«Свободный французский народ, уважаемый всем светом, принесет Европе достойный мир», — заявлял Бонапарт в одном из своих первых манифестов. Будущий император был не только успешным полководцем, но и бойким журналистом и энергичным издателем. Именно Наполеон, позакрывавший большинство изданий и оставивший в Париже лишь те самые пресловутые четыре газеты — Le Moniteur, Le journal de L'Empire, La gazette de France и Le journal de Paris, — создал практикуемую порой и по сей день систему управления прессой. Принципы ее просты, как штык: дозировать информацию, плохие новости не сообщать, а про врага — только негатив… Не случайно Клеменс фон Меттерних, австрийский канцлер, напишет: «Для Наполеона пресса стоит трехсоттысячной армии».
Начиная войну, Бонапарт, как это ни парадоксально, громче всего кричал о мире. «Главной идеей Великой армии было установление долгожданного мира в Европе, — говорит этносоциолог и историк Кирилл Серебренитский. — Европейские страны так давно и беспрерывно воевали между собой, что идея создания единой армии, гаранта мира на континенте, не могла не привлекать народы». В общем, как шутили в советское время, комментируя рост военного бюджета в СССР: «Ради установления всеобщего мира на Земле камня на камне не оставим».
С первого дня после перехода российской границы для солдат и офицеров начали выпускать печатаемые в походных типографиях официальные бюллетени. Автором был сам Наполеон, который порой с поля боя диктовал «агитки» своим помощникам и секретарям. Помимо отправки в Великую армию бюллетени отсылались эстафетами в Париж, где отфильтрованные самим же императором новости перепечатывались в газетах. Цензура была настолько жесткой, что доходило до печальных казусов.
Например, когда союзники заняли Париж, они с удивлением узнали, что французы и понятия не имели об исторической битве при Трафальгаре в 1805 году, в которой адмирал Нельсон разгромил франко-испанский флот. Или еще, забегая вперед: не дождавшись окончания битвы при Ватерлоо 18 июня 1815 года, Наполеон отправил в Париж триумфальную реляцию. Правда, попасть в газеты она не успела. Через считаные часы после сообщения о «разгроме английских войск» его армия перестала существовать...
Но вернемся в 1812-й. Всего за этот трагический для французов год было издано двадцать девять армейских бюллетеней. Несмотря на то что тираж их в силу полевых условий был весьма ограничен, эти издания оперативно доставлялись в войсковые соединения. Там бюллетени зачитывались перед строем унтер-офицерами, капралами. Любое упоминание какой-либо воинской части воспринималось солдатами и офицерами Великой армии с неподдельным энтузиазмом. И тем не менее поговорка «Врет, как бюллетень» вошла в армейский лексикон и жива во французском языке по сей день. Не без причины: чем дальше от европейских рубежей уходили воины Великой армии, тем явственнее они осознавали несостоятельность информации, сработанной под диктовку Бонапарта. Важную роль в ее дезавуировании сыграли усилия российского агитпропа.
На удар мы ответим ударом
«Французские солдаты!.. Не верьте больше обманчивым заверениям, будто вы сражаетесь за мир, нет, вы сражаетесь ради ненасытного честолюбия вашего повелителя… Возвращайтесь к себе или примите пока убежище в России…» — призывали листовки, которые французские гренадеры находили на всем пути, пока шли до Москвы. «Германцы! Вы, коих завоеватель пригнал к границам России, покиньте знамена рабства, соберитесь под знаменами отечества, свободы, народной чести…» — обращались русские прокламации к немцам и австрийцам, воевавшим под знаменами Наполеона. Подобные воззвания уже на вторую неделю войны находили у солдат итальянского корпуса Великой армии. Чуть позже — польского, испанского… Как потом признает в мемуарах Филипп де Сегюр, один из наполеоновских адъютантов, русские листовки, регулярно забрасываемые в части Великой армии казаками и партизанами, производили на солдат и офицеров Бонапарта «развращающее» действие.
По большому счету, если бы не извилистая петербургская дипломатия, Россия была бы подготовлена к ведению контрпропаганды куда лучше французов. А так братание двух императоров — Александра и Наполеона — на плоту в Тильзите летом 1807 года спутало все карты. Адам Чарторыйский, возглавлявший министерство иностранных дел России, двумя годами ранее представил царю секретный план. Согласно ему в Санкт-Петербурге создавалась антифранцузская газета Le Journal dе Nord, преобразованная впоследствии в Le Journal de St.-Petersbourg.
Для этого из Брауншвейга выписали типографию Александра Плюшара вместе с самим этим книгоиздателем. Он и стал директором типографии Иностранной коллегии с огромным по тем временам жалованьем: 3000 рублей в год… Не молчал и Священный синод, возмущенный откровениями Наполеона типа: «Мое имя должно жить столько же, сколько имя Бога». С амвонов российских церквей зазвучали проповеди, что Наполеон и есть предтеча антихриста. Почти за полгода до вторжения Великой армии Михаил Барклай-де-Толли, военный министр, направил Александру I доклад, в котором поднимал вопрос о начале антинаполеоновской пропаганды в Европе.
«Самое благоприятное воздействие будут иметь прокламации», — убеждал императора Барклай-де-Толли, предлагавший царю воздействовать по двум направлениям — на население оккупированной французами Европы и «на дух самого русского народа». С этим весьма дискретным докладом, вероятнее всего, связан и проект постановки пропагандистской работы в армии от 16 апреля 1812 года. Предлагалось издавать военные ведомости, чтобы «смешивать все расчеты неприятеля» и «утверждать вообще во всех подданных Его Величества усердие к благу империи». Однако дальше благих намерений ничего не пошло. Видимо, император на тот момент или считал военную пропаганду делом вторичным, или боялся, что чрезмерное возбуждение «духа самого русского народа» рискует оказаться неподконтрольным властям: от освободительной войны два шага до войны крестьянской, то бишь — до пугачевщины.
Впрочем, основания для таких опасений у Александра были. С начала 1812 года в российских губерниях прогремели крестьянские восстания. И шпионы Наполеона доносили ему об этом. Французский историк Эдуар Дрио писал о Наполеоне: «Он думал поднять казанских татар; он приказал изучить восстание пугачевских казаков; у него было сознание существования Украины… Поднять революцию в России — слишком серьезное дело!» Нечто подобное выскажет позднее и сам Наполеон, который признается, что его приближенные предлагали ему подготовить манифест к русским крестьянам, но он не пожелал «разнуздать стихию народного бунта». Не таков был император французов, чтобы провозглашать в стране скифов принципы Свободы, Равенства, Братства. Ведь если довести ситуацию до полного хаоса, то не с кем будет подписывать в России мирный договор.
Не разрушение России было сокровенной целью Наполеона, а примерное наказание Александра I. Correction — так звучит «наказание» по-французски. Наполеон лишь хотел произвести коррекцию политического курса России, придать ему большую антибританскую направленность, а вовсе не рушить здание русской государственности… Ограниченность этой программы и привела к бедности аргументов французского агитпропа по отношению к населению России. Весь акцент сместился у Бонапарта к воздействию на своих — на французов и Великую армию. А на этом фронте очень скоро появились опасные оппоненты.
Пиарщики из Дерпта
«Часто один печатный листок со стороны неприятеля наносит больше вреда, нежели блистательная победа может принести нам пользы», — писали Александру I в конце мая 1812 года два профессора Дерптского университета. Филолог Андрей Кайсаров и экономист Фридрих Рамбах предложили царю организовать при русской армии походную типографию и издавать в ней «ведомости на двух языках, то есть на русском и немецком. Если почтется за нужное, то можно прибавить к тому и польский язык».
И на этот раз Александра I пробило: с его одобрения Барклай-де-Толли выделил Кайсарову и Рамбаху двенадцать типографских рабочих, два печатных станка и шрифты. Плюс еще «денег из экстраординарной суммы». А вскоре у профессоров из Дерпта нашелся влиятельный единомышленник — Михаил Кутузов. Адъютантом полководца и начальником его канцелярии был генерал от инфантерии Паисий Кайсаров, младший брат Андрея Кайсарова. Опираясь на этот админресурс, первые русские пиарщики и развернули свою работу.
Хорошо знавшие Европу и прожившие там немало лет, Кайсаров и Рамбах отдавали себе отчет в сильных и слабых сторонах наполеоновской пропаганды, проводя масштабную контрпропагандистскую кампанию. Листовки — их называли летучие листки — печатались на русском, немецком, французском и испанском. Газета «Россиянин» — на русском и немецком. Самая слабая часть проекта была польской, тут требовался в качестве издателя настоящий, природный поляк. И тогда император лично привлек к работе Михала Огиньского. Да-да, того самого, с именем которого связывают появление национального гимна «Еще Польша не погибла», и автора знаменитого полонеза, первые аккорды которого пропускные автоматы играют сегодня в московском метро, когда безбилетник пытается обмануть турникет!..
