не объясняется ни лучшим ведением дел, ни естественной игрой промышленной конкуренции, ни религиозной Реформацией. Политика победителей сводилась к тому, чтобы просто занять место прежних победителей, не останавливаясь при этом перед насилием. Эти методы использовались и в дальнейшем, — ведь не секрет, что возвышение Америки есть результат Первой и Второй мировых войн. Кто-то воевал, а кто-то наживался на военных заказах.
В 1590–1610 годах произошло новое перемещение экономического центра европейской зоны — в Амстердам, который затем «держал марку» в течение почти полутора веков. Его долгое господство было связано с тем, что через него шли и товары Севера, и заморские пряности: корица, гвоздика и т. д. из-за быстрого захвата им всех источников этих товаров на Дальнем Востоке. Почти монопольное положение позволяло ему практически в любых делах считаться лишь с собственными интересами, наплевав на интересы других.
Сегодня те, кто живёт в центре мира-экономики, как и прежде, обладают всеми правами над другими. Они считают, что всё, что они делают, морально. Но не дай Бог то же самое сделать другим! Их тут же накажут. Кто сильнее, тот и прав.
Вот основа западной цивилизации.[2]
Исследования Броделя опровергают популярное у нас мнение, основанное на утверждение Макса Вебера, что только Реформация стала причиной расцвета капитализма в странах Северной Европы. Нет, — к северным странам всего лишь перешло «место центра», которое до них было южнее. Норманны хотя бы изобрели дракар, прекрасный маневренный корабль, а голландцы ничего не изобрели ни в технике, ни в теории ведения дел. Амстердам просто копировал Венецию, как позже Лондон копировал Амстердам, а ещё позже Нью-Йорк копировал Лондон.
Бродель отмечает, что во времена господства Амстердама «вторичную зону» составляла остальная часть активно живущей Европы, а именно страны Балтики и побережий Северного моря, Англия, земли Германии, расположенные в долинах Рейна и Эльбы, Франция, Португалия, Испания, Италия к северу от Рима. К периферии же в это время относились Шотландия, Ирландия, Скандинавия на севере; вся часть Европы, расположенная к востоку от линии Гамбург — Венеция; часть Италии, лежащая к югу от Рима (Неаполь, Сицилия), и наконец, по ту сторону Атлантического океана — вся европеизированная часть Америки, составляющая самую далёкую периферию. За вычетом Канады и только что возникших английских колоний в Америке, весь Новый Свет целиком жил под знаком рабства. Также и вся Восточноевропейская периферия, включая Польшу и лежавшие за ней земли, представляла собой зону закрепощения крестьян.
В XVIII веке ярмарка, место периодического обмена товарами, по объёмам и значению уступила бирже, месту регулирования постоянного потока товаров. Деньги твёрдо приобрели «процентную составляющую», в силу чего началось всеобщее европейское экономическое ускорение. Амстердам специализировался на международных займах, к этим же играм подключились Женева, Генуя и Париж; деньги и кредиты всё более свободно перемещались по Европе. Ярмарки стали убыточными: будучи созданы с целью активизации традиционных форм обмена товарами путём предоставления, кроме всего прочего, налоговых преимуществ, они утратили смысл своего существования в период свободных обменов и кредитов. Бродель показывает, что ярмарки продолжали удерживать позиции и даже переживали период расцвета лишь в отсталых областях с традиционной экономикой, в наибольшей степени на Балканах, в Польше, России, Новом Свете.
Между 1780 и 1815 годами центр переместится в Лондон.
Амстердам был последним городом-государством, центром мира-экономики. Новый центр, Лондон — уже не город-государство, это столица большой страны. И вот вам значение географии! На сравнительно небольшой территории возникла развитая транспортная система: морские каботажные пути, что было и в Амстердаме, дополнились плотной сетью рек и каналов, а также был здесь многочисленный гужевой транспорт. Следствием этого стало быстрое формирование национального рынка, то есть товары внутри страны распространялись без таможен и пошлин. Наконец, Англия в 1707 году объединилась с Шотландией, а в 1801 году — с Ирландией, и ёмкость национального рынка подкрепилась мощью национального государства.
Островное положение помогло Англии отделиться от внешнего мира и не допустить вторжения в страну иностранного капитала. В 1558 году, благодаря созданию прообраза Лондонской биржи, Англия обезопасила экономического давления Амстердама, а в 1597 закрытие Стального двора и отмена привилегий его постояльцев положили конец влиянию ганзейцев. Против Амстердама был направлен первый Навигационный акт, изданный в Великобритании в 1651 году.
Начались англо-голландские войны.
В то время Амстердам всё ещё контролировал основную часть европейской торговли, однако теперь уже Англии имела средство давления на него: дело в том, что голландские парусные суда, в силу господствующего направления ветров, постоянно нуждались в заходах в английские порты. Именно этим объясняется та терпимость, с которой Голландия отнеслась к протекционистским мерам Англии; подобных мер она не потерпела бы со стороны никакой другой державы. И вот, Англия сумела защитить свой национальный рынок и нарождающуюся промышленность лучше, чем любая другая страна Европы.
