Фактически Штрассер оказался в том трагическом положении, когда судьба поставила его перед выбором: либо быть последовательным социалистом и отказаться от национализма, либо быть последовательным националистом и отказаться от социализма. Штрассер явно склоняется к социализму, но и полностью отказаться от национализма он не способен, что и составляет личную трагедию Отто Штрассера и народную трагедию истерзанной войной и внутренними склоками Германии, которая, подобно своему достойному сыну, оказывается перед тяжелейшим выбором. Штрассер так до конца жизни и не сумел сделать выбор между национализмом и социализмом, между буржуазией и пролетариатом. До последних дней он будет сочетать обе эти противоположные идеи, все более и более склоняясь влево, но окончательно разорвать связывающую его с «фелькише» и НСДАП националистическую ниточку он не сумеет [145].
Идеи Штрассера, в отличие от идей Гитлера, столь широкого распространения не получили. Политических партий, ориентированных на идеи Штрассера, в мире на данный момент совсем немного. Штрассер в 1956 году сам основал «Немецкий социальный союз» [146], в идеологии которого социализм полностью доминировал над национализмом, который почти полностью уступает место патриотизму, не связанному с понятием нации. Данная организация, однако, не снискала популярности в народе, поскольку политическая и экономическая обстановка к тому моменту существенно изменилась. Сытая и всем довольная ФРГ 1950-х мало походила на голодную и бунтующую Веймарскую республику 1920-х. Справедливо Ульрика Майнхоф высказалась о послевоенной Западной Германии: захолустье – и мелкотравчатое к тому же [147]. В стране, где стремительно утверждалась двухпартийная система, в которой можно быть либо за левоцентристскую СДПГ, либо за правоцентристский блок ХДС/ХСС, Штрассер был просто не нужен, как равно и любой оригинальный и тонкий мыслитель. Классовая борьба ослабла, а политическая и общественная жизнь в Германии сделалась невыразимо скучной, каковой она и остается поныне. Некоторое время назад там родилась новая правая партия, которая оказалась первой из таковых, снискавшей себе популярность в Германии со времен Гитлера. Впрочем, «Альтернатива для Германии» представляет собой типичную неолиберальную партию, стоящую на позициях рыночного фундаментализма [148] и выступающую за снижение налогов для представителей бизнеса [149] [150], за повышение пенсионного возраста и замену социальной пенсии – пенсией накопительной [151]. Помимо всего прочего данная партия отрицает само существование глобального потепления [152] [153], что сближает её с Республиканской партией США [154] [155] [156]. Эта политическая сила не планирует строительства никакого «национального социализма», а если среди кумиров ее руководителей и есть немцы, то имена им – Фридрих фон Хайек и Людвиг фон Мизес. Партия эта, разумеется, никак не связана ни с «фелькише», ни со Штрассером. Трагическая судьба постигла те штрассеристские партии, что появились после войны в Англии и США: их встретило общественное непонимание, а затем и смерть [157] [158].
Определенный успех идеи Штрассера имели в Италии и Южной Франции, где они, однако, влились в общую широкую парадигму т.н. «левого фашизма» [159] [160] [161]. Нужно сказать, что идеи Штрассера в высшей степени исторически ограничены, ориентированы на краткосрочную политическую практику и теоретически бедны [162]. Впрочем, Штрассер никогда не настаивал на абсолютном и всеобъемлющем характере своего идеологического детища, понимая его истинное место в истории. Именно из-за ограниченности учения Штрассера вы едва ли где-нибудь встретите чистого его последователя, в то время как вероятность найти человека, испытавшего определенное влияние со стороны данного мыслителя, очень высока почти в любой достаточно развитой стране мира. Работы Отто Штрассера оказали довольно большое влияние на формирование политических взглядов Сальвадора Альенде [163] [164]. Также мы предполагаем, что его идеи имели некоторое влияние и на других видных политических деятелей Латинской Америки, хотя это еще и предстоит выяснить [165].
Французский социализм для французской расы [166]!
«Французский социализм для французской расы!» (фр. «Socialisme français pour race français!»). Именно таков был основной лозунг Французской народной партии (фр. Parti Populaire Français) Жака Дорио [167].
В настоящее время данный деятель, оказавший поистине грандиозное влияние на всю политическую обстановку Франции 1930-х годов, остается все еще неизвестным в нашей стране. Одновременно с этим следует заметить, что идеи и воззрения этого великого человека продолжают жить не только в его родной стране, но и проникают в нашу, оказываясь при этом в некотором роде «раскавыченными», то есть лишенными всяческих ссылок на истинное авторство. Данное явление не является некоторой особенностью России, имея место также во многих европейских странах, в то время как причины его очевидны и кроются в противоречивости и всей неоднозначности фигуры Дорио. Поскольку, однако, невозможно подвергать анализу лишь одного человека изолированно от той среды, в которой оформлялись его взгляды, – мы полагаем необходимым ввести читателя в курс дел, царивших в тогдашней Франции.
В начале 1930-х годов произошло зарождение нового идеологического явления, особенно проявившего себя впоследствии на территориях Франции и Бельгии, – получившего название «неосоциализма» (фр. Néo-socialisme). Происхождение данного идеологического направления не представляет никакой загадки и в общих чертах обыкновенно для того времени: тут мы можем обнаружить множество схожестей с ранним фашизмом. Их появление имело весьма схожие причины, тесно связанные с кризисом европейской социал-демократии в период Первой мировой войны и нескольких послевоенных лет. Первый поразивший европейских социалистов раскол был вызван, как известно, вопросом о поддержке национальных правительств в годы войны, в то время как второй призвала к жизни совершившаяся Октябрьская революция. В последующие за окончанием войны годы европейские социал-демократы сумели добиться серьезных электоральных успехов, введя своих представителей в буржуазные парламенты и правительства. При этом, однако, социал-демократические организации стремительно деградировали, постепенно превращаясь из «партий боевой социал-демократии» в аморфные бюрократические структуры. Этот процесс, начавшийся еще в конце девятнадцатого века с деятельности Эдуарда Бернштейна, продолжается и сейчас: именно он ответственен за то, что партии, ранее бывшие реформистскими и социал-демократическими и сохранившие свои названия до настоящего времени, ныне превратились в главных проводников неолиберальной антинародной политики. Такова, к примеру, Социал-демократическая партия Германии, начавшая деградировать раньше всех прочих и превратившаяся к настоящему времени в обыкновенную буржуазную партию, защищающую в Бундестаге интересы крупных капиталистов. Такова же эволюция британских лейбористов и французских социалистов, называть коих таковыми теперь возможно, пожалуй, только в кавычках. Это великое перерождение европейских социал-демократов одновременно притягивало в их организации большое количество представителей рабочей аристократии и мелких буржуа, то есть классических мещан, обывателей, но отвращало представителей радикальной интеллигенции. К последней относились в том числе Бенито Муссолини и Отто Штрассер, именно после Первой мировой войны отрекшиеся от социал-демократов.
