Спросите сегодня любого ветерана-черноморца, где начиналась Малая земля, ответ будет один: «В Геленджике». В этом прифронтовом городке, отделенном от Новороссийска в мирное время просто двадцатью километрами моря или часом езды на машине, формировался десант на Малую землю, отсюда еженощно уходили к ее горящим берегам с подкреплением, продовольствием, снарядами, топливом катера, теплоходы, боты, деревянные баркасы, сейнеры, шаланды «тюлькиного флота», сюда вывозили раненых малоземельцев, и здесь под любыми бомбежками и обстрелами круглые сутки работал хлебозавод — 40 тонн в день для передовой.
Придя на рабочую смену в июне 1942 года, Раиса Ивановна рассталась с заводом лишь через восемь лет, когда избрали ее коммунисты района своим секретарем. Через тридцать лет, обращаясь к молодежи, Раиса Ивановна напишет в городской газете «Прибой»:
«Очень часто, когда я беру в руки мягкую, душистую булку, то вспоминаю тот другой хлеб, который был полит кровью, слезою и потом… Сейчас, когда нам светит мирное солнце, когда хлеб пахнет только хлебом, разве можно забыть о фронтовом хлебе, что пах порохом».
Фашистам была ясна роль этого городка, и они бомбили его беспрестанно. На углу улиц Островского и Кирова хорошим ориентиром для вражеских самолетов служила труба хлебозавода. Часто бомбы ложились прямо на заводской двор. Когда начинался налет, в бомбоубежища не спускались: останавливать производство было нельзя — тесто могло перекиснуть, хлеб сгореть.
А что в те дни значил кусочек хлеба? У женщин, вымешивающих опару, от голода кружилась голова, из толченых желудей пекли они лепешки своим детям, на счету был каждый кусок, каждый грамм муки.
На Малую землю хлеб отправляли в мешках, хорошенько завязывая на дорогу. Радовались, когда наутро мешки пустыми возвращались на завод — значит, дошел хлебушек по назначению, значит, сыты сегодня там, на огненной полосе. Гул воздушных боев над Станичкой и Мысхако был слышен в Геленджике, а с мыса Дооб, из Кабардинки, видна вся в завесах дыма и пожарищ непобежденная земля.
Иногда мешки не возвращались — значит, транспорт не дошел до Малой земли. Иногда мокрый, раскисший, горько-соленый хлеб привозили обратно. Вновь замешивая его, растирая на терках, работницы плакали.
А на Михайловском перевале, где жили дети Никольской, шестилетний Витя стрелял соек, чтобы прокормить трехлетнюю Риту и бабушку.
В одну из февральских ночей Раиса Ивановна подходила к своему дому. У калитки ее остановил матрос:
— Вы живете здесь? — он протянул сложенную опасную бритву. — Я ухожу на тот берег. Останусь жив — вернусь за ней.
Более тридцати лет хранилась в семье Никольских бритва неизвестного моряка…
В Геленджикском музее — несколько фотографий работников хлебозавода военной поры: бригадиров К. Н. Литвиновой, Е. Ф. Ластовки, директора завода В. А. Князева, механика А. У. Крицкого, за боевые заслуги награжденных орденами и медалями. Эти фотографии на музейной стене — рядом со снимками, сделанными в июле 1943 года на Малой земле. Внимательно рассматриваю их и вдруг — знакомые фамилии: санинструктор Н. А. Губина, санинструктор А. В. Бабкова, операционная сестра П. И. Сербина… и еще фото — самодельной мельницы 3-й роты 142-го батальона 255-й бригады морской пехоты — имена, события, что дошли до нас в донесении полковника Л. И. Брежнева.
СУДЬБЫ (Полина Сербина, Антонина Бабкова, Дарья Лазебник)Слишком много лет минуло с тех пор и сложны дороги, которыми шли к Победе, чтобы легким представлялся поиск этих женщин, реальными встречи с ними. И все-таки надежда жила. Беседы с малоземельцами, доброжелательная помощь сотрудников музеев и просто незнакомых горожан, работа в архивах. Наконец…
Встреча первая
В городе Крымске, там, где маленькие нарядные домишки Адагумских переулков воссоздают облик довоенной станицы, в домике с голубыми ставнями живет Полина Иосифовна Сербина-Омелина. Так уж случилось, что станица Крымская, в боях за которую получила она свое боевое крещение, стала ее домом. Входишь — и горькая, героическая память встречает за первым же порогом: музей, стенды с фотографиями, экспонатами, брошюры, книги, газетные публикации, карта битвы за Кавказ.
Это не боевой путь одной семьи, не хроника малоземельцев Омелиных, это любовно воссозданный подвиг народа. Здесь земля Новороссийска, Москвы, Киева, Бреста, Сталинграда. И, конечно же, — Малая земля: слой осколков, мин, снарядов, бомб, порыжевшие солдатская каска, автомат, мина, граната, позеленевший от времени шприц из санитарной сумки медсестры, боевые ордена, медали. И лица, лица, лица — фронтовая молодость поколения.
Два чеканных офорта на стене вместили целую жизнь Полины Иосифовны. Неизвестный матрос с новороссийской набережной и Солдат у Вечного огня на Сопке Героев.
Перед войной, когда на месте Сопки Героев располагался хутор Горишний, Поля Сербина жила здесь в большой крестьянской семье: только детей — десять душ. Работали в колхозе имени 9 Января. Колхоз по тем временам богатый: звуковое кино, духовой оркестр. В десять лет Поля умела ломать табак, нанизывать его на шнуры, пачковать, с сестрами и матерью Анной Ивановной вязала хлебные снопы. В тринадцать лет порадовала семью первыми колхозными премиями за отличный труд во время каникул: поросенок, стулья в избу и материал на сарафан. Умер отец, семье нужна была помощь — она оставила школу, пошла в колхоз.
Незадолго до войны секретарь комсомольской организации колхоза Полина Сербина получила две специальности: техника-животновода и санинструктора. А началась война, ушли на фронт мужчины, и жизнь заставила девушку стать еще и зоотехником, и ветврачом. Колхозные коммунисты приняли Полю кандидатом в члены партии.
Летом 1942 года на заседании правления колхоза Полина отчитывалась о заготовке кормов на зиму, а всего через месяц в лесу у станицы Северской спасала она колхозный скот — тысячу голов, когда выяснилось, что дальше гнать его некуда: дорога на Горячий Ключ уже у немцев. Всего через год судьба солдата привела Полину вновь в Горишний. Пепел и труба на месте родного дома, да еще щипцы, которыми клеймила она скот, да детское платьице в крови — сестренкино…
Сердце окаменело раньше. Если бы оно могло разорваться от горя, оно разорвалось бы еще на Малой земле. Операционная сестра, комсорг медсанроты, сколько горя и смерти видела она за этот год, сколько мучений, страданий, утрат. Кровь людская текла в море, проходя через сердца живущих…
Было нужно — и ползла сестричка к колодцу за водой, припадая к мокрой земле и скрываясь за баррикадами трупов, было нужно — стояла часовым; ежеминутно рискуя жизнью, собирала желуди и мушмулу, чтобы покормить раненых; ночами шла по колоски, научилась не спать, быть храброй в любые моменты, даже когда 500-килограммовая бомба, упавшая прямо в стационар, на глазах прошла сквозь пол, так и не разорвавшись. Такие секунды стоят жизни. Сколько их было у Полины Иосифовны, вошедших в сердце острой болью. Советский моряк на ее глазах бросился с гранатами под прорвавший оборону танк. А 19 матросов, связанных колючей проволокой и заживо сожженных фашистами!
Трудные пережиты дороги: и Керченский десант, и форсирование Днестра, и штурм Сапун-горы, и бои под Балаклавой. За смелость, волю и геройство награждена Полина Сербина двумя орденами Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За отвагу» и другими.
Ей сейчас под шестьдесят. А так и осталась хрупкой, женственной, очень похожей на ту девушку с военной фотографии, которую не портили ни сапоги 42 размера, ни мужская гимнастерка с чужого плеча.
Отслужили в армии сыновья, и в домашнем музее — макет Холмских ворот Брестской крепости уже как память о солдатских буднях сына Геннадия. Заслужена пенсия: всю послевоенную жизнь Полина Иосифовна — рабочая на консервном заводе. Годы мало состарили ее — подвижна, деятельна, вся в энергии, порыве. И в воспоминаниях верна себе. Самое яркое — как шли февральским морем с десантным отрядом на Малую землю и, когда в ночи увидели огни берега, тихо запели «На рейде большом…» Так и запомнились на всю жизнь аккомпанирующий плеск воды за бортом и песня — шепотом, на едином дыхании — последняя мирная минута у огневого рубежа.
Встреча вторая
На столе — две фотографии: русоволосая девушка в морской форме с орденом на груди с группой матросов в дозоре и она же, одна, вдруг улыбнувшаяся корреспонденту. Сделаны они в июле 1943 года между 19 и 29 числами, когда на Малую землю по рекомендации начальника политотдела 18-й армии полковника Л. И. Брежнева приезжала фотокорреспондент «Комсомольской правды» Наталья Михайловна Аснина. Было это как раз в те дни, о которых говорилось в донесении, — когда убирали пшеничку.
