Последний с готовностью согласился на встречу, пригласив наемника и его людей в Мальборо. Но как только они вошли в замок, ловушка захлопнулась. Ворота закрыли, гостей окружили, разоружили и взяли в плен. Перехитрив Фицхьюберта, Джон бросил его в темницу, где тот подвергся пыткам. Вероятно, Маршал надеялся использовать пленника в качестве рычага, чтобы получить Девайз для себя. Предателя-наемника сначала передали графу Глостеру – за 500 марок, потом отвезли к Девайзу, показали гарнизону замка и пригрозили убить, если его люди не сдадутся. Те отказались, и Фицхьюберт, по словам Уильяма Мальмсберийского, был повешен, как обычный преступник, а Джон Маршал показал себя человеком удивительной проницательности.
Союз семейства Маршалов и Солсбери
Подобными махинациями Джон в течение всей гражданской войны добивался преимуществ для себя. На самом деле он не был ни великим героем этого затянувшегося конфликта, ни его главным злодеем. Это был просто амбициозный мелкий дворянин, хитрый, иногда неразборчивый в средствах и желающий использовать смутное время, чтобы забраться вверх по карьерной лестнице. Далеко не все планы Маршала имели успех. В середине 1140-х годов Джон вступил в конфликт с одной из самых могущественных семей Уилтшира – лордами Солсбери (Салисбери). Глава династии Патрик Солсбери управлял одним из главных укрепленных городов региона (Олд-Сарум), и его лояльность во время «анархии» тоже не оставалась неизменной.
Представляется, что ссора между этими видными фигурами западной части страны была вызвана попытками Джона расширить сферу влияния на восток за счет Солсбери. Он желал построить небольшую крепость Лагершолл. Началась междоусобица, сопровождаемая набегами и кровавыми стычками, и стало ясно, что нашла коса на камень. Подробности неизвестны, но представляется, что Джон в конце концов был вынужден пойти на мировую и даже принять какую-то форму подчинения графу Патрику. Между тем эпизод имел одно конкретное и весьма важное последствие: Джон согласился на союз с семейством Солсбери посредством брака.
У Маршала уже была жена, но эта проблема оказалась преодолимой. В XII веке строгая западная церковь всячески стремилась регулировать браки. Чтобы избежать вероятности кровосмесительных супружеств, были официально запрещены браки между членами одной семьи – вплоть до семиюродных братьев и сестер. На практике этот запрет оказался неосуществимым, учитывая чрезвычайно запутанную сеть браков и родства, связывавшую европейскую аристократию. Для многих поиск супруга, который не был бы дальним родственником, оказывался в высшей степени затруднительным. Вместе с тем это означало, что при необходимости кровное родство можно использовать как основание для аннулирования брака. Судя по всему, именно этот метод был использован для расторжения брака Джона с Аделиной (которая почти сразу вышла замуж за мелкого оксфордширского аристократа). А Маршал женился на сестре графа Патрика Сибилле. Этот союз стал эффективным средством примирения. Он положил конец вражде, укрепил социальный статус Джона и дал ему новых наследников. Всего Сибилла родила четырех сыновей и трех дочерей. Ее второй сын родился около 1147 года. Ему дали имя Уильям.
РАННЕЕ ДЕТСТВО
О его раннем детстве почти ничего не известно, за исключением одного бесспорного факта: он благополучно пережил первые годы жизни. В середине XII века это само по себе было немало. По оценкам ученых, в этот период треть младенцев умирала на первом году жизни и еще треть – до достижения пубертатного периода. Подавляющее большинство детей умирало от болезней, хотя их восприимчивость к всевозможным инфекциям усиливалась из-за плохой пищи, условий жизни и отсутствия медицинской помощи. Будучи сыном аристократа, Уильям, разумеется, находился в лучших условиях, но это преимущество, по крайней мере частично, нивелировалось беспокойным миром, в котором он родился.
Средневековые родители хорошо понимали, что их дети могут прожить недолго. Вероятно, они обладали фатализмом, неприемлемым для современных отцов и матерей. Поэтому всегда считалось, что большинство средневековых родителей не стремились к близости со своими отпрысками. Многие авторы полагали, что из чувства эмоционального самосохранения родители дистанцировались от детей. На первый взгляд этот вывод подтверждается свидетельствами, сохранившимися в записях средневековых дознавателей и сборниках, так называемых «чудесных историй» – популярных сказках о вмешательстве свыше, в которых обычно участвовали христианские святые. Такие истории в те времена рождались тысячами. В материалах содержатся рассказы о случайных смертях или ранениях детей, что говорило о недостатки заботы и внимания к ним. Дети падали в колодцы, тонули в реках, их насмерть затаптывали лошади и т. д. К этому следует добавить примеры более чем странной медицинской практики, граничащей с намеренным причинением вреда здоровью. Известный канонист XI века Бурхард Вормсский, к примеру, поведал, что некоторые родители пытались вылечить детей, страдающих от лихорадки, оставив их раздетыми на крыше или, наоборот, положив их в печь, имея в виду, что это было намеренное детоубийство. Можем ли мы сделать вывод, что Уильям Маршал, живший в те дни, когда лишь немногие родители боготворили своих детей, в детстве испытал их безразличие?
По правде говоря, судя по характеру дошедших до нас источников, эмоциональный ландшафт того времени полностью реконструировать не удастся никогда. Нам не постичь глубины любви или горя, которые испытывали в семьях. Тем не менее более поздние исследования предполагают, что родители, жившие девять веков назад, ценили и любили своих отпрысков ничуть не меньше, чем мы с вами. В конце концов, довольно опасно экстраполировать обобщенные выводы на основании произвольных свидетельств, таких как отчеты дознавателей, которые, естественно, имели дело с мрачными сторонами жизни, и чудесных историй, которые имели успех, потому что были шокирующими и трогательными. Более широкие исследования показали, что многие родители испытывали страх и боль, когда их дети заболевали, и жестоко страдали, если дети умирали. Такие эмоции могли быть выражены матерью, рвущей на себе волосы, и отцом, парализованным горем. Начиная с XII века церковь начала предостерегать родителей от «избыточного» траура по умершим детям, поскольку он подразумевал недостаточную веру в Божью волю, – такое действо означает, что эти чувства были широко распространены.
В целом представляется, что имеется небольшая, но важная разница в формах привязанности к детям, существовавших в Средние века и в наши дни. Много свидетельств предполагает, что родители горевали больше при потере единственного или единственного уцелевшего ребенка. Отпрыски высоко ценились, поскольку являлись потенциальными продолжателями родословной. Поэтому смерть единственного наследника, тем более мужского пола, ощущалась особенно остро.
Лорд Шатору
Это чувство нашло мощное выражение в истории, рассказанной энциклопедистом XII – начала XIII века Гиральдом Уэльским, который писал на самые разные темы, интересуясь историей, географией, естественными науками и т. д. История Гиральда создана вокруг замка Шатору, расположенного в исторической провинции Берри (Центральная Франция). Эта крепость тесно связана с карьерой Уильяма Маршала. Согласно Гиральду Уэльскому, безжалостный лорд Шатору взял в плен одного из врагов и, чтобы от него больше никогда не исходило угрозы, ослепил его и кастрировал. Это были жестокие наказания, впрочем небезызвестные в жестоком средневековом мире. Они гарантировали лишение мужчины возможности продолжить свой род и отсутствие перспективы появления мстительного наследника. Изуродованный человек оставался в плену еще много лет, но имел право ходить по крепости. Со временем он изучил все закоулки, проходы и даже лестницы, ведущие на башни. О нем уже давно забыли, окружающие его не замечали, но пленник пылал жаждой мести.
Его гнев в конце концов перелился через край. Когда представилась возможность, искалеченный мужчина предпринял решительные и ужасные действия. Он захватил единственного сына и наследника лорда Шатору, затащил его на вершину одной из башен, закрыв за собой все двери. Там он стоял, отлично видный на фоне неба, угрожая сбросить мальчика со стены. В замке начался хаос. Все бегали и кричали. Согласно Гиральду Уэльскому, «прибежал отец мальчика, и его горе было безмерно. Он предложил пленнику все, что только мог придумать, в обмен на освобождение сына, но тот ответил, что не отпустит мальчика, пока его отец сам не оскопит себя. Отец мальчика продолжал просить, но все было напрасно».
Оказавшись перед страшной дилеммой, лорд Шатору решил пойти на хитрость. Он сделал знак одному из жителей, чтобы тот нанес ему сильный удар в живот, дабы создать впечатление нанесенного увечья, а остальным приказал стонать. Но слепого оказалось нелегко обмануть. Он спросил отца мальчика, где тот чувствует самую сильную боль, и, когда лорд ответил, что в паху, подошел ближе к краю стены, ведя за собой мальчика. Лорда Шатору ударили еще раз, и на тот же вопрос он ответил, что сильнее всего у него болит сердце. И снова пленник ему не поверил. Теперь слепой и его заложник стояли на самом краю. Наконец, отец понял, что больше не должен колебаться. На третий раз, чтобы спасти сына, он действительно отрезал себе тестикулы и крикнул, что сильнее всего у него болят зубы. Слепой сказал, что на этот раз он ему верит, поскольку прошел через это сам. Он сказал: «Теперь я отмщен за все, что со мной сделали… по крайней мере частично. Ты никогда не сможешь произвести на свет другого сына и не будешь радоваться этому».
